ЗАМЕТКИ МЕЖДУ СТРОК
«Родственные узы – I»

Аргос, побережье Хорота.

20 день Первой весенней луны

1294 года от основания Аквилонии.

Лигах в тридцати от устья Хорота, где великая река сливается с Закатным океаном и стоит широко раскинувшаяся на полуострове Мессантия Аргосская, поток совершает плавный изгиб, отмеченный на всех лоциях как «Пинната» или «Сосновый утес». Местечко примечательное: высокий, издалека заметный песчаный откос, на вершине которого в самом деле произрастает древняя, широко раскинувшая толстые ветви красная зингарийская сосна. Чуть пониже начинается россыпь желтовато-коричневых валунов, между которыми пробивается тоненький ручеек, огибающий песчаный склон и впадающий в реку. Кое-кто их жителей Мессантии полагает воду ручейка целебной или, во всяком случае, обладающей необычными свойствами, и иногда предпринимает вылазки к Пиннате. Трудность невелика – подняться на лодке вверх по течению, высадиться, набрать бурдюк родниковой воды и улизнуть. Проделать это все нужно по возможности быстро, ибо Сосновый утес и бьющий на нем источник, хоть и расположены на землях Аргоса, фактически им не принадлежат. Не являются они и зингарскими владениями, ибо граница соседей и вечных соперников Аргоса проходит лигах в пятидесяти к закату, за холмами.

Здесь, возле Пиннаты, начинаются Рабирийские холмы – цепь невысоких, густо поросших лесами гор, тянущихся до широкого плеса, где смешиваются воды Хорота и Алиманы, отмечающей пределы Аквилонского королевства и входящего в его состав Пуантенского герцогства. Три с небольшим сотен лиг Рабиров – земля, не принадлежащая никому. Даже на чертежах, хранящихся в королевских библиотеках, они закрашены тревожным красным цветом, а сбоку имеется непременная пометка: «Сия область издавна считается непригодной для проживания людей». Рабирийский край – бельмо на глазу Аргоса, ибо раскинулся на всей, без того невеликой правобережной области его земель, и постоянная головная боль правителей Зингары, у которых он отнимает добрую десятую часть королевства. Нетронутые сосновые леса, дичь, шкуры, смола и древесина, табуны полудиких коней, возможные рудники по добыче золота и меди, гранитные и мраморные каменоломни – сокровища, доселе недоступные для людей.

В летописях красочно описываются попытки завоевания Рабиров, предпринятые Аргосом и Зингарой. Описания заканчиваются совершенно одинаково: «Большая часть войск погибла, заманенная в хитроумные ловушки, оставшиеся же перебиты в стремительных ночных вылазках. Немногие уцелевшие повредились рассудком, сохранившие же здравость мысли не в силах поведать что-либо вразумительное о сражавшихся с ними. Пленных не взято ни единого».

С зубовным скрежетом и сжимающей сердце яростью правители Полуденного Побережья были вынуждены отказаться от замыслов покорить Рабирийские холмы силой. Самое большее, чего достигли люди – основали полдесятка укреплений и защищаемых ими деревень в полуночной части гор, вдоль правого берега Алиманы, да выстроили несколько хуторов на берегу Хорота, поблизости от Мессантии.

Должно быть, жители Рабиров довольно потирали руки, поняв, что добились своего. Им требовалась полнейшая замкнутость – они ее получили. Надолго ли – время покажет, но пока торговцы и путешественники обходили мирные с виду леса стороной. Полсотни лет назад аргоссцы проложили единственную дорогу через холмы: она начиналась в городке Лерато у устья Алиманы, шла на полуденный закат и завершалась в крепости Ильян на зингарской стороне. Протяженность дороги составляла всего-навсего сорок лиг и пользовались ею с большой опаской. Неизвестно, как обитатели гор отнеслись к ведущему по их земле тракту, однако больших нападений с грабежами и убийствами еще не случалось. Так, отошел кто-то вечером от костерка – и поминай как звали. Должно быть, угодил на званый обед к жителям холмов, став там главным блюдом.

Мозолившие всем глаза Рабиры принадлежали гулям. Известно об этом народе немного, и сведения не располагают к тому, чтобы испытывать к этой малочисленной расе искреннюю приязнь. Гули, порождения тьмы и ночи, похищали неосторожных путников и жителей деревень, пили человеческую кровь, и вообще не производили впечатления добрых соседей. Кое-кто из правителей Мессантии в последнее время начал всерьез поговаривать о том, что лучшим средством избавления от ночной напасти являются меч и огонь. Демон с ними, с лесами – новые вырастим. Зато свои, людские, без всякой нечисти!

* * *

Старая сосна тягуче поскрипывала, когда пролетавший над долиной Хорота ветер раскачивал ее ветви. Этот же ветер раздувал парус тяжело груженной галеры, неспешно одолевавшей речной изгиб. С борта судно отчетливо видели темно-зеленую крону патриарха здешних лесов, но вряд ли могли различить троих созерцателей, безмятежно расположившихся между выступающих древесных корней и валунов. Троица с интересом смотрела вниз, на добротно выстроенный корабль, блестящую под солнцем воду и расстилавшиеся за рекой желтовато-зеленые просторы восходного Аргоса, неспешно обмениваясь замечаниями:

– Надо же, аквилонская…

– С тех пор, как подписали Морской Договор, на реке стало куда оживленней. Снуют, точно водомерки.

– Торговля – дело хлопотливое. Не успеешь вовремя, останешься без дохода.

– Может, и нам стоит присоединиться?

– Оснуем торговый дом «Пинната», – со смешком предложил один из собеседников, похлопав ладонью по шершавой сосновой коре. – Оптовые поставки древесины по низким расценкам. К концу года разбогатеем и переберемся в Мессантию. Я даже подходящее место знаю – на Парусной набережной. Меланталь, хочешь особняк с видом на Закатный океан и гавань Дожей?

– Почему бы и нет? – невозмутимо отозвалась молодая женщина, сидевшая на плоском, похожем на раскрытую ладонь валуне. – Мне нравится Мессантия. С времен, когда я бывала там в последний раз, город наверняка изменился к лучшему.

Она слегка наклонилась вперед, чтобы взглянуть, как галера минует обманчиво спокойное зеркало водоворота, прятавшегося почти на самой середине реки, и размашистым движением головы отбросила в сторону длинные иссиня-черные пряди, пронизанные серебряными нитями. Меланталь не то поседела раньше срока, не то уродилась такой. Ее облик не вызывал удивления у спутников, зато человек, случайно наткнувшийся на обосновавшуюся возле старой сосны троицу, наверняка бросился бы бежать, не разбирая дороги.

Впрочем, в этих местах не бывает людей. Меланталь с приятелями могли спокойно сидеть на берегу, наслаждаясь погожим весенним днем и следя за продвижением корабля под аквилонским флагом.

С первого взгляда трое друзей производили впечатление отправившихся на лесную прогулку и устроивших привал владельцев зажиточного хутора, а может, и обитателей какой-нибудь из порубежных крепостей. На земле лежали сложенные кучей кожаные дорожные сумки, между камней возвышался воткнутый стоймя длинный охотничий лук. Сторонний наблюдатель отметил бы несомненное внешнее сходство праздных зевак, предположив, что они либо состоят в родстве, либо происходят из одного народа. Все трое – невысокого роста, темноволосые, порывистые в движениях, с необычной для уроженцев Полуденных земель бледной кожей, обтягивающей лица с заостренными чертами, какие иногда встречаются у древних статуй, выкапываемых искателями сокровищ в брошенных городах Полуночи.

Догадка полностью соответствовала истине, причем вдвойне: две мужчин доводились друг другу сводными братьями, а Меланталь, их дальняя родственница, была подругой младшего. При том они без особого душевного трепета звали себя «Порожденными Ночью», то есть являлись теми, кого люди Аргоса и Зингары именовали гулями. Эта земля принадлежала им, и они безбоязненно разгуливали по ней – днем, ночью и когда угодно.

– За последние сто лет Мессантия ничуть не изменилась, – ядовито заметил спутник Меланталь, перебираясь на облюбованный ею камень. – Шумная, вонючая, до отказа переполненная людьми…

– И прекрасно подходящая для того, чтобы затеряться, – невозмутимо откликнулся третий собеседник, устроившийся на изогнутом сосновом корне и выглядевший чуть постарше. – Иногда это бывает немаловажно.

Йестиг, как звали приятеля Меланталь, презрительно фыркнул. Он никогда не скрывал пренебрежительного отношения к человеческой расе, стараясь без необходимости не покидать Рабиры и не одобряя привычки сородича подолгу пропадать где-то в городах, собирая на свою голову разнообразные приключения.

Торговая галера благополучно одолела трудный участок реки и скрылась за поворотом. На смену ей из низовьев Хорота явился округлый, пузатый неф, горделиво несший на мачте стяг с золотой башней – гость из Зингары.

– Рейе, – женщина повернулась, чтобы взглянуть на того, кто сидел у подножия сосны – худощавого, стройного мужчину лет тридцати, оценивавшего мир чуть насмешливым взглядом глубоко посаженных бархатно-черных глаз, – мы пришли сюда, потому что ты заявил, будто принял решение. Какое?

– Я уезжаю, – Рейе, чье полное имя было Рейенир, лениво наподдал носком сапога подвернувшийся камешек. Тот нехотя прокатился вниз по песчаному склону и застрял. – Сегодня, ближе к вечеру. Доберусь до Лерато, там попытаюсь сесть на корабль, идущий вверх по Хороту и Тайбору. В Шамаре куплю лошадей и поеду себе на полночь. Оттуда рукой подать до границы с Немедией и до Бельверуса. Легкое приятное путешествие без особых хлопот.

– Зачем оно тебе понадобилось? – Йестиг тоже оглянулся, откровенно возмущенный намерениями Рейе. Сводные братья, хотя и были друзьями, редко сходились во мнениях. – Ради чего? Она ушла от нас, ушла из холмов, не давала о себе знать почти сотню лет! А теперь присылает тебе две строки, полные недомолвок, и ты готов бежать на другой край земли!

– Она моя сестра, – спокойно, как говорят о само собой разумеющемся, ответил Рейе. – Она всегда сама выбирала свою дорогу. Ей лучше с людьми, чем с нами? Досадно, однако таково ее право и ее решение. Я не собираюсь спорить. Но теперь она в беде, и я должен хотя бы попытаться помочь ей.

– Письмо долго добиралось до нас, почти три луны, – напомнила Меланталь. – Многое могло измениться.

– Тем лучше. Значит, просто съезжу в Бельверус и гляну на моих племянников. Любопытно, какое потомство вырастила моя взбалмошная сестрица?

– Она справится без тебя, – настаивал на своем Йестиг. – У нее есть законный муж, полно друзей и покровителей. Что бы там не случилось, твое вмешательство ничего не изменит. Ее письмо – лишь повод, чтобы опять рискнуть жизнью! Когда-нибудь удача тебе изменит, и что тогда?

– Надо полагать, я попаду за решетку или умру, – Рейе беспечно ухмыльнулся, забавляясь горячности собеседника. – Если хочешь, можем спросить, чем закончится мое путешествие. Меланталь, не подскажешь?

Черноволосая женщина из рода гулей только скорбно вздохнула. Она обладала даром видеть будущее, и порой друзья злоупотребляли ее талантом, уговаривая заглянуть на несколько шагов вперед и узнать, что выйдет из ее замыслов. Впрочем, нынешний случай заслуживал того, чтобы попытаться провидеть его.

Йестиг, не дожидаясь просьбы, спрыгнул вниз и отошел в сторону, встав за правым плечом подруги. Рейенир покинул облюбованный сосновый корень, заняв место слева и со сдержанным интересом следя за действиями предсказательницы.

Из болтавшейся на поясе сумки Меланталь вытащила кожаный мешочек, из мешочка – горсть невзрачных с виду камешков, размашистым жестом раскидав их по поверхности валуна. На каждом отшлифованном временем обломке гранита когда-то вырезали знак-символ, могущий обозначать букву, слово или понятие. Чем-то гадательные камешки Меланталь напоминали нордхеймские руны, только их насчитывалось поменьше, около десятка. Женщина провела над ними узкой ладонью, ее лицо стало отрешенно-сосредоточенным.

Серо-желтый цвет камней начал меняться. Йестиг невольно прикусил язык – он видел это маленькое чудо уже сотни раз, и все равно не мог уловить того мига, когда внутри одного из галечных осколков вспыхнула крохотная розовая искра. Меланталь отложила засветившийся камешек в сторону. К нему вскоре присоединились два его собрата, тоже начавшие испускать бледный розоватый свет. Женщина подождала, не засветятся ли и прочие, но те оставались темными.

– Киор, Ниан, Арэт, – перечислила Меланталь символы, выбитые на камнях, и растолковала: – Странствие по дорогам памяти к обретению искомого.

– Теперь точно придется ехать, – с преувеличенным сожалением заметил Рейе. – Не оставлять же дорогую сестрицу на произвол судьбы? Родная кровь, как-никак.

Меланталь и Йестиг переглянулись, мысленно признавшись, что до сих пор не научились точно определять, когда Рейенир шутит, а когда говорит серьезно. Меланталь подозревала, что Рейе никогда не бывает серьезен настолько, чтобы по-настоящему поверить в грозящую опасность или опасаться за свою жизнь. Его младшая сестра, Рингилиан, была точно такой же, и, наверное, именно поэтому предпочла оставить Рабиры, затерявшись среди людей.

Но настал день, когда Рингилиан потребовалась помощь, и Рейе, как всегда иронически посмеиваясь, собрался ей на выручку.

* * *

Спустя два дня в крепость Лерато явился некий путешественник, благополучно одолевший опасный лесной тракт, соединяющий Аргос и Зингару. Сей путник предъявил стражникам у городских ворот подорожную, выписанную на имя Рейенирса Морадо да Кадена, благородного гранда из Кордавы, едущего по собственным надобностям в Шамар Аквилонский. На бумаге имелись все необходимые подписи и печати, оттого не возникло никаких препятствий к тому, чтобы позволить зингарцу въехать в город.

В маленькой гавани Рейенирс прогулялся вдоль причалов, небрежно окликая людей на судах, и вскоре нашел искомое – корабль, идущий в Аквилонию. Уплатив запрошенную мзду в двадцать золотых кесариев, благородный дон заполучил место на «Резвой лани», следующим же утром поднявшей паруса и отправившейся в дальнюю дорогу.

Путешествие по великой реке доставило Рейе большое удовольствие. Особенно ему полюбилась традиция пассажиров собираться по вечерам на верхней палубе, рассаживаясь среди бочек и штабелей плотно набитых мешков, и рассказывать долгие истории, посвященные жутковатым обитателям Рабирийских холмов. Рейенир никогда не пропускал этих вечерних посиделок, частенько выступая в роли повествователя, и сошел на берег Аквилонии в отличном настроении.

В Шамаре его поджидали неприятные новости. Немедию сотрясали последствия недавнего государственного переворота. Посещение Бельверуса теперь представляло изрядную трудность, ибо новый правитель страны, Тараск Эльсдорф, распорядился выставить на границах страны усиленные кордоны для поимки беглых заговорщиков и убийц семьи короля Нимеда Первого. Ограничили и въезд иноземных путников в столицу, а каждого новоприбывшего, по слухам, подвергали тщательной проверке.

Рейе Морадо да Кадена философски пожал плечами, после чего отправился приобретать коней и закупаться провизией для дальнейшего путешествия.