– Мотива я не вижу, но он не исключен. Мой сын крайне неприязненно относился к садовнику, могла вспыхнуть какая-то ссора… – Вера Анатольевна запнулась. – И я бы вполне приняла ее как факт, если бы… если бы на руках и теле Геннадия были обнаружены хотя бы малейшие следы завязавшейся потасовки. Их нет. А поверить в то, что Денис просто так, исподтишка, из-за спины мог перерезать горло – не могу. Геннадий крепкий, взрывной мужчина. Он мог полезть в драку первым, и уж поверьте, тогда бы на лице Дениса остались хоть какие-то отметины. Но их нет. И у Геннадия кулаки не сбиты…

– И вы только поэтому не верите в виновность Дениса?

– Нет. – Вера Анатольевна подняла голову, посмотрела на потолок, на большую хрустальную люстру. – Я вообще не верю, что этот мальчик способен на убийство.

– Он давно у вас работает?

– Чуть более двух недель.

– И вы считаете, что успели хорошо его узнать?

Вдова архитектора внимательно посмотрела на гостей:

– Мне кажется, за семьдесят шесть лет я успела научиться понимать в людях. Денис – не убийца.

Вера Анатольевна хорошо помнила то утро. В начале седьмого начала беспокоиться Таисия. Старая, почти глухая собачка поставила передние лапки на кровать хозяйки и стала тыкаться в ее щеку холодным, мокрым носом. Скулить.

Вера Анатольевна подумала, что Тасе срочно нужно выйти в сад «по делам». Накинула халат на пижаму и поспешила на крыльцо. Взяла собачку на руки – болонка уже давно не могла самостоятельно спуститься по ступеням высокого крыльца, – бросила невнимательный взгляд по сторонам…

Вдалеке, почти скрываемый ветвями старых деревьев, из-за сторожки выходил Денис. Что-то в его движениях показалось Вере Анатольевне странным, она задержалась на крыльце, дождалась, пока парень ее заметит и подойдет…

Таисия вырывалась из рук как сумасшедшая! Скулила, рыдала…

– По словам медицинского эксперта, Геннадия убили примерно в половине третьего ночи. Денис нашел тело в шесть. У него было время убежать или как-то изменить картину преступления – избавиться от ножа, от следов крови на одежде… Он этого не сделал. А я поверить не могу, что парень, совершив убийство, чего-то ждал почти четыре часа и лишь потом, в испачканной одежде, «случайно» попался мне на глаза.

Еще Вера Анатольевна могла бы добавить: когда скованного наручниками Дениса проводили мимо нее, парень, остановившись на секунду, сказал: «Вера Анатольевна, вы верите?! Вы верите, что я не убивал вашего сына?!»

Тогда, сраженная горем, она ничего не ответила. Но наверное, навсегда запомнила глаза садовника – он не убийца. Глаза не врали.

И сейчас ничего рассказывать не стала. Симпатии и антипатии не пришивают к делу. Парень попросту напоминал ей старшего сына – такой же увлеченный, такой же вдохновенный, горящий… Вера Анатольевна любила талантливую молодежь и отдавала себе отчет, что она – предвзята. И потому – вступилась. За парня, на которого ополчился весь свет.

– Вера Анатольевна, на ваш участок мог проникнуть посторонний? – воткнулся в думы голос

Софьи Тихоновны. – Может быть, Геннадий наткнулся на грабителя…

– Совершенно исключено. Наш поселок хорошо охраняется. Участок с трех сторон окружают участки соседей, вдоль заборов густые посадки либо клумбы. На них нет следов. Извне никто не проникал.

– А через ворота? Если вор опытный и ловкий?

Кузнецова невесело усмехнулась:

– Опытного и ловкого вора засняли бы камеры наблюдения нашего соседа напротив – газовика Непряхина. У него личная охрана, камеры отслеживают периметр и подъездную дорогу. Милиционеры проверили – все камеры исправны, никаких посторонних людей не засняли.

Поставив увесистую точку в вопросе о посторонних, Вера Анатольевна повернула лицо к окну и замолчала, прокручивая на пальце массивное кольцо с сапфиром.

Тактичная жена профессора смотрела на нее с тревогой – Кузнецова побледнела, под левым глазом билась синяя набрякшая жилка – и никак не могла приступить к следующему напрашивающемуся вопросу. Посмотрела на Наденьку.

Эту постоянную игру в переглядки Вера Анатольевна заметила, едва две непохожие подружки появились в этой гостиной. Изящная, словно акварелью выписанная кудрявенькая Софья Тихоновна нисколько не походила на простонародную, комично серьезную Надежду Прохоровну. (От общих знакомых Вера Анатольевна знала – жена профессора Савельева весьма дворянских кровей будет.) Ширококостная пенсионерка-крановщица, с объемной грудью, крупным носом, сурово поглядывала по сторонам и благосклонностью одаривала только Тасю. Она почти не разговаривала – присматривалась, и полностью передала бразды правления беседой милой Софе.

Но было заметно: каждый вопрос Софья Тихоновна предваряла незаметным, из-под ресниц, взглядом на Надежду Прохоровну. Ждала подсказок. Одобрения.

И вот теперь, подойдя к самой щекотливой теме, беспомощно и откровенно смотрела на подругу.

Та покряхтела чуть слышно, сложила руки под массивной грудью, и Софья Тихоновна, видимо ободренная этим кряхтеньем, произнесла:

– Вера Анатольевна, а кто вообще в ту ночь находился здесь?

– Мои сыновья Геннадий и Павел, – тяжело выговорила вдова архитектора, – мои невестки Елена и Катарина. Дочь Геннадия от первого брака Серафима. Я, Денис.

– Шесть человек, – пробормотала Софья Тихоновна, покосилась на бабу Надю. – Вы кого-нибудь можете подозревать?.. Простите…

– Нет, – четко ответила Кузнецова. – Если бы я кого-то подозревала, то разговаривала бы сейчас со следователем, а не настаивала на вашем приезде.

– Значит, посторонний сюда проникнуть не мог… Были только ваши близкие… А каков мотив мог быть у кого-то из родственников?.. Простите… Кто-нибудь из семьи мог желать смерти Геннадия?

Надежда Прохоровна незаметно дирижировала сгорающей от неловкости Софочкой, Вера Анатольевна внутренне усмехнулась – как, однако, странно у этих сыщиц заведено – и ответила просто, по сути:

– Денежный мотив практически исключен. Из-за денег или наследства могли убить меня или Павла, но не Геннадия.

– Почему? – впервые за разговор подала голос Надежда Прохоровна.

– В финансовом плане Геннадий совершенно безынтересен. Фирма, на которой работают сыновья, до сих пор безраздельно принадлежит мне…

– Почему?

Надежда Прохоровна начала «копать», в ход вступила «тяжелая артиллерия», бомбила прицельно и беспощадно по болевым точкам. Деликатнейшая Софья Тихоновна даже съежилась, но тем не менее отдала разговор в бестрепетные, когда-то мозолистые руки бывшей крановщицы. Она сама сумела б эдак вряд ли…

– Почти четверть века назад я и мой муж Алексей Дмитриевич основали архитектурное бюро. Я, как финансист, взяла на себя вопросы экономики и делопроизводства, не вмешивалась в творческий процесс. После смерти Алексея Дмитриевича фирма полностью перешла ко мне.

– Сыновьям он ничего не оставил?

– Мы купили им по квартире. Еще давно. Единственным владельцем предприятия осталась я.

– Почему?

Услышав в третий раз это назойливое, бьющее по ушам «почему», Софья Тихоновна не просто съежилась, а растворилась в мягком плюшевом кресле без остатка и подняла очи горе. Так упорно ковыряться в семейных спорах она не позволила бы себе никогда! На подобную бестактность способна только ее стенобитная, бронебойная Наденька!..

И в этом ее сила.

И пожалуй, право.

Вера Анатольевна сама вызвалась на этот разговор, сама пригласила пожилую сыщицу в свой дом, значит – должна быть готова к подобного рода бесцеремонности.

– Так решил Алексей Дмитриевич.

– Он не доверял сыновьям?

Ох!

Но Вера Анатольевна впервые улыбнулась. Склонила набок ухоженную голову, то ли кивнула, то ли отрицала.

– Это старая история… Когда родился Геннадий, Павлу было четыре года. Я была занята пеленками-распашонками, Павел везде ездил с отцом… Алексей рано заметил в сыне талант. Он много времени посвятил его раскрытию…

– А Гена?

– Геннадия Бог наградил не так щедро. И может быть… я совсем этого не исключаю… в том была наша вина. Родительская. Алексей слишком увлекся воспитанием старшего сына, они сблизились… Геннадий чувствовал себя обделенным… Наверное. Так получилось, что между нашими сыновьями позже возникло соперничество. Геннадий постоянно рвался что-то доказать отцу… показать, что тоже достоин его фамилии…

– Ревновал? – напрямую врезала баба Надя.

– Да. И иногда это мешало делу. Лет десять назад Павел основал личную мастерскую. Окружил себя талантливой молодежью… Сейчас эта студия приносит едва ли не больший доход, чем семейное предприятие. Павел абсолютно независим финансово. Он развивается, постоянно начинает что-то новое, интересное… Десять лет назад Геннадий его не понял – зачем своими руками воспитывать, продвигать конкурентов? Я в то время уже почти решила переписать предприятие на сыновей, но… – Вера Анатольевна грустно покачала головой, – остереглась. Оставила за собой последнее слово. Иногда и теперь мне приходится разрешать конфликты сыновей практически волевым, приказным порядком… Точнее – приходилось…

Женщины немного помолчали. В полнейшей тишине из-за кресла Веры Анатольевны доносился всхрап-всхлипывание собачки…

– Сыновья совсем рассорились? – тихонько спросила бабушка Губкина.

– Нет, – словно очнулась Кузнецова. – Я бы не сказала. Просто их соперничество могло навредить делу, а это дело для меня дорого. Как память.

– Понятно, – внушительно кивнула Надежда Прохоровна.

– Убийство брата для Павла не аргумент.

– А если бы наоборот?

Ох била баба Надя, ох била! Софья Тихоновна с ужасом ждала отповеди – о чем вы говорите, любезная?!

Не дождалась.

– Отнюдь не аргумент. Не точка в споре, так как это глупо.

Надежда Прохоровна пожевала губами, хмуро поглядела на хозяйку дома:

– Но ведь кто-то же убил. За что?

– Не понимаю. Ни у кого из моей семьи не может быть мотива. Ни финансового, ни личного. Геннадий мог быть вздорным, мог скандалить, у него болезненно ранимое самолюбие… Но… Убивать? Зачем?! Не понимаю…

– А какие отношения у него с женой?

– С Леночкой? Леночка – чудо! Наш ангел-хранитель. Когда в автомобильной аварии погибла первая жена Геннадия – Анечка, он сам сильно пострадал, почти год провел в постели. Я тогда тоже свалилась с инфарктом… Леночка практически выходила нас обоих.

– Они были раньше знакомы?

– Нет. Леночка была моей сиделкой в больнице. После выписки я предложила ей переехать сюда – мы как раз только закончили строительство двух соседних домов, – она полностью взяла на себя все заботы. Ухаживала за мной, за Геной, присматривала за его детьми. Серафиме тогда было одиннадцать лет, Диме шел шестой… Предложение Геннадий сделал уже позже, где-то через год.

– Влюбился?

Вера Анатольевна впервые смутилась от прямого вопроса:

– Не думаю, что Гена был сильно влюблен. Скорее… скорее, Леночка его устраивала. Она девушка из очень простой семьи, работящая, приветливая… Она просто оказалась вдруг необходима, понимаете?

Еще бы. Когда на тебя свалилось разом: смерть жены, больная мать, сам хворый да двое деток – за любую сиделку схватишься.

– А другая невестка что ж – не помогала?

– Катарина? – Вера Анатольевна поморщилась. Имя второй невестки она произносила совсем с другой интонацией, чем когда говорила о Лене. – Катарина не в состоянии приглядывать за собой. Точнее, ее хватает только за собой приглядывать. – Отвернулась к окну, немного помолчала. – Вы обратили внимание, как неравномерно разделен наш участок?.. Еще недавно на месте дома Павла и Кати стоял дом ее родителей – мы были соседями по даче. Ян Вацлович был довольно успешным дипломатом, долгое время работал в Швейцарии, потом во Франции… Там, где сейчас разбиты лужайки с клумбами, когда-то располагался теннисный корт, к соседям приезжали гости – артисты, писатели, дипломаты… Катарина была звездой нашего поселка. По ней сохли все окрестные мальчишки, как же – парижанка. Своими французскими нарядами она сводила их с ума… – Вера Анатольевна взяла со столика чашку, сделала глоток чая. – Я немного дружила с матерью Кати – Эммой. Ян Вацлович был не слишком приятным человеком – заносчивым… Он не сумел вписаться в новую действительность, слишком рьяно поддержал ГКЧП, потом пытался даже застрелиться. В общем – все пошло прахом. Какое-то время Эмма с Катей даже бедствовали. – В тонких морщинистых пальцах Веры Анатольевны дрогнула недопитая чашка, она аккуратно поставила ее на блюдце. – Я очень удивилась, когда Павел объявил, что женится на дочери соседей. Он был немного старше, никогда не входил в круг ее поклонников. Хотя, – Кузнецова повела плечом, – как раз это невнимание с его стороны и могло сыграть решающую роль – из всех навязчивых кавалеров Катарина выбрала моего сына…

– У них есть дети?

– Да, двое. Близнецы Семен и Ян. Мальчики учатся за границей, должны вернуться через две недели. Младший сын Геннадия Дмитрий тоже учится не здесь и тоже приедет в это же время.

– А Серафима где учится?

– Серафима? – У Веры Анатольевны была странная манера повторять вопросы и имена. Складывалось впечатление, будто она с трудом меняет направление мыслей и якорем бросает имена. – Серафима наше наказание. Она нигде не учится. Дважды пыталась поступить в театральное – провалилась. Сейчас несколько раз в неделю ездит на какие-то курсы, берет уроки актерского мастерства, готовится к поступлению на этот год.

Надежда Прохоровна уже некоторое время пристально смотрела в окно, Вера Анатольевна проследила за ее взглядом – в саду, возле плавно изогнутой клумбы, работал невысокий русоволосый мужчина.

– Это Василий, – пояснила Кузнецова, – наш прежний садовник. Он и его жена Лидия работали у Катарины несколько лет, потом произошла какая-то странная история с кражей продуктов, Катарина их уволила и на место Василия взяла Дениса. Домработницей на время была женщина, раньше помогавшая Лидии при большом стечении гостей.

– А что за история с продуктами?

Вера Анатольевна брезгливо сморщилась:

– Я не вникаю в кухонные дрязги. Достоверно знаю только одно: Василий и Лида Игнатенко вернулись сюда за какими-то забытыми вещами тем же утром. Сами они с Украины, на лето для детей и бабушки сняли комнаты в доме у нашей молочницы и, так как деньги были уплачены вперед, остались в Подмосковье. Подыскивали новую работу, случайно заглянули практически в момент ареста Дениса, Катарина взяла их обратно.

– Простила?

– Катарина слишком ленива, чтобы обивать пороги агентств по найму прислуги.

– А где же она нового садовника нашла?