ГЛАВА ВТОРАЯ
Жертва семейных традиций

 
В стране опять неладно,
Простимся до зари.
Последнюю балладу
Пока что повтори…
 

Менестрелю было паршиво. Он внезапно оказался лишенным почти всего из небольшого числа ценимых им вещей. К этим предметам относились: возможность петь, женское общество, наличие денег и хорошая компания.

В данный момент из сего скудного набора наличествовали виола черного дерева и два золотых дублона вкупе с несколькими медными монетками, чудом завалявшиеся в карманах.

Все остальное пребывало в уютном доме в паре кварталов отсюда. На встречу с поспешно брошенным имуществом в ближайшем будущем можно смело не рассчитывать. Вещи что, их потерю легко пережить, постепенно обзаведясь новым пригодным в дороге барахлом.

Но среди всяческого хлама, таскаемого с собой больше по привычке, чем из насущной необходимости, затерялся кошелек. Красивый такой кошелечек, черного бархата, расшитый серебряной нитью. С двумя десятками золотых монет офирской чеканки внутри. Для кого-то такая сумма была мелочью на карманные расходы, но для кого-то – целым состоянием.

Без того унылая песня оборвалась, сменившись сердито насвистываемой мелодией похоронного гимна. Сердиться, собственно, было не на кого. Только на самого себя и на судьбу, решившую слегка пошутить.

А ведь все поначалу так хорошо складывалось!

…В конце нынешней весны странствующий бард Ди Блайи обнаружил, что по горло сыт Иантой Офирской и его творческой натуре настоятельно требуется сменить обстановку. Ианта, конечно, была прекрасным и богатым городом, но слишком многие его обитатели желали слегка подпортить физиономию Блайи, не спрашивая на это позволения.

После некоторых размышлений и подсчета имеющейся наличности Ди Блайи решил, что провести лето на Полуденном Побережье – не такая уж и плохая мысль. Вдобавок, он еще там не бывал, если не считать непродолжительного визита в Мессантию.

Сказано – почти что сделано. На прощание в «Бутоне лотоса» (небольшом, но весьма уютном и недорогом заведении) был устроен шумный кутеж, а еще через пару дней Ианта и Ди Блайи без особого сожаления распрощались друг с другом.

Настоящее имя менестреля, родившегося два с половиной десятка лет назад в маленьком пуантенском городке Блайи, вообще-то было Тейраз. Тейраз Рюделли, если вам угодно. С течением времени название родного городка, по традиции присоединяемое к собственному имени, почти полностью вытеснило последнее. «Ди Блайи», собственно, и означало «родом из Блайи». Некоторые еще добавляли к этому прозвище «Потаскунчик». Блайи, услышав подобное наименование своей особы, всякий раз шумно возмущался и обвинял бесталанных собратьев по ремеслу, старающихся хотя бы по мелочам досадить более удачливому сопернику.

Родители Ди Блайи были мелкопоместными дворянчиками средней руки и пришли в ужас, узнав, чему собирается посвятить свою жизнь их горячо любимый первенец. Неизвестно, что повлияло на его решение. То ли сказки, выслушанные чрезмерно впечатлительным дитятей, то ли стремление любой ценой вырваться из-под опеки любящего старшего поколения.

– Вон из дома! – ревел Рюделли-старший и тут же противоречил сам себе: – Ты выйдешь отсюда только через мой труп!

Матушка, разумеется, рыдала в три ручья и пыталась примирить не в меру вспыльчивых отца и сына. К сожалению – а может, и к счастью – у нее ничего не получилось. Упрямый отпрыск в итоге оказался за воротами загородного поместья, помахал всем на прощание и, не слишком отчаиваясь, двинулся в Гайард – ближайший крупный город.

Вернулся он лет через пять. Не то чтобы прославившийся на все государства Заката и не то чтобы окончательно разочаровавшийся в избранном пути. Скорее, немного поумневший, набравшийся опыта и изрядно призадумавшийся. Прожил в поместье около полугода, а затем снова ушел, не потрудившись сообщить, когда изволит вернуться.

Так и повелось – раз в год Тейраз наведывался домой, приходил в себя, по привычке переругивался с отцом и младшим братом, ставшим законным наследником имения, доводил всех домашних до белого каления и исчезал. Иногда до Блайи докатывались не совсем правдоподобные слухи о его похождениях, и Рюделли-старший, окончательно смирившись с тем обстоятельством, что его старший сынок сошел с ума, махнул на него рукой. Пусть творит, что хочет.

Чем Ди Блайи вполне успешно и занимался.

Он здраво оценивал собственные силы. Конечно, ему никогда не тягаться с Ринальдо Аквилонским или туранцем Абу-ль-Муттаби. Но и посредственностью, вершиной чьих творческих потуг были рифмы «кровь-любовь» или «слезы-грезы», он себя не считал. Надо сказать, не без оснований. Весомым подтверждением его притязаний были звенящие в кошельке монеты и предложения задержаться на годик-другой при чьем-нибудь дворе. Однако Ди Блайи твердо решил осесть на одном месте только после того, как увидит все, достойное внимания в странах Заката. И не торопясь перебирался из города в город, из страны в страну следуя лишь собственным желаниям и любопытству.

Был в жизни Блайи еще один вечно неутоленный интерес. Он любил женское общество. По мнению некоторых, даже слишком. Скорее всего, клеветники завидовали тому, что дамы всех сословий отвечали менестрелю взаимностью. Только вот их мужья и приятели совсем не понимали и не разделяли нежных чувств своих подруг.

Как и большинство уроженцев знаменитой полуденной аквилонской провинции Пуантен, Ди Блайи обладал привлекательной внешностью. «Просто красавчик» (как утверждали женщины), «смазливый до отвращения» (по мнению мужчин). Истина, как водится, лежала где-то посредине. А черноглазый, буйно темноволосый, всегда с насмешливой полуулыбкой Ди Блайи считал, что ему просто несказанно повезло родиться таким, какой есть.

Спасибо за это богам?

Конечно, спасибо! Какие могут быть возражения?

К началу лета Блайи – где своими ногами, где присоединясь к путешествующим торговцам – добрался до места слияния Алиманы и Хорота. Дальше перед ним открывались два возможных пути: вниз по течению Хорота, в Мессантию Аргосскую – либо с торговым кораблем, либо пешком по Дороге Королей, или через Рабирийские горы в Зингару. Первый путь привлекал своей легкостью, второй – загадочностью. Тракт через пользовавшиеся дурной славой Рабиры проложили совсем недавно и ездить по нему отваживались только большими караванами.

Один такой как раз пересек реку и ожидал, не примкнет ли к нему еще кто-нибудь из местных торговцев. Золота Ди Блайи вполне хватило на то, чтобы оплатить место в караване, и дней через пять он пересек невидимую черту между двумя соседями и извечными соперниками – Аргосом и Зингарой.

Торговый обоз направлялся прямиком в Кордаву. Блайи решил, что наведаться в столицу он еще успеет (и, наверное, останется там зимовать), а пока стоит прогуляться по окрестностям. Недаром же столько народу расхваливало ему красоты Полуденного Побережья!

Восхищенные рассказчики не обманули. Свернувший с большого тракта Блайи шел вдоль извилистой береговой линии, ночевал в маленьких рыбацких деревушках и пребывал в состоянии необъяснимого восторга. Вроде ничего особенного ему по пути не встречалось – скалистые обрывы белого известняка, рощи темно-зеленых кипарисов, поля, луга, деревеньки и небольшие городки – как в любой другой стране. Однако все здесь было настолько ярким, радующим глаз и каким-то праздничным, что привыкший с легкостью облекать все увиденное в слова Ди Блайи внезапно замолчал и лишь бездумно глазел по сторонам.

В какой-то из дней этого безмятежного путешествия неизвестно куда он выбрался на дорогу, мощеную красно-коричневым камнем. Дорога старательно взбиралась на пригорки, перепрыгивала через узкие бурные речки, и, наконец, вывела Ди Блайи на высокий крутобокий холм. Внизу, вытянувшись вдоль закругленной пенной кромки неправдоподобно синего залива, лежал городок.

Городок из белого и желтого камня, утопающий в зелени и выглядевший необыкновенно нарядным и ухоженным. С вершины холма Блайи видел узкие улочки, стоявший отдельно большой дом голубоватого оттенка, окруженный пышным садом, и скопившиеся в здешней гавани корабли, казавшиеся издалека игрушечными лодочками. За закатной окраиной города извивалась серебряная лента широкой реки, впадающей в море.

– Хотелось бы мне здесь пожить, – вслух поделился с окружающими миром своими соображениями на будущее Ди Блайи. – Теперь еще узнать, куда меня занесло, и все будет просто замечательно…

Издалека донесся негромкий перестук копыт, и Блайи на всякий случай отошел на обочину – мало ли кто едет. Он хотел еще немного полюбоваться городом на побережье, прежде чем войти в него.

На дороге появился легкий прогулочный экипаж, запряженный парой серых лошадок местной породы. Блайи мимолетно подумал, что карета чересчур аляповато и ярко расписана, и окликнул возницу:

– Эй, любезнейший, как называется вон тот городок внизу?

– Карташена, приятель, – откликнулся возница, натягивая вожжи и замедляя ход без того не спешившей упряжки. – Это тебе не просто городок, а столица провинции Антабрия, понял?

– Угу, – покладисто сказал Блайи. Настроения препираться у него не было. – А что это за река?

Выяснилось, что река называется Громовой или рекой Молний, но здесь ее предпочитают называть Флемма, что, в сущности, означает одно и то же. А также стало известно, что коли господин менестрель пришел в поисках заработка, то сделал он это на редкость вовремя. Почему? Да просто через седмицу в Карташене будет ярмарка, а какая ж ярмарка в Зингаре обходится без трех вещей – боя быков, доброй драки и хороших песен? И съедется на нее почти все провинция, так что скучать никому не придется…

После чего Ди Блайи, шагавший вровень с медленно катившейся каретой, в очередной раз мысленно поздравил себя с удачей. Ярмарка! Лучшего даже представить невозможно! Верный заработок, развлечения на любой вкус и отличное времяпровождение! Что еще нужно человеку для полного счастья?

Блайи вовсю трепался с кучером, оказавшимся редкостным болтуном, когда плотно затягивавшая окошко кареты светлая занавеска дрогнула и наружу выглянула весьма миловидная и юная особа. Ей наскучило прислушиваться к ведущемуся без ее участия разговору, о чем она не преминула капризно сообщить. Блайи незамедлительно вспомнил о своих хороших манерах, возница язвительно хмыкнул и погрузился в управление лошадьми, а дама кокетливо спряталась за огромным черным веером.

Звали ее Аниса, языколомного фамильного имени Ди Блайи не запомнил. Она была супругой здешнего торговца шерстью и сейчас ехала домой от живших за городом родственников. Ее муж отбыл на дальние пастбища – проверить, как идет подготовка к надвигающейся ярмарке – и должен был вернуться через три-четыре дня…

Еще она злоупотребляла духами с резким ароматом мускуса и питала неумеренное пристрастие к шемским сладостям. Ди Блайи предпочел закрыть глаза на эти маленькие недостатки. В конце концов, он был умным молодым человеком и прекрасно усвоил, о чем с женщинами можно и нужно говорить, а о чем стоит промолчать.

Карета, несмотря на кричащую раскраску, оказалась очень удобной. И путь до Карташены – не таким уж далеким.

Дом мужа госпожи Анисы, расположенный на окраине городка, показался Блайи обставленным несколько аскетически, но вполне пригодным для жизни. Сама Аниса при ближайшем знакомстве оказалась глуповатой, наивной и совершенно непредусмотрительной.

Эта непредусмотрительность обошлась Ди Блайи в двадцать золотых, брошенный скарб и изрядный испуг. Малышке Анисе даже не пришло в голову поставить кого-нибудь из доверенных слуг следить за подъезжающими к дому экипажами, и возвращение мужа ранее назначенного срока застало ее врасплох.

Наслышанный о чрезмерно строгих семейных порядках Зингары Блайи мгновенно принял единственное верное решение – удирать. Каковое немедля претворил в жизнь, захватив с собой те из вещей, что попались на глаза, и сиганув в первое же распахнутое окно. Как выяснилось позже, в числе спасенного имущества оказались его собственная одежда и виола, с которой Ди Блайи не расстался бы ни при каких обстоятельствах.

Под окнами рос на редкость колючий кустарник, из которого пришлось выпутываться под разносившиеся в ночной тишине заковыристые проклятия, обещания различных видов мучительной смерти и хныканье насмерть перепуганной Анисы.

Ночь Блайи провел в чьем-то саду; утром, злой и невыспавшийся, отправился на поиски гостиницы, постоялого двора или хоть какой-то крыши над головой. Карташена теперь казалась ему на редкость мерзким городишкой. Однако уходить из города с пустыми карманами накануне ярмарки – просто глупо. Ди Блайи остался. Его денег хватило, чтобы снять на пару дней комнату в маленькой таверне под названием «Островок блаженства», стоявшей неподалеку от гавани.

Что будет, когда эти два дня пройдут и деньги кончатся – Блайи решил не задумываться. Он обязательно отыщет какой-нибудь выход.

А пока Тейраз Ди Блайи, странствующий менестрель, сидел в пустующем нижнем зале таверны и злился неизвестно на кого. Чего, спрашивается, он нашел в этой уже начавшейся расплываться провинциальной дурочке? Да ничего, просто хотел пару дней отдохнуть как человек! Вот и отдохнул, называется…

* * *

Ди Блайи никогда мог заставить себя надолго сосредоточиться на размышлении об одном предмете. Как-то не получалось. Многие именовали его за это легкомысленным и зловеще предрекали, что рано или поздно он поплатится за нежелание думать о завтрашнем дне. Блайи в ответ понимающе ухмылялся или проникновенным голосом исполнял что-нибудь о мимолетности времени. Какой смысл в том, чтобы тратить свои лучшие годы на бесцельную злость по поводу неудачных поступков? Да и кто, собственно, виноват в случившемся?

Никто. Вот и нечего травить душу. Скажи спасибо, что смог благополучно удрать и посочувствуй бедной Анисе. Каково-то ей пришлось? Ничего, в следующий раз будет умнее…