– А что любовь? Любовь тут ни при чем. То есть, я хочу сказать, что ко всем этим женщинам – ни при чем, а к тебе, малыш, очень даже при чем, – заискивающе промурлыкал Борис, облачаясь в уютный махровый халат как ни в чем ни бывало – словно он только что просто принял душ. Сам, без рыжей стервы. – Пойми, они – это все так, не серьезно, по зову грешной плоти, а ты… Ты же знаешь, что ты для меня – единственная. И я тебя люблю. – В подтверждение своих признаний он попытался приобнять Наталью, но та резко увернулась.

– Странные, замечу, у тебя представления о любви, Боря, – со слезами в голосе и глазах просипела девушка. – Я всегда наивно полагала, что любовь, это когда ты ни за что не станешь причинять боль тому, кого любишь, а ты…

– А что я?! – опять вернулся к «нападению» супруг. – Я вытащил тебя из задницы, сделал своей законной женой, обеспечил красивую жизнь, благодаря мне ты имеешь все что захочешь, и даже больше – так чем ты не довольна, я не пойму?! Ежели это по твоему не любовь, дорогуша, тогда вали на все четыре стороны – ищи себе НАСТОЯЩУЮ любовь. С государственной зарплатой мужа в пять тысяч, с двушкой в коммуналке, с сопливыми спиногрызами, требующими памперсов, тетрадок и шоколадок, которых не на что будет достать, с ворчливой свекровью, выматывающей работой где-нибудь на подпольной макаронной фабрике, с ежедневной варкой, жаркой, стиркой, и прочими прелестями рая в шалаше. Только знаешь что?! – свирепствовал благоверный, от избытка чувств маша перед носом жены руками столь активно, что та уже стала опасаться, как бы он его "случайно" не расквасил. – Во-первых, не факт, что даже такой отстойный лузер не станет тебе изменять. Я ж говорю, мужики все одинаковые, что олигарх, что захудалый слесарь! А во-вторых, ты ж не сможешь ТАК жить. Ни со слесарем, ни сама по себе, ни вообще. Ты же уже настолько привыкла к красивой жизни, что ни за что не станешь возвращаться к старой. К своей прежней, нищей, никчемной жизни! Так что… – Нахал многозначительно развел руками. Не утерпел, и сделал «контрольный» :– Без меня ты, дорогуша, никто и ничто. А потому будь паинькой, и не истери, иначе я тоже могу психануть, и тогда у тебя уже точно не останется выбора. Усекла?

Последние слова Борзов прошипел Натальи прямо в лицо, схватив ее своей сильной лапищей за подбородок. От его дыхания на нее пахнуло до боли знакомым ароматом смеси табака и дорогой туалетной воды, от которого у нее когда-то, во времена их бурного романа, сладко кружило голову, но со временем он «принюхался» что ли, и перестал так сильно будоражить кровь. Сейчас же Наталью от этого "благовония" чуть не вывернуло. Ей вдруг стало необъяснимо тошно от этого запаха, от прикосновения Бориса, от его голоса, взгляда, присутствия – от него всего. Словно это не раннее горячо любимый муж, а какой-то противный тип, неприятный, другой, чужой. Она словно посмотрела на него иными, «измененными» глазами, как на «измененного» человека – незнакомого человека.

Особенно же противно Наталье сделалось оттого, ЧТО этот чужой, незнакомый человек сказал. Нет, даже не так. Ей сделалось противно оттого, что он попал своими словами прямо в точку. От того, что он, черт подери, прав: она действительно привыкла к «красивой жизни» и не хочет и не может возвращаться из своего Царства в болото, даже если… Даже если ей придется закрывать глаза на измены Бориса, продолжать жить с ним, как ни в чем ни бывало, и делать вид, что все супер-пупер, и терпеть возле себя этого… чужака???

Наталья не могла себе дать конкретный ответ на этот весьма спорный вопрос. Ведь с одной стороны она ни за что на свете не хотела лишаться всех благ земных, но с другой – находиться рядом с ЭТИМ человеком она так же не могла ни секунды – не говоря уже о всей последующей жизни. В общем – тупик полный!

– Короче, ты хорошенечко все взвесь и обдумай, прежде чем делать какие-либо выводы, милая, – словно подслушав Натальины раздумья уже спокойно «посоветовал» ей Борзов. – Поговорим завтра, когда ты успокоишься, и сможешь адекватно воспринимать реальность. А сейчас пошли в кроватку – баиньки. – Чмокнув жену на прощание в лоб, он удалился, очевидно в спальню, не став настаивать на том, чтоб та следовала за ним.

Оставшись одна, Наталья минуту-другую стояла истуканом, пялясь в одну точку бессмысленным взглядом, после чего молнией рванула из ванной, сбежала с лестницы вниз, на нижний этаж, по дороге прихватила из бара первую-попавшуюся бутылку первого-попавшегося алкогольного напитка, затем выскочила из дома вон, в коем то веке самостоятельно «оседлала» машину, и газонула так, что аж засвистело – куда глаза глядели. Глаза глядели на выезд из города, подальше от городской суеты, скопления людей, от цивилизации. А главное – прочь от мужа-оборотня, от треснувшей по всем швам семейной жизни, от самой себя и своих разбушевавшихся, сумбурных мыслей, которые Наталья надеялась разогнать жадными глотками алкоголя и свистящим в ушах от скорости ветром.

Сколь долго она так мчалась – неизвестно, бутылка давно опустела, зато в голове хорошенько затуманилось. Каменные джунгли мегаполиса сменились растительными: за окнами машины проносились совсем «дикие», необжитые пейзажи. Дорога становилась все уже и неблагоприятнее, а вокруг – ни души. Только это совсем не пугало Наталью, скорее даже наоборот. Можно разогнаться до предела, не опасаясь ни вездесущих гаишников, ни встречных автомобилей, ни неосмотрительных запоздалых пешеходов, ни «чужого» Бориса с его дурацкой философией по поводу любви и измен. Впрочем, о Борисе Наталья последние несколько километров старалась вообще не вспоминать, как и о своей… неоднозначной ситуации в целом. Она просто гнала машину вперед, с таким усердием давя на газ, словно тем самым пыталась «раздавить» все плохое, случившееся с ней сегодня. Именно потому, когда на повороте перед колесами авто неожиданно выпрыгнуло нечто большое, лохматое и бурое, Наталья не сумела вовремя среагировать и притормозить. Но поскольку давить существо ей также не хотелось, она не придумала ничего лучшего, как резко вильнуть руль в сторону. Колеса со скрипом и визгом понесли автомобиль вправо – прямёхонько в ближайшую канаву, посреди которой торчала кривая береза.

«Вот сейчас я поцелуюсь с этой корягой, в засос», – как то отрешенно мелькнуло в голове у женщины, и, словно в подтверждение данной мысли, ее малышка со всей силы впечаталась в дерево. Мир, реальность вокруг как-то странно качнулись, завертелись калейдоскопом, в глазах у Натальи, будто в дешевой комедии заискрились «звезды», и кто-то одним щелчком резко выключил свет. Последним, что девушка слышала перед тем, как «вырубиться», был жуткий, душераздирающий вой то ли волка, то ли некого потустороннего существа.

**********

Наталья проснулась оттого, что где-то неподалеку что-то или кто-то раздражающе жужжал, точно пчелиный улей. Хотя проснулась – это громко сказано, скорее попыталась продрать слипшиеся глаза и поднять чугунную голову, намертво прилипшую к чему-то жорсткому и неудобному. Ей это удалось не сразу и с большим трудом, но когда все же удалось… Первым, кто попал в поле зрения девушки был довольно-таки странного вида мальчик лет десяти – тощий, лопоухий, со сбитым «ёжиком» на голове, одетый, словно персонаж довоенных детских рассказов: старомодно и по-деревенски. Мальчик сидел за деревянным, явно самодельным столом на аналогичном стуле, и про себя бормотал какие-то буквы выложенные перед ним из тонких палочек. Это получалось у него весьма монотонно, неразборчиво, действительно похоже на жужжание. На Наталью паренек не обращал никакого внимания, будучи всецело поглощенным своим занятием. Та попыталась его окликнуть, но собственный голос прозвучал настолько сипло, что она сама себя еле расслышала, что уж тут говорить о пацаненке, находившемся на приличном расстоянии. Тогда женщина решила подняться с места, на котором лежала, и оглядеться вокруг с намерением хоть немного разобраться в том, где она находится, и что с ней вообще происходит; о столкновении с деревом она пока не помнила, как и о многих других предшествующих событиях, последним связным воспоминанием у Натальи являлось воспоминание о неудачном падении в лужу возле салона красоты, дальше – пропасть.

Поднатужившись, девушка подняла свое слабое тело, и завертела головой с целью осмотреть свое пристанище. Пристанищем оказалась довольно-таки просторная комната с деревянными стенами и потолком. Мебель тоже была деревянная, невооруженным глазом видно – сколочена своими руками, но сделана, как говорится, на совесть а не абы как, хотя и с излишним уклоном «под деревню». Здесь почти все навевало мысли о деревне: и отделка комнаты, и мебель, и допотопная печка-буржуйка в углу, и простые низкие окна, и «сельский» пейзаж за ними – какие-то поля, сады, пруды, да прочие прелести природы. Может, летом все это и буяло во всей красе, но сейчас, в слякотную оттепель, навевало лишь тоску и дурное настроение. Меньше с тем, в даный момент Наталье было не до любования пейзажами, ей не терпелось узнать, где, как, и почему она очутилась. Посему девушка предприняла новую попытку докричаться до мальчика за столом, только вот опять тщетно. Он словно оглох, хотя на сей раз Наталья хорошенько продрала глотку, и ее голос зазвучал более зычно, по крайней мере – услышать можно было без проблем. Однако мальчик не услышал, и это удивило и одновременно разозлило Наталью.

– Блин, малой, ты что – глухой, что-ли?! – раздраженно гаркнула она что было мочи.

– Возможно, вы не поверите, но именно так оно и есть, – раздался вдруг чей-то голос со стороны двери, а следом за голосом в комнате появился и его обладатель: статный мужик в телогрейке, войлочных сапогах и меховой шапке-ушанке сбитой набекрень. Не смотря на экипировку, подходящую скорее древнему дедугану, нежели приличному мужчине, дядька выглядел вполне молодым (не более сороковника – уж точно) и достаточно ухоженным, о чем свидетельствовали чистые волосы, выбивающиеся испод шапки, кожа, и руки. – Тимка родился глухонемым, – добавил мужчина укоризненно, словно это она, Наталья, была в этом виновата.

– Простите, я не знала. Я не думала… – пробормотала та повинно, невольно поддаваясь его влиянию. – Просто… Постойте, – опомнилась она. – Но как же… Он ведь читает, – кивнула Наталья на бормочущего мальчика. – Вслух. Какой же он в таком случаи немой?

– А разве я сказал, что он немой? – пожал плечами мужик. – Я сказал, что он родился глухонемым. К счастью, мне удалось научить его разговаривать, причем, весьма недурно.

– А разве можно научить глухого разговаривать? – невпопад поразилась Наталья.

– Можно и зайца научить курить, когда сильно постараться, – процитировал "классику" мужчина.

Подошел к мальчику, потрепал того за колючую макушку, улыбаясь ему при этом улыбкой, поной любви и гордости. Парнишка в свою очередь прильнул к дядьке аки дитя малое к маминой сиське, и Наталья как-то сразу поняла, что у этих двоих весьма особенные, непередаваемо теплые, тесные отношения.

– Ну ладно, ладно, отставить телячьи нежности, – с деланным порицанием первым отстранился мужчина. – Ты что забыл, что у нас с тобой тут гостья раненная присутствует? Вот, пришла, наконец, в себя, теперь мы, как настоящие джентльмены, должны будем о ней заботиться.

При этих словах Наталью словно передернуло: «раненная гостья»? Почему это раненая? И у кого она, собственно, «гостюет»? Все эти вопросы женщина потоком вылила на «настоящих джентльменов», требуя немедленно прояснить ситуацию.

– А вы ничего не помните? – уточнил мужчина. – Хотя, это и не удивительно, после такой-то аварии.

Наталья нахмурилась.

– Аварии?! Какой еще аварии?

Мужчина подошел поближе к кровати, на которой она возлежала, или вернее полусидела, и, склоняясь над ней, словно над при смерти недужней, принялся излагать.

– Ну, какой именно аварии наверняка утверждать не возьмусь, так как при самом инциденте не присутствовал, но… вполне очевидно, что вы по каким-то там причинам не справились с управлением, и слетели на обочину, столкнувшись при этом, так сказать лоб в лоб, с ближайшим деревом.

– Столкнулась?! – не могла поверить собственным ушам Наталья. – И… и что?

– И то: к вашему счастью вас обнаружил мой мальчик, позвал меня за собой, и привел к вам. Надо сказать, вам очень повезло, мы подоспели как раз вовремя. Еще б немного… Короче, ваш автомобиль того, сгорел.

– Как сгорел?! – от такой новости Наталья рывком вскочила с кровати, однако тут же была вынуждена без сил опуститься обратно, так как у нее сильно помутилось в голове, и она чуть опять не лишилась сознания. Зато к ней неожиданно вернулась память, и она вспомнила все свои вчерашние злоключения, вплоть до невиданного зверя, ставшего причиной той самой аварии. – Господи, это ж… это ж… – Переполненная отчаянием, Наталья даже не нашлась, что сказать.

Зато нашелся ее "спаситель".

– Вам не стоит делать резких движений, – заботливо предупредил он. – У вас сотрясение, не критическое, конечно, но недельки две полежать придется. А на счет машины… Наверняка там что-то замкнуло или перегрелось, вот она и взорвалась, по крайней мере от простого столкновения такого случиться не могло. Но это пустяки, то есть, я, разумеется, понимаю, что машина, насколько я успел разглядеть, была не из… словом, хорошая была машина, но главное, что ВЫ остались живы. А остальное, как говорится, приложиться.

– Да черт с ней, с машиной, – отмахнулась Наталья. – Меня другое волнует: там же были все мои вещи, деньги, документы, телефон – да все. И как я теперь без этого? Как я доберусь до дома, как свяжусь с… – Она запнулась на полуслове, в который раз вспомнив о Борисе и всех его «условиях» дальнейшей совместной жизни, и окончательно раскисла.

Кому и зачем ей звонить, куда и зачем ей возвращаться? Или, все же стоит? Пусть подлый Борька воочию увидит, до чего он ее довел, может, это заставит его раскаяться и… и что? Он не станет ей больше никогда изменять и ставить дурацкие, несправедливые условия? Ой, вряд ли, ой вряд ли!

– … так что придется вам, уважаемая, потерпеть, – долетело до сознания Натальи окончания фразы, начало которой она проворонила из-за своих горьких дум.

– Что, простите? – переспросила она.

– Говорю, что, учитывая ваше состояние, вам рекомендуется как следует отлежаться, подлечится, и будете как новенькая, – любезно повторил мужчина, правда, несколько другим текстом.

– Да не могу я отлеживаться, мне надо… мне надо… – Наталья так и не смогла придумать – что именно ей надо, посему просто уточнила: – Ну и где мнд прикажете отлеживаться?

– Ну, приказывать вам я ничего не смею, но вот предоставить к вашим услугам свой скромный кров в качестве временного приюта – всегда пожалуйста. Разумеется, пока вы не свяжитесь с родственниками, и они…

– У меня нет родственников! – поспешно и категорически отрезала Наталья, что было почти святой правдой: мать с отцом остались далеко, в той забытой прошлой жизни, а Борис… Борис теперь ей никакой не родственник. Так, черте что, и с боку бантик. – Я… одна живу. И… в общем, не с кем мне связываться.

На лице мужчины выразилась глубокая задумчивость, он даже затылок почесал как бы в подтверждение напряженного мыслительного процесса (как предположила Наталья, голову он ломал именно над ее судьбой), после чего благодетель со снисходительно-попечительным видом милосердно изрек:

– Что ж, раз так, тогда оставайтесь здесь. Пока не поправитесь, и не сможете уехать отсюда самостоятельно.

– Здесь, у вас?! – на всякий случай переспросила Наталья. – Но… это как-то неудобно… и вообще.

– Неудобно щи лаптем хлебать, да с побитой головой и вывихнутой лодыжкой ковылять по льду черте куда, – резонно заметил мужчина.

– А у меня еще и лодыжка вывихнута? – догадалась "пациентка" поневоле.

– А также куча синяков, ссадин и царапин, хотя это уже сущая ерунда. Говорю ж вам – вы еще легко отделались. Видимо, ремнем безопасности все-таки привыкли пользоваться. Кстати, меня зовут Владимир, – без перехода отрекомендовался мужчина. – А вон тот шалопай, – он кивнул на мальчишку, все это время нерешительно переминающегося с ноги на ногу все там же, в углу возле стола, – Тимофей, попросту – Тимоха. Ну же, Тим, поди-ка сюда, поздоровайся с тетей.

Мальчик в пару шагов пересек комнату, подошел к папке (а в том, что эти двое отец и сын, не было никаких сомнений), прислонился к его бочку, и немного стеснительно произнес, обращаясь, естественно, к «тете»:

– Др-раст-туте.

Прозвучало это несколько… странно, несуразно, словно мальчику с трудом давалась каждая буква, а некоторые он вообще не осиливал вымолвить, и будто «глотал».

– Здрасьте, здрасьте, рада знакомству, – вторила ему Наталья. Но тут вспомнила о глухоте пацаненка, и извиняющееся добавила: – Ой! Вот я дура, он же того, наверняка меня не слышит… Ну, вы же говорили, что он…

– Не волнуйтесь, Тимофей все понял, – уверил ее Владимир.– Тимошка у нас прекрасно читает по губам, даже на значительном расстоянии.

При этих словах милое, наивное личико ребенка растянулось в довольной улыбке, обнаруживающей отсутствие верхнего левого клыка. Впрочем, этот факт нисколько не портил паренька, скорее придавал ему комично-озорной вид.

– Значит, ты Тимка? – поддаваясь очарованию мальчишки, заходилась сюсюкаться с ним Наталья. – А я… – Она чуть по привычке не ляпнула «Натали», но вовремя спохватилась. Какая она теперь, после всего случившегося, «Натали»? Обычная прежняя Наташка, опять без почвы под ногами и стабильных перспектив на будущее. Хотя, не исключено, что все еще возможно если не вернуть, то хотябы не потерять окончательно, но об этом она помозгует попозже, когда эти самые мозги придут в норму, а пока – почему бы не побыть «пациенткой» этих двух немного странноватых, но по всему чувствуется – хороших мужчин, взрослого и маленького? – А я – Наташа, очень приятно, – Наталья протянула руку навстречу пареньку, и тот пожал ее ладошку со всей серьезностью и «деловитостью».

– Ну вот и познакомились, – подвел черту Владимир. – Ну а теперь вам, Наташа, не помешало бы немного подкрепиться. Если, конечно, у вас нет проблем с аппетитом, что обычно не исключено при сотрясении.

Наталья внимательно прислушалась к своему организму, и одобрительно произнесла:

– Да нет, вроде съела бы чего-нибудь, легонького.

– Тогда как насчет куриного бульона? – предложил гостеприимный хозяин деревянного дома. – Как раз давеча Вера приготовила потрясающий куриный супчик, а для больных это же панацея панацей.

– Вера? Это наверняка ваша жена? – спросила Наталья.

Разумеется, у этой парочки есть жена и мать, у ТАКИХ мужчин просто не может не быть матери и жены. И это обстоятельство почему-то показалось девушке… неприятным. Хотя, по сути, ей то что?

– Вера – это наша бабушка, а жены у меня нет, – просветил Владимир гостью, чем доставил ей необъяснимое удовольствие. Может, вся загвоздка заключалась в том, что из-за пережитого предательства Наталье как-то не льстило любоваться чужим упоительным счастьем? Вероятно, так уж эгоистично устроен человек, что когда ему плохо, то оттого, что кому-то хорошо, ему делается еще хуже.

«Кстати, интересно, а почему у такого мужчины нет жены? – непроизвольно подумалось пострадавшей, – неужто ушла, не выдержав левака мужа? Или сама любила гульнуть?»