Тем не менее уже 9 (22) февраля сообщение Ставки признало факт окружения части 10-й армии. По опубликованной версии, неудачные попытки противника прорваться на левом берегу Вислы привели к тому, что немцы использовали свое преимущество в железных дорогах, чтобы перебросить превосходные силы в Восточную Пруссию. В результате русское командование приняло решение отвести 10-ю армию к пограничной полосе и далее к Бобру и Неману: «При обозначенном движении правое крыло десятой армии, теснимое весьма большими силами и угрожаемое обходом с правого фланга, принуждено было к весьма спешному отходу в направлении на Ковну. Своим быстрым движением оно обнажило фланг следующего корпуса, который этим был поставлен в исключительно тяжелое положение, выйти из которого удалось лишь отдельным его частям. Остальные корпуса десятой армии, ведя непрерывные упорные бои, медленно отходили по назначенным им направлениям, доблестно отбиваясь от наступавшего противника, нанося ему жестокие потери и преодолевая те неимоверные трудности, которые создал глубокий снег, занесший все дороги»²⁹².

Еще через день, 11 (24) февраля, Ставка официально признала окружение корпуса П. И. Булгакова в составе 29-й пехотной и трех второочередных дивизий при отступлении через Августовские леса. Масштабы поражения легко угадывались. «По показаниям пленных, – гласило сообщение штаба главковерха, – он (то есть 20-й корпус. – А. О.) нанес сильные потери германским отрядам, пытавшимся преградить ему дорогу, в особенности в озерно-лесистых дефиле у Гибны. Отдельные пробившиеся из состава корпуса люди ныне сообщили, что корпус дрался до последнего патрона и полного истощения сил, доблестно отбиваясь на четыре фронта, сохраняя свою артиллерию и ведя с собой большое количество пленных германцев»²⁹³. Передовица «Биржевых ведомостей» под заголовком «Бой 20-го корпуса» в тот же вечер предложила версию о том, что под Гродно был сорван обходной маневр П. фон Гинденбурга, нацеленный в глубокий тыл русского фронта, и заслуга в этом принадлежит погибшему корпусу: «Конечно, этот бой является частным эпизодом, но несомненно, что своей упорной борьбой 20-й корпус остановил поток германцев мимо Немана в обход этой оборонительной линии»²⁹⁴.

12 (25) февраля «Новое время» в статье «Бой 20-го корпуса» попыталось убедить читателя, что еще рано говорить о сдаче соединения в плен и можно ожидать прорыва из окружения хотя бы его части²⁹⁵. Еще менее ясным был официальный обзор положения на фронте, опубликованный в мартовском номере «Военного сборника»: «Части нашей 10-й армии стали отходить назад на флангах под давлением превосходных сил противника, но в центре у Лыка оказали упорное сопротивление, нанеся противнику значительные потери. Но ввиду того, что германцы на южном направлении стали направляться на Граево, а на северном – на юго-восток по направлению Вильковишки – Сувалки, наш центр – XX корпус генерала Булгакова начал отходить, геройски задерживая натиск противника, особенно в районе Августовских лесов, где 29-я дивизия в течение нескольких дней отбивала ожесточенные атаки противника, неся тяжелые потери»²⁹⁶.

«Немногие русские офицеры знают о действительных потерях 10-й армии, – сообщал 1 марта 1915 г. в Лондон подполковник А. Нокс, – а те, которые знают, не будут говорить. Разбирая части с севера на юг в деталях: 73-я дивизия «сильно пострадала», 27-я дивизия исчезла. Из остальных дивизий XX корпуса следующие полки были уничтожены в Августовских лесах: 29-я дивизия – 2 полка, 53-я – 3, 28-я – 1 полк. Заявлено, что «все части вышли из Августовских лесов со значительно сокращенной силой, особенно 84-я дивизия». Я боюсь, что пока мы не услышим другую сторону, мы должны прийти к выводу, что 73-я и 57-я дивизии потеряли значительную часть своего обоза и орудий, и что 27-я, 29-я и 53-я дивизии, возможно, потеряли все. Возможно, 10-я армия потеряла 150 орудий. Количество убитых, раненых и пропавших без вести, винтовки которых также потеряны, не может быть менее 80 000»²⁹⁷.

О характере боев можно было судить по случайной информации, просочившейся в прессу. Так, 17 (30) марта 1915 г. «Утро России» опубликовало статью Ст. Штейнера «Гибель 20-го русского корпуса», напечатанную незадолго до этого в берлинской Lokal Anzeiger. Она содержала довольно точное описание того, что случилось под Сопоцкином: «Ставка в несколько тысяч человек была побита в этой игре. Часть 20-го корпуса была спасена, но это стоило 7 тыс. чел., которые легли на пространстве 2-х квадратных верст. Все эти попытки прорыва являлись чистым безумием и в то же время геройским подвигом, который показывает нам русского солдата в том же освещении, каким он являлся при Скобелеве и в эпоху покорения Кавказа и штурма Варшавы. Из этого видно, что русский солдат может сражаться и даже хорошо держаться. Он выдерживает потери и держится еще тогда, когда смерть является для него неизбежной»²⁹⁸. Немцы заявили, что в ходе наступательной операции ими были захвачены 90 тыс. пленных (позже эта цифра была увеличена до 110 тыс., хотя в реальности составила 56 тыс.), около 300 орудий, несколько сотен пулеметов, три санитарных поезда, значительное количество военного имущества, обозов и продовольствия²⁹⁹.

Вновь германское командование оказалось в состоянии перехватить стратегическую инициативу и нанести ряд дробящих ударов по русской

10-й армии. Окружить и уничтожить ее полностью, как планировал П. фон Гинденбург, не удалось, и он решил компенсировать это за счет русской 12-й армии³⁰⁰. 17 февраля, развивая свой успех в Восточной Пруссии, немцы начали очередное наступление, теперь уже на фронте русских 12-й и 1-й армий, имея в виду получить в результате прочное удержание линии Влоцлавск – Млава – Прасныш – Осовец³⁰¹. Одной из главных целей противника был Прасныш, являвшийся пересечением важных шоссейных дорог и уже несколько раз переходивший из рук в руки³⁰².

Русское командование после того, что случилось с 10-й армией, считало это направление потенциально опасным и собирало силы для прикрытия тылов Варшавы и Северо-Западного фронта. Однако к началу наступления здесь находились лишь 1-й Туркестанский армейский корпус и 63-я пехотная дивизия из состава 27-го армейского корпуса. Эти соединения имели значительный некомплект и уже испытывали сложности со снабжением боеприпасами, прежде всего со снарядами. Для того чтобы поддержать их, сюда были направлены 1-й и 2-й Сибирские армейские корпуса³⁰³. 23 февраля два германских корпуса окружили и атаковали Прасныш, в гарнизон которого входила ослабленная 63-я пехотная дивизия³⁰⁴. Утром 11 (24) февраля город был взят противником³⁰⁵, захватившим около 10 тыс. пленных, 36 орудий и 14 пулеметов³⁰⁶.

Одновременно немцы попытались овладеть Осовцом. Бои под крепостью начались еще 18 февраля, к ней под прикрытием крепостной артиллерии по гатям над незамерзающими болотами отошла часть разбитых в Августовских лесах русских войск³⁰⁷. Русская оборона по реке Нарев и ее притоку Бобру опиралась на цепь укреплений от Новогеоргиевска, у впадения Нарева в Вислу до Гродно, на Немане, недалеко от истоков Бобра: Сероцк, Пултуск, Розан, Остроленка, Ломжа, Осовец. Взятие последнего пункта не только пробило бы брешь в этой линии, но и могло поставить под угрозу один из двух основных железнодорожных путей, по которым шло снабжение Варшавы (Вильна – Гродно – Варшава), проходившем в каких-то 70 км от Осовца. Именно поэтому сюда германское командование перебросило тяжелую артиллерию, которая принимала участие во взятии Льежа, Намюра, Мобежа, Антверпена. Эти подразделения имели не только

11- и 12-дюймовые мортиры, но и 420-мм гаубицы.

Осадный парк был действительно внушительным: 17 батарей – 68 тяжелых орудий, из них одна батарея 420-мм гаубиц (дальность полета снаряда – 14 км, его вес – 106 кг), по четыре батареи 305-мм (дальность полета снаряда – 12 км, его вес – 37 кг) и 210-мм гаубиц (дальность полета снаряда – 11 км, его вес – 21 кг), пять батарей 150-мм гаубиц, три батареи 107-мм орудий. Кроме того, задействована была корпусная тяжелая и полевая артиллерия. В крепости находились 72 тяжелых орудия, в основном образца 1877 г., уступавшие германским аналогам в мощности (от 2,05 до 5,3 кг) и дальнобойности (от 8,3 до 9,6 км). Таким образом, немцы имели возможность безнаказанно обстреливать Осовец тяжелыми орудиями, находившимися вне пределов досягаемости русских пушек. Но ситуация изменилась, когда за два дня до начала осады в крепость из Кронштадта прибыли две морские 6-дюймовые пушки системы Канэ, дальнобойность которых – 13,2 км позволила вести контрбатарейную борьбу. 25 февраля германцы начали обстреливать маленькую русскую крепость, состоявшую из четырех фортов с фронтом обороны 3 на 4 км³⁰⁸.

С 27 февраля немецкий огонь стал ураганным, ослабевать он начал только с 3 марта. Обстрелы чередовались с ударами авиации: на крепость сбрасывали бомбы и металлические стрелы. «Ужасное было впечатление при взгляде на крепость с высот южнее ее во время бомбардировки, – вспоминал один из офицеров гарнизона Осовца, – она вся была охвачена дымом, сквозь который то здесь, то там вспыхивало пламя разрывов, поднимавших высоко вверх фонтаны земли, деревья, бревна, а местами – воды, причем вся земля содрогалась, и от крепости шел сплошной гул, по временам прерываемый грохотом разрывов 12- и 16,5-дюймовых орудий, почему и казалось, что ничто не в состоянии устоять интенсивности и разрушительности бомбардировки»³⁰⁹. Было выпущено около 200 тыс. снарядов, на территории крепости насчитали около 30 тыс. воронок.

«Внешний эффект бомбардировки был грандиозен, – вспоминал участник обороны, находившийся в верках форта, – снаряды поднимали высочайшие столбы земли и воды, образовывали огромные воронки диаметром 8-12 м; кирпичные постройки разваливались, деревянные горели, слабые бетонные давали огромные отколы в сводах и стенах; проволочная связь была прервана, шоссе испорчено воронками, окопы и все усовершенствования на валах, как то: козырьки, пулеметные гнезда, легкие блиндажи стирались с лица земли. Над крепостью нависли тучи дыма и пыли, которые проникали в казематы и затрудняли дыхание людей. Положение еще более ухудшилось, когда начался обстрел 42-см бомбами»³¹⁰.

Против них крепостные укрепления были полностью беззащитны. По счастью, они успели сделать только 30 выстрелов и добиться восьми попаданий. Морские 6-дюймовые пушки 28 февраля несколькими залпами накрыли две германские 420-мм гаубицы и склад боеприпасов к ним. Перед войной Осовец использовался как полигон для практических стрельб офицерской артиллерийской школы. Поэтому, несмотря на немногочисленность гарнизона и проблемы с некомплектом кадров, его солдаты и офицеры были прекрасно обучены. Оставшиеся две 420-мм гаубицы немцы поспешно вывели из зоны огня и больше ими не рисковали. Этим объясняется то, что потери крепости оказались невелики: 12 тяжелых, три противоштурмовых орудия, одна капонирная пушка. Немцы не смогли даже вывести весьма активно действовавшую броневую батарею, хотя в ее районе было обнаружено около двух тысяч воронок³¹¹.

Взять крепость немцам не удалось. В результате Осовец в течение шести с половиной месяцев прикрывал участок в 50 км между 10-й и 12-й русскими армиями. Причиной стойкости этой обороны являлось то, что относительно слабая крепость не была предоставлена собственным силам, не обложена кольцом осады, а долговременные позиции усиливались полевыми оборонительными. Это позволило увеличить глубину реальной обороны до 15 км. Сама крепость, таким образом, превращалась в центральный опорный пункт системы обороны, некое подобие будущих укрепленных районов³¹². Речные преграды на пути возможного немецкого наступления были вполне солидны – полноводный широкий Неман и низменная долина Бобра, изобиловавшая множеством озер, болот, рукавов и стариц. С весны по осень она сплошь покрывалась водой и была почти непроходима. Считалось, что пехота может пройти здесь в нескольких участках только в засушливое лето или морозную зиму. Ополченцы Осовца сложили песню про эти места:

Там, где миру конец,

Стоит крепость Осовец,

Там страшнейшие болота,

Немцам лезть в них неохота³¹³.

Героическая оборона Осовца во многом способствовала успеху русского контрнаступления. Русские войска подходили к городу с востока, юга и юго-запада³¹⁴. К 20 февраля 1-й и 2-й Сибирские корпуса закончили переброску по железной дороге и сосредоточились в районе Сероцка и Острова. К вечеру 23 февраля они подошли к Праснышу приблизительно на 18 км. Однако ввиду того, что 1-й Сибирский корпус был подчинен командующему 1-й армией, а 2-й – командующему 12-й, их дальнейшие действия оказались несогласованными. Командующий 12-й армией генерал П. А. Плеве планировал в результате совместных действий окружить немцев и нацеливал своих подчиненных прежде всего на действия против них, в то время как командующий 1-й армией генерал от кавалерии А. И. Литвинов стремился к сохранению линии фронта. В результате до вечера 24 февраля перед 2-м Сибирским корпусом так и не была поставлена задача по наступлению. Действовать в соответствии с полученным приказом занять Прасныш он начал только 25 февраля. В результате одновременная атака города была сорвана³¹⁵.

13-14 (26–27) февраля 1915 г. в Прасныше шли исключительно упорные бои, успех в которых несколько раз склонялся в разные стороны. К вечеру 27 февраля противник был выбит из города, понеся при этом большие потери: количество пленных на этот день составило 5400 рядовых и 58 офицеров³¹⁶. Отступление было для немцев вынужденным и внезапным, они оставили госпитали, склады, пленных, в окопах лежали незахороненные трупы. Дороги, по которым уходил противник, были забиты брошенным имуществом³¹⁷. Под городом были захвачены 12 орудий, 29 пулеметов, 122 зарядных ящика, аэроплан и обозы³¹⁸. В ряде случае весьма удачно действовала русская кавалерия. Впрочем, успех одной из атак был довольно случайным: 15-й Украинский гусарский полк неожиданно наткнулся на колонну отходившего противника и сразу же атаковал ее, захватив 256 пленных, три легких и одно 100-мм орудие³¹⁹. В целом, трофеи при преследовании были незначительны. Полностью окружить занимавший Прасныш 1-й резервный германский корпус, как и организовать энергичное его преследование, все же не удалось³²⁰.

Тем не менее это был чуть ли единственный успех в маневренной войне на русско-германском фронте, во всяком случае единственный случай крупного окружения немецких войск, сопровождавшегося расстройством тыла и управления. На последнем этапе боев у немцев, очевидно, нарушилось правильное снабжение войск и начались перебои с обеспечением продовольствием и боеприпасами, что немедленно сказалось на их моральном состоянии и привело к росту сдавшихся в плен. «Все дороги, ведущие от Прасныша, – сообщал корреспондент «Русских ведомостей» В. Я. Брюсов, – были заполнены отрядами конвоируемых пленных»³²¹. Напряжение сил русских войск также было исключительно высоким, но достигнутые результаты в Ставке оценивались как скромные. «Обидно, – писал 15 (28 февраля) В. А. Сухомлинову Н. Н. Янушкевич, – что не удалось захватить Прасныш до сдачи наших. Расход патронов под Праснышем громадный. Но он не дал успеха»³²².

Этот скептицизм не помешал штабу главковерха заявить, что 16 (29) февраля он закончил Праснышскую операцию победой, разгромив не менее двух германских корпусов и отбросив неприятеля к границе³²³. 16 февраля (1 марта) было объявлено и общее количество пленных, взятых под Праснышем, – 10 тыс. человек³²⁴. Общие потери противника составили около 13 тыс. человек³²⁵. Эта победа в какой-то степени была компенсацией за предыдущие поражения. Угрозу германского прорыва на этом участке фронта удалось быстро ликвидировать, а 2 марта начался контрудар 1, 12 и 10-й русских армий с целью оттеснить немцев с линии рек Бобр и Нарев назад в Восточную Пруссию. Поскольку удержание этих позиций П. фон Гинденбург считал важным для подготовки своего будущего наступления в тыл русского Северо-Западного фронта, бои приняли чрезвычайно упорный характер³²⁶. Первая половина марта прошла в упорных боях, заставивших противника отступить к границе и перейти по всему фронту к обороне³²⁷.

При наступлении в Восточной Пруссии любой успех и любая неудача покупались весьма дорогой ценой. Немцы отошли на старые, хорошо подготовленные на возвышенностях позиции, укрытые за колючей проволокой. Штурмовать их опять пришлось из болотистых низин, где не было укрытий. «Наступать приходилось по местности совершенно открытой, с подъемом в сторону немецких окопов, – вспоминал участник этих боев, – земля была мерзлая, и цепи, залегая от невыносимого огня, не могли окопаться и поголовно расстреливались… Потери в эти дни были колоссальны… Бой продолжался три дня. Три дня наши части поднимались, расстреливались, ложились и мерзли. В полдень верхний слой земли оттаивал и превращался в грязь. Гренадеры пользовались случаем и руками сгребали оттаивавшую грязь и устраивали род закрытия. К вечеру замерзали мокрые шинели, обращаясь в грязную кору. Винтовки стрелять не могли, ибо облепившая их грязь замерзала и винтовки обращались в дубины»³²⁸. Вскоре наступило теплое время, принесшее с собой распутицу. Даже для подвоза полевых кухонь приходилось использовать дополнительных лошадей. О каких-либо активных действиях в этих условиях не могло быть и речи³²⁹.

«Это уже третье несчастье, которое испытала русская армия в Восточной Пруссии за семь месяцев войны, – писал 1 марта 1915 г. А. Нокс. – Все три взятые вместе лишили нас, пожалуй, 30 генералов, но стоили многих хороших полковых офицеров и до 250 000 чел. Они стоили нам свыше 500 орудий, а также столь необходимых винтовок, снаряжения, всех видов обозов, достаточных для того, чтобы снарядить пять армейских корпусов. Русская поговорка гласит, что если ты гонишься за двумя зайцами, то не поймаешь ни одного. Русский Генеральный штаб начал кампанию с преследованием восточнопрусского зайца, но галицийский заяц с той поры стал гораздо более популярным. Русские офицеры в общем понимают, что Германия – это враг, который должен быть завоеван. Одна партия считает, что необходимым предварительным условием является систематическая оккупация Восточной Пруссии до Вислы, другая – что возможно вторжение в Силезию из Галиции и юго-западной Польши, если Восточная Пруссия будет обложена. Ни одно из этих решений не было принято, но достигнут своеобразный компромисс, возможно, вследствие влияния командиров двух «фронтов» на Верховное командование. Говорят, что Великий Князь – большой сторонник силезской идеи. Если это так – он должен был обложить Восточную Пруссию по линии Неман, Бобр и Нарев вместо того, чтобы посылать 10-ю армию вперед, в пасть германской железнодорожной системы»³³⁰.