Глава 2

Как хамелеон, стараясь слиться с окружающей средой, проскальзываю в свой крошечный рабочий кабинетик, за тесноту прозванный мной "табакеркой". Он настолько мал, что вмещает в себя только стол, стул и книжную полку.

Завотделом Дора Сергеевна, женщина, словно уже рожденная для того, чтобы руководить, с громким голосом и монументальной, будто вылепленной из цельного куска гранита, фигурой, вырастает на моём пути, недовольно морщась.

"Опять Рощина опоздала на полторы минуты", – читаю я на её лице.

Да, хамелеон из меня никудышный. Заметила. Обязательно накапает шефу. Это точно.

У нас с ней патологическая, глухая взаимная неприязнь, впрочем, не выходящая за рамки служебных отношений. Каждый раз, когда прямые обязанности вынуждают Дору Сергеевну общаться со мной, на её лице появляется странное выражение: как будто у нее ноют зубы. Однако не поручусь, что подобное выражение не проскальзывает и по моему лицу, когда Дора устраивает мне очередной разнос за малейший промах.

Увы! Начальство не выбирают, а принимают как данность. Дора – это единственное, что отравляет моё наслаждение работой в издательстве «Пегас», где я тружусь литературным редактором. Редактор – это, на мой взгляд, звучит гордо, хотя, возможно, кто-то и посчитает его синонимом слова «неудачник».

Ну это ж надо было сегодня умудриться опоздать, выйдя из дома на час раньше обычного! Придется изображать трудовое рвение до самого обеденного перерыва, чтобы загладить вину.

Старательно пучу глаза на машинописные листы рукописи. Ручка бегает по строкам с удвоенной скоростью. Сегодня мне принесли для правки текст очередного "шедевра" королевы женского романа Ларисы Берсеньевой.

Придется попотеть. По опыту знаю, что грамотность у этой «авторицы» ой как хромает.

Судя по количеству ошибок, госпожа Берсеньева ещё в школе вместо того, чтобы изучать родной язык, потратила всю свою энергию на то, чтобы стать экспертом по делам сердечным.

Бегло пробегаю по диагонали первую главу. Сопли в розовой обертке. Ничего нового. Стандартный образчик жанра.

Готова спорить, что заранее знаю содержание. Они случайно встречаются. Влюбляются. Злые обстоятельства их разлучают. Но их любовь сметает все преграды. Они снова вместе и счастливы до свинячьего визга.

И вот эта фабула неплохо кормит Ларису Геннадьевну уже несколько лет. Впрочем, я, вот такая вся из себя умная, торчу в этом издательстве редактором на довольно скромную зарплату, а Лариса Берсеньева огребает неплохие гонорары, так что от моей критики сильно попахивает черной завистью.

Да, пора, давно пора браться за перо. Хватит вычитывать и править чужие рукописи! В очередной раз обещаю самой себе написать на досуге что-нибудь высокохудожественное и продолжаю вкалывать.

В обеденный перерыв бегу в курилку. Нет, сама я не курю, но зато курит моя подруга, Агата Полежаева, которая тоже работает в нашем издательстве.

Хотя, если честно, не Агата она вовсе, ведь родители назвали её Аграфена, в честь то ли бабки, то ли прабабки. Старушке той, небось, минутная радость, а девочке всю жизнь так бы и промаяться с таким именем. Но моя подруга не из таких терпивцев. Достигнув сознательного возраста, выяснив, что уменьшительно-ласкательно следует называть ее Груша, и закатив по этому поводу родителям истерику, она решила сама выбрать себе имя и заставить всех себя им называть. Вот так Аграфену уже в возрасте лет двенадцати прочно и навсегда заменила Агата.

Имя, когда-то взятое с обложки детектива, после переместилось какими-то ухищрениями и в паспорт. Да и идёт ей оно. Не могу объяснить, почему. Идёт – и всё тут!

Вот смотришь на неё – Агата. С макушки до пяток.

Чуть не на голову выше меня, стройная. Длинные густые волосы, большие глаза, прямой нос. Хорошая работа – сотрудник отдела по связям с общественностью в перспективном, пусть и не столичном издательстве. Ну что ещё нужно женщине для счастья!

Но она упорно считает себя невезучей.

С периодичностью примерно в месяц в её жизни случаются жесточайшие разочарования, в основном в мужчинах. В такие дни я должна служить не то жилеткой, не то огромным носовым платком, впитывая Агаткины рыдания и жалобы на весь мужской род оптом.

Судя по её рассказам, у неё просто талант притягивать к себе женатых проходимцев, жаждущих необременительной интрижки на стороне.

Впрочем, сама Агата долго не зацикливается на собственных проблемах. Пара дней страданий – и вот уже она подхвачена вихрем нового головокружительного романа с очередным обломком чьего-то брака, загулявшего от благоверной налево.

– Танька, привет! Никак курить начала? – орёт мне через всю курилку Агата, окруженная нашими мужиками.

Здесь, как единственная курящая женщина, она королева. Да и, честно говоря, по ней сохнут все особи противоположного пола, трудящиеся в нашей редакции. Но у нее принцип – никаких служебных романов, так что мужики наши только зря оттачивают на ней свои приёмы обольщения.

– Иди к нам! – радостно машет мне рукой Агатка, приглашая куда-то в самую гущу табачного облака.

– Ну уж нет, – встаю я на дыбы. – Давай лучше выйдём отсюда в коридор. Пассивное курение, оно, мать, препротивная штука. А мне поговорить с тобой позарез нужно.

– Так уж и позарез? – щурит свои зеленые глаза Агатка, но начинает проталкиваться к выходу. Она заинтригована такой срочностью.

Мы с ней знакомы уже пару лет. Совсем небольшая разница в возрасте (увы! – не в мою пользу) и общая проблема неустроенности семейной жизни быстро сдружили нас.

Двух лет мне с лихвой хватило для того, чтобы изучить не такой уж сложный Агаткин характер. Она просто обожает тайны и секреты. Эту девицу хлебом не корми – дай найти интригу там, где ею и не пахло. Начиталась в детстве книжек. Так и норовит приписать всем вокруг какие-то авантюрные качества. Да и вообще, все чувства у Агатки словно возведены в квадрат: шумно выражаются и бурно переживаются.

– Ну что там у тебя, выкладывай скорее, а то умру от любопытства, – аж пританцовывает от нетерпения подруга.

– Даже и не знаю, стоило ли тебя отрывать от такого важного дела, как сокращение собственной жизни путём курения, – поддразниваю я.

– Мать, не томи, я тебя когда-нибудь убью за твои шуточки. К делу давай ближе, к делу. До конца перерыва, между прочим, всего пятнадцать минут.

– К делу так к делу, – говорю я и достаю из кармана давешний бумажный огрызок с телефоном и именем Ирина. Агатка старательно изучает его с обеих сторон и непонимающе смотрит на меня. На её безмятежно гладком лбу появляется пара складочек, что в её исполнении означает глубочайшую задумчивость.

– Ну и? – требует она дальнейших объяснений.

– «Интернет-знакомства. Лучший способ поиска второй половины», – воспроизвожу я по памяти текст объявления, кажется, чуть его переврав.

– И-и-и-и-и-и! – радостно взвизгивает подруга и бросается меня душить в объятиях. – Дозрела! Наконец-то решилась выползти из своей скорлупы! Я-то уж начала было думать, что ты после развода так и прокукуешь в девках до гробовой доски.

– А то ты у нас замужем!

– Дак не сравнивай, я-то всегда в поиске, пусть пока и неудачном, а ты сидишь сиднем и ждёшь, когда под лежачий камень вода потечёт. Нет уж! Вставай, мать, и на охоту!

До самого конца перерыва Агатка разглагольствует на «охотничьи» темы, а после решительно заявляет, что «это дело» надо непременно отпраздновать и сегодня мы собираемся у нее сразу же после работы маршрутом через кондитерский отдел ближайшего гастронома.

Глава 3

Вооружившись тортиком с идиотской надписью «Поздравляю!», мы шумно вваливаемся в коммунальную Агаткину квартиру, вспугнув соседку Ираиду Сергеевну, старушку «божий одуванчик», и рыжую кошку, подобранную Агатой на соседской помойке и названную Годзиллой за фантастический аппетит.

Всего каких-то пять минут – и вот уже облегченно свистит закипевший чайник, а на блюде красуется торт, освобожденный от картонных доспехов. Мы сидим в Агаткиной комнате за антикварным круглым столом, на старинных стульях, обитых узорчатой материей, и, шумно прихлёбывая из горячих чашек, расслабленно спорим.

– А может ну их, эти Интернет-знакомства, – говорю я между двумя глотками. – Знаешь пословицу: «Не было у бабы хлопот – купила порося»? Одна моя знакомая лет пять назад дала объявление в газету, так её чуть не смыло лавиной слезливых писем из мест заключения.

– Так то газета, – возражает Агатка, – газеты всякая шушера читает, а в интернете народ интеллигентный, образованный да и не бедный – компьютер у нас не каждому по карману. Найдёшь себе академика какого-нибудь заслуженного или, на худой конец, профессора и будешь жить припеваючи, диссертации ему набело переписывая.

– Ага, так они и толкутся там, в Интернете, академики да профессоры, меня дожидаючись. Уже в очередь, наверное, встали. Они же все поголовно женатики.

– Ну хорошо, не профессора. Тогда бизнесмена.

– Из «новых русских», о которых народ анекдоты слагает. В малиновом пиджаке и с пальцами веером, – хмыкаю я. – Скорее всего, вершиной моих поисков станет какой-нибудь щупленький, очкастый начинающий кибернетик, которого мне же ещё придётся содержать на свою зарплату.

– Да ну тебя, мать, всё ты вечно высмеиваешь. Я сейчас серьёзно. Я вот, например, рискнула бы попробовать. «Мы познакомились в Интернете», – полузакрыв глаза декламирует она нараспев. – Звучит романтично.

– Ну и в чём дело? – оживляюсь я. – Давай, вперёд! А я после подтянусь, если ты себе и вправду выловишь приличного мужа во всемирной паутине. Мне почему-то кажется, что в паутине можно только дохлую муху найти. Но если ты горишь желанием, мы на тебе опыт поставим, как на лабораторной мыши. Согласна?

Агатка раздумывает ровно десять секунд. Авантюризм, кажется, снова вскипает в ее крови.

– Да запросто! Где там твоя бумажка с номером? Давай перепишу себе, – Она грозит мне пальцем. – Ох и хитра ты, мать! Втравливаешь меня в историю, а сама в кусты?

Она торопливо царапает цифры на бумажной салфетке и выскакивает с ней в коридор, где стоит телефон – один на всю квартиру.

Уж не знаю: не нарочно или из вредности, дверь в комнату она за собой прикрывает, и разговор мне не слышен.

Возвращается она минут через десять, напустив на себя таинственный вид.

– Ну что? – спрашиваю я.

– Полный порядок. Встреча высоких договаривающихся сторон состоится завтра, – отвечает подруга.

Больше от нее по существу ничего узнать не удаётся. Без дальнейших комментариев Агата отрезает себе огромный кус торта и вгрызается своими крепкими белыми зубами в надпись "Поздравляю!"

Ладно, подождём, пока сама расколется. Встретимся завтра на работе – всё расскажет.

– Слушай, мать, а к чему бы это во сне себя голой видеть? – меняю я тему.

Агатка у нас неровно дышит к мистике, гороскопам и прочим подобным штучкам. Сонник она чуть ли не наизусть выучила. Обожает толковать чужие сны. Уж не знаю, кем она себя мнит – Фрейдом или Нострадамусом, только к ней вся редакция бегает со своими кошмарами.

– Голой, говоришь? – оживляется Агата, оседлав любимого конька. – Ты во сне купалась голой или в зеркале себя видела? А может, это был эротический сон? Ты уж, мать, как у врача, не стесняйся, рассказывай.

– Эротический! Ха! Куда там! Несусь я голой по лесу, а за мной мужик гонится какой-то. Ножом пырнул, в конце концов, – так и померла я в том лесу. Очень похоже на эротический сон? Проснулась вся в холодном поту.

– Ну, если отбросить версию о вещем сне… – лукаво щурится Агатка.

– Типун тебе на язык.

– Тогда разложим твой сон по полочкам. Видеть себя голым во сне – к неразумным поступкам. Если тебя преследует кто-то, то это к неудачам в ближайшем будущем. А умирающим себя во сне видеть – к болезни. Насколько я помню. Если хочешь, сейчас загляну в сонник, уточню.

– Нет, спасибо. Ты мне уже и так достаточно всего приятного напророчила. Значит, говоришь, болезнь, неприятности и неразумные поступки в ближайшем будущем?

– Вроде того. В любом случае, сон плохой.

– Вот и будь после этого оптимистом.

– Да ладно, не бери в голову. Объелась, небось, на ночь. Жратва тебе всю ночь на желудок и давила. Отсюда и кошмары. Лучше скажи, над чьей рукописью сейчас работаешь? Что-нибудь интересное?

– Новое творение Ларисы Берсеньевой. «Скажи счастью «да» называется.

– Надо будет обязательно прочесть. Ты же знаешь, я женские романы обожаю.

– Охота же тебе на такую муру время тратить.