Иллюминация превратилась в скопление машин. На обочине раскорячилась грузовая «вольво», за которой притаился полицейский автомобиль со включенной мигалкой. Кабина «вольво» была чуть сплющена с левого края – точно фура наморщила лоб, – но в остальном десятитоннка выглядела нетронутой. Второй участнице ДТП, легковухе, повезло куда меньше. Беднягу, смятую посредине, словно ее пробовал на зуб тираннозавр, цеплял тарахтящий эвакуатор. Марку Кира не разобрала. Легковуха была сливово-синей. Совсем как Артемов «Лексус ES». Редкий цвет для авто.

«Камри» ворвалась в зону битого стекла, кусков пластика, растекшегося масла и пронеслась по ней, не сбавляя скорости. Пальцы Артема стискивали руль, вот-вот – и вырвет «баранку» с мясом. Мелькнул за окном содранный номерной знак, застрявший в ветвях придорожных кустов. Кира проводила его глазами. Номера были рязанскими.

Она вжалась в сиденье, чувствуя, как закипает меж лопатками пот. Легкие наполнились гипсом – горьким, шершавым.

– Я люблю тебя, Кира, – сказал Артем. Глухой голос точно доносился из-под оползня. – Никогда не говорил тебе этого, хотя ты и знала. И вот говорю. Потом может не быть шанса.

– Тём… Знаю… Та машина…

– Я никогда раньше не попадал в аварии. За двадцать лет – ни разу. Когда-то все случается впервые.

– Ты… Как?..

– А никак. Разве выживешь после такого? Но я все равно пришел. За тобой. – Внезапно он мучительно скривился. – Зачем ты этого пожелала?!

– Дружочек, что… – Кира давилась словами. Пальцы сплелись, одни ногти впивались под другие, трескались, занозили до крови нежное мясо. Она не чувствовала. – Что ты задумал?

– Я тебя забираю.

– Артем, стой! Артем, куда мы едем?!

– Я тебя забираю. – Он оторвался от дороги и уставился на нее. В иной ситуации такая невнимательность испугала бы Киру не на шутку. Но только ситуация была не иной, а гораздо, гораздо хуже.

– Уже рядом. – Мýка в его взоре превратилась в безбрежное страдание. – Мне очень, правда, очень жаль.

Не глядя на дорогу, Артем вывернул руль вправо. «Камри» увело с дороги. Кира взвизгнула и схватилась за дверную ручку. «Камри» норовисто скакала по буграм скошенного поля. Кира распахнула дверцу, но пятерня, будто выкованная, стиснула локоть, а в салон из зазора между дверцей и стойкой хлынула едкая удушливая вонь, в сравнении с которой «пшик» перцовкой – мопсовый пердеж. Смрад горящих волос, гниющей под палящим солнцем требухи, забродившего гноя оплавил гортань, и Кира почувствовала: сейчас она выблюет собственные кишки. Пищевод стянуло в узел размером с теннисный мяч.

Артем втащил ее обратно. Дверца захлопнулась.

– Прекрати! – Кира поперхнулась и закашлялась, обрызгав его слюной.

– Не могу, – понуро ответил он, возвращаясь вниманием к простирающемуся бездорожью. – Это слово. Оно крутится и крутится в моей голове. И у тебя тоже.

Цепенея от ужаса, Кира поняла, что Артем прав.

А за лобовым стеклом менялся пейзаж. Что-то прямоугольное мелькнуло в лучах фар и скрылось, как и второе прямоугольное, последовавшее за первым. Словно какой-то авангардист раскидал по полю кособокие тумбочки. Когда из темноты вынырнула третья «тумбочка» – со строгими буквами на молочно-белой табличке и стершимся портретом в овале, – Кира узнала в ней надгробье, опоясанное кривой ржавой оградой.

– Здесь завеса тоньше, – пояснил Артем туманно. – Кого-то похоронили на этом кладбище, могущественного и злобного. То, что надо.

Надгробия обступали, набрасывались на прущую по заброшенным могилам «камри», колотили в борта и разбивались о бампер, как трухлявые пни. Левая фара вырубилась. Морозными узорами побежали по лобовухе трещины, и капли возобновившегося дождя, шкворча, испарялись на стекле. Кира визжала. Ей беззвучно вторила обезьянка-талисман, извиваясь в петле. Артем напряженно молчал. Это длилось без конца.

«Камри» остановилась внезапно. По смятому капоту забарабанило, дымясь, каменное крошево. В салоне делалось все жарче. Надорвавшая горло Кира оборвала крик, чтобы глотнуть опаляющего воздуха.

Сквозь трещину и испарину на стекле она увидела.

Надгробия обступали машину, словно воины, сомкнувшие щиты. На границе и без того скверной видимости волочились, упираясь в могильные холмики длинными узловатыми лапами, какие-то твари, похожие на гигантских отечных ленивцев. Их шишковатые головы изможденно болтались, их нижние губы, отвисшие и будто вываренные, безвольно шлепали по памятникам. Создания не спешили покидать полог ночи, скрывающий их безобразные анатомические подробности, и Кира выдохнула почти с благодарностью.

После воплей в ее голове остался звон. Комариным писком свербел в ушах. И – разрастался, превращаясь в нечто до боли знакомое.

– Да, – подтвердил Артем.

Кладбищенская земля забурлила. «Камри» качнуло. В подбрюшье машины ударило – требовательно, нетерпеливо, зло. С металлическим стоном автомобиль просел, погружаясь в кипящую грязь.

– Там не ад, – продолжил Артем. – И уж точно не рай. Кажется, их вовсе не существует. Есть лишь бездна меж пространствами.

Надгробия потекли, как нагретый пластилин. Осыпался бурой окалиной камень. Сквозь разломы в нем проглядывало алое, гладкое, сочное. Звон разрастался. От него гудели стойки, дребезжал руль, нестерпимо ныли зубы. Слезы лились безостановочно. Заложило нос.

– Зато там мы будем вместе, – донеслись до Киры сквозь оглушительный трезвон слова Артема.

Медленно утопающую в земле, как в болоте, «камри» окружали раскаленно-рубиновые козырьки таксофонов. Звон автоматов превратился в канонаду. Таксофоны тянулись к бездонному небу, попирали брюхатые тучи пластмассовыми куполами. Волна грязи залила капот, ударила в стекло – будто смыкались вокруг машины сморщенные коричневые губы великана, похороненного заживо. «Камри» застонала человеческим голосом.

Пальцы Киры нащупали руку Артема. Даже теперь его кисть оставалась ледяной, но Кира сжала ее, и Артем ответил.

– Тогда не отпускай… – прошептала она.

Артем улыбнулся. Улыбка вышла слабой, но даже слабая улыбка лучше, чем ничего, когда надежды так не хватает.

– Ни за что, – пообещал он. – Никогда.