Отзывы на книги автора «Оксана Кириллова»

"Сколь бы развиты и образованны вы ни были, какую бы профессию ни освоили, какой бы ни был у вас характер, покладистый или мягкий, — если вы оказались в толпе, которая объединилась против общего гипотетического врага, вы начнете думать, действовать и даже чувствовать совершенно иначе. В заведенной сплоченной массе даже солидный ученый может вмиг откатиться в развитии до состояния неразумного и ведомого дитяти, если не удержит власть над разумом и эмоциями. Силой толпы легко сомнутся все годы его учений, и продуктивное познание перед ней будет бессильно. Заведенная толпа — это наглядный химический эксперимент в действии: разные элементы, соединившись, образуют вещество с новыми свойствами. Водород и кислород в сочетании дают нам молекулу воды, правильно? Но смешайте тяжелый изотоп все того же водорода — дейтерия — и изотоп лития с массовым числом шесть — получите соединение, необходимое для ядерного оружия. А в какое сочетание замесило вас? Сумеете ли вы определить это до того, как смесь станет взрывоопасной? Сможете ли вы вернуть над собой власть прежде, чем наступят непоправимые последствия?".

События «Инспекции» отправляют Виланда и читателей в Аушвиц, куда он приехал в качестве инспектора. Меня поражало, насколько отличным от истины было ранее мое представление о внутреннем порядке в лагерях. Я была уверена, что все происходящее, делалось по указке правительства, но нет... Что Дахау, что Аушвиц стали совершенно самостоятельными мини-государствами, где царило полное беззаконие и самоуправство. Но в Дахау было получше, если вообще можно так сказать, по крайней мере, пока там находился Виланд, и мы могли следить за происходящим его глазами. В Аушвице же Виланд говорит руководителю лагеря о каких-то положениях, общепринятых правилах, указах, должностных инструкциях, а тот и не скрывает, что большинство даже и не читал, выставляя свои самоуправные порядки в благом и эффективном свете.

Параллельно события 1994 года, которые берут начало из «Виланда», продолжают свое развитие и в «Инспекции». Лидия — немка, адвокат Валентины — русской женщины, задушившей подушкой старого и больного эсэсовца, силится понять, что же скрывается в ее душе, почему она так смилостивилась над нацистом, избавив его от мучений. Эта линия имеет детективный оттенок, но двигаясь по сюжету читатель вполне может догадаться о ключевых поворотах. Однако все равно сохраняется интрига и не покидает желание узнать в подробностях, как же все было на деле, но окончательный вердикт, думаю, будет вынесен в четвертой части, «Исход».

Так же в книге задействованы события 20.. года, где профессор ведет лекции для своих студентов, на которых они рассматривают вопросы психологии толпы, психологии людей в целом, обсуждают происходящее в мире до, во время и после правления Гитлера, рассуждают о человечности, даже ставят небольшой эксперимент внутри группы, чтобы на ощутимом примере рассмотреть некоторые важные аспекты. Это потрясающие лекции! Читать и углубляться, задумываться и рассуждать вместе с героями было безумно интересно. И такие лекции действительно стоит преподавать и посещать всем без исключения, они многому способны научить.

В этой части цикла присутствуют два безусловно важных персонажа, помимо Виланда. С одной стороны есть Габриэль — врач Аушвица, который говорит очень умные вещи, понимает и осознает происходящее в полной мере, но да, все равно продолжает делать то, что делал. Он, как картины Сальвадора Дали, не получается отвести взгляд и хочется разглядывать под микроскопом, выискивая все новые и новые подтексты и значения. В его изречениях столько неприглядной правды, и так сложно уложить в голове, что человек живет на две стороны: с одной — подчиняется режиму, потому что должен, с другой — осознает всю тошнотворность, но не отрицает, что будь он на месте кого повыше, и дворцы бы себе строил, и другие богатства прибирал бы к рукам. И он не садист, и не маньяк, но как же это все в нем помещается?

Следующий персонаж, имя которого я вам не назову, чтобы для вас оставалась загадка, если решитесь читать цикл, но скажу, что он мужчина и тоже из нацистов. И наблюдая за этим героем, вселяясь в его шкуру, мой мозг просто треснул! Внутри меня что-то надломилось и перевернулось до такой степени, что я почувствовала какое-то подобие жалости или сочувствия вперемешку с каким-то грязным пониманием, и чем-то еще, чему я не могу дать название. Никогда бы не подумала, что смогу испытать такое к нацисту.

Этот мужчина вел длинный монолог, изливая душу Виланду, где открыто поносил весь гитлеровский режим, самого фюрера за то, что он сделал со своим народом, за то, что заставил свой народ делать с другими народами. В общем, очень сильный и эмоциональный монолог был, вот небольшой отрывок из него:

"— Мы убиваем их и присваиваем их имущество. Их, вон тех! А как же, как же: не убий, не укради, помнишь, фон Тилл? Нас в детстве учили быть хорошими, не делать зла да? Закон такой! А теперь слово фюрера — закон. И он нам: «Убий их всех, забери их дома и золото!» И теперь: не убьешь, не своруешь — нарушишь закон. Извращение всего... основ человеческого бытия... Мы нечто новое, не люди, но даже и не звери, они-то так с себе подобными не поступают. Что мы теперь, фон Тилл? Что за существо? Внешне — человек, а внутри... черточеловек. Злочеловек".

И в заключении своих слов он говорит одну фразу, от которой меня прорывает на крик и душит слезами, даже сейчас пишу об этом, а глаза уже покрыты пеленой, и внутри что-то сгорает... Вот эта фраза:

"— В детстве я мечтал стать кондитером, печь эклеры и сладкие булки с корицей".

И я даже не знаю, как словами передать эти чувства, которые бушуют внутри меня. Нет такого чувства, понимаете? Это душит изнутри, отравляет, но при этом нет ощущения, что эти эмоции неправильные. Я словно поняла что-то такое, познала какую-то настолько закрытую истину, что это осознание никак не ложиться на разум, но остро ощущается в душе. Неужели можно не оправдывать конкретного нациста, ненавидеть его, но проникнув к нему в голову, начать понимать и сочувствовать или жалеть, видя в нем измученного человека, который просто мечтал стать кондитером, а пришлось травить людей газом?

Я поняла, почему невзлюбила Виланда. Не потому лишь, что он убил щенков и увечил или убивал людей, но и потому, что он упертый баран! Ему столько раз пытались втемяшить в голову правду, столько раз пытались помочь увидеть картину целиком, давали столько поводов для рефлексии и глубокомыслия, а он ни в какую! Все равно, что об стенку горох. Но в «Инспекции» его шестеренки начинают крутиться в обратном направлении от разговоров с Габриэлем, от того, что он услышал от того мужчины-нациста, от того, с чем он столкнулся к концу второй части. И знаете, тоже что-то такое надломилось, и я начала впускать его в свою душу. Я поняла его чувства в тот момент, меня больно ранила эта его новая реальность. Я поставила себя на его место. Это невыносимо.

Теперь я могу переходить и к «Числу Ревекки». В этой части история будет рассказана от лица Ревекки — еврейки, заключенной в лагерь только лишь потому, что ей не повезло статься еврейкой в то время, когда евреи, да и в целом все люди, кроме немцев, истинных арийцев, были не в почете и не имели права на существование.

Почувствовать невыносимую жалость к заключённым в разы проще, чем к нацистам, потому что это нормально и в обществе, и по внутренним ориентирам. Но встать на место заключенных в разы сложнее, ведь весь этот ужас, перенесенный ими, даже вообразить невозможно, а когда читаешь и представляешь, то хочется лишь одного: умереть, чтобы больше никогда этого не испытывать, чтобы больше никогда не вселяться в их шкуру, в которой невыносимо тесно, мерзко и бесконечно больно.

"— А почему же ваш Боженька посылает вам испытания такие — чистку немецких сапог, например, — а евреям и советским — другие — смерть в газовых камерах? Не все перед Богом равны, значит?"

Не удивительно, что даже самые ярые сторонники религии, теряют веру в таких обстоятельствах. Ведь, и вправду, как Бог такое допускает? Как он может смотреть на такое и ничего не делать? Как могли люди, творившие такое зло, избежать наказания и вернуться в социум? Да, он их наказал памятью и внутренними терзаниями, но разве этого достаточно, когда они могли и дальше после всего этого продолжать жить в теплых домах, строить семьи, попивать горячие чаи и кушать вкусности в то время, когда лишили всего этого, и даже больше — самой личности, невинных граждан?

Хотя, как я уже говорила, эти книги сильно меня раскурочили и словно пересобрали мое мировоззрение заново, ведь не все нацисты хотели быть нацистами, не все кайфовали зверствуя и мучая тех, кто слабее, не все сохранили рассудок. А сохранили ли вообще? Можно ли сохранить рассудок, когда ты был заключённым в концлагере, или когда был тем, кто этих заключенных унижал и забивал до смерти? Можно ли в принципе сохранить рассудок, если побывал на войне, неважно по какую сторону баррикад?

Здесь описаны такие вещи, от которых рассудок может повредиться, лишь от одного прочтения, стоит только поставить себя на место этих людей, осознать все их состояние, все их душевные муки и терзания, все то, на что они шли, чтобы выжить. Но именно в этой части нашлось место состраданию, дружбе и любви. Когда одна заключённая ради жизни и здоровья другой заключенной, переступала через себя и делала то, от чего ее тошнило и корежило, лишь бы та другая выжила. Когда два человека искренне полюбили друг друга даже в таких обстоятельствах и были готовы на все ради друг друга, рискнули всем ради возможности быть хоть сколько-нибудь  счастливыми. Ведь стоит же рисковать всем, ради того, что любишь и во что веришь, правда? А когда эта искренняя вера и любовь относится к себе и своему народу, когда душа болит за страну, и человек готов следовать за толпой во имя светлого будущего, то тогда стоит? Две стороны одной медали, но и там, и там есть искренность, есть вера, есть любовь. Так чем нацисты, которые не садисты и не маньяки по натуре, по сути своей отличались от заключённых в концлагерях? Лишь расовой принадлежностью и везением.

Один момент ближе к финалу растерзал меня, выпотрошил, пережевал и выплюнул, а сверху еще и потоптался. Вот, вспоминаю его сейчас, и все тело парализует так же, как парализовало ее (не скажу кого). В этом моменте было все и не осталось ничего. Этот момент дарует самое желанное и вмиг вырывает это с корнями, оставляя после лишь пепел и пустоту.

Оксана Кириллова написала что-то поистине великое и неповторимое. Хочется снять шляпу перед автором, потому что такие книги никогда не отпустят до конца, они навечно остаются внутри читателя, и к ним хочется возвращаться, несмотря на ту боль, что испытываешь, несмотря на то, что отдаёшь взамен... Но этот всеобъемлющий труд определенно того стоит! Это именно те книги, которые будешь перечитывать и каждый раз находить для себя что-то новое, замечать то, что пропустил ранее, препарируя психику человека вместе с автором в бесконечных попытках когда-нибудь ее понять...

"Но ответственны все будут: одни — что внушили, другие — что позволили своим разумом управлять".

Завершающий четвёртый роман тетралогии «Тени прошлого» Оксаны Кирилловой соединяет все сюжетные линии и описывает последние дни Третьего рейха. Первый роман «Виланд» (отзыв здесь) описывает становление тоталитарной системы через историю простого немецкого парня Виланда, сына ветерана Первой мировой, — как хороший мальчик становится винтиком карательной машины, как меняется его мышление и внутренний мир. Второй и третий романы ​​«Инспекция. Число Ревекки» (отзыв тут) описывают работу гауптштурмфюрера Виланда фон Тилла во время инспекции концентрационного лагеря Аушвиц-Биркенау в начале 1944 года, а также жизнь заключённых в концлагере. Одной из заключённых оказывается Бекка Вернер, первая любовь Виланда. И немецкий офицер начинает тайно помогать уже отощавшей и находящейся на грани жизни и смерти возлюбленной.

«Вы знаете, что творили победители со своими же женщинами после войны, с теми женщинами, которые легли под немецких офицеров во время оккупации? Их брили налысо и голыми гнали через весь город. Признавали их детей — "нацистскую икру" — неполноценными»

Мы оказываемся лицом к лицу с ужасами концлагерей и их античеловеческой системой, с режимом круговорота жизни и смерти, работающим по своей чудовищной схеме. Разговоры с врачом Габриэлем Линдтом, ставящим эксперименты над заключёнными, истории про Рудольфа Хёсса, коменданта Освенцима, встречи с Адольфом Эйхманом, прозванным «архитектором Холокоста» (и ещё десятки исторических лиц упомянуты в романе)... Оксана Кириллова, проделав колоссальную работу по изучению документов и архивов, погружает в круги ада, через которые проходили сотни тысяч и миллионы людей. При этом мы слышим извращённую философию и логику палачей, слышим голоса и рассуждения как нацистов, так и заключённых.

«Я помню: "Мыслю, следовательно, существую". Здесь мы уже давно не мыслим, никаких крох разума, одна пустота. Значит, нас уже не существует. Мы пустота. Но разве пустота может так болеть?»

Последние месяцы существования Аушвица выписаны особенно ярко и художественно посредством драмы — как всеобщей, когда оставшиеся в живых постоянно ожидают освобождения с приближением армии союзников, так и личной драмы главных героев — Виланда, который начинает осознавать глубину собственного нравственного падения и неминуемость расплаты за содеянное, и Ревекки, которая рассказывает ему о том, через что ей пришлось пройти, а ещё, пользуясь защитой немца, спасает от газовой камеры свою подругу Касю, русскую военнопленную. Перед читателем разворачиваются сцены отступления немцев, бегущих назад в Германию, при этом уничтожаются все архивы, разбираются крематории, а заключённых пытаются вывезти на последних оставшихся поездах.

«Нашему мозгу привили привычку делить всех на своих и чужих: все войны и конфликты во все времена приучают людей производить это действие в своей голове. <...> Но главное, чужие для нас — безликая масса, в то время как свои — индивидуальные единицы. Ну а после нас учат относиться с недоверием к миру за пределами круга своих»

Мастерски вплетены в рассказ о прошлом истории из настоящего, где адвокат Лидия приезжает в Россию начала 1990-х, чтобы найти какие-то связи со своей подопечной, задушившей пожилого немца в лечебнице. Она находит записи, надиктованные её матерью, из которых тоже узнаёт историю Виланда, Ребекки и Каси. Одновременно мы присутствуем на лекциях по политологии, которые проходят в 2000-е годы, где вместе со студентами анализируем тоталитарные системы XX века и методы манипуляции массовым сознанием, а ещё подбираемся вплотную к этическим проблемам власти, добра и зла, насилия, ответственности личной и коллективной... При этом происходит перекличка поколений, некоторые из персонажей романа оказываются внуками из тех времён немецкой оккупации.

Роман «Исход» становится не только финалом и приговором для существовавшей в нацистской Германии системы, он передаёт не только тяжёлое осознание пустоты и безысходности для людей, которые пережили Холокост и ужасы войны... Этот роман раскрывает глубину трагедии людей вне зависимости от убеждений, просто оказавшихся по ту или иную сторону этой чудовищной исторической ситуации. Вся тетралогия Оксаны Кирилловой даёт много поводов проанализировать как произошедшее с русскими, немцами и евреями в ХХ веке, так и происходящее с нами сейчас. Она о человеке и его ценности вне зависимости от пола, национальности и идеологии. О любви к человеку. А ещё о надежде, что вынесенные уроки не допустят повторения здесь описанного.

«Они никак не желали понять, что родились не на Земле для людей, где можно было жить здесь и сейчас, а на Земле для идей и главная идея, которая тут ежечасно продавалась, — когда-нибудь мы заживём прекрасно, нужно лишь немного потерпеть»

Замечательный цикл, который я хочу вам очень рекомендовать прочитать.

Заключительная книга из тетралогии про Вторую мировую войну и концентрационные лагеря глазами офицера СС. Ни на секунду книга не уступила по эмоциям и содержимому предыдущим частям.

Вновь на страницах нас ждали:
-изобилие фактов,
-хронология событий,
-моральный облик офицера СС,
-жизнь пленных в лагерях и после,
-жизнь до и после войны немцев.

Я все глаза выплакала, все думы выдумала... Этот контраст главного героя... От юноши, промытого идеологией Гитлера, который идёт наперекор здравому смыслу, своим родителям... Следом мы видим отличника в рядах гитлерюгенда. А вот уже картинка его в облике монстра в декорациях лагеря.

Но потом начинается долгий путь к своей совести, к человечности, к жизни. Все эти разговоры с доктором Габриэлем, который в декорациях лагеря выглядел не монстром, а отрешенным философом. Очень интересно, что даже у меня, стороннего наблюдателя, отношение было к "монстрам" разное. Хотя, они же все разные и были когда-то людьми....

А потом эта запретная любовь, которая укоренила посеянное семя сомнения. И уже все стало не так однозначным. Даже моя ненависть стала блекнуть к герою и стали пробиваться ростки сострадания и понимания...

И все же, автор в реалиях настоящего ужаса, показывает нам, какую силу несёт любовь. На примере Бекки, Каси, Отца Виланда, Виланда, внучки Вали мы видим вот эту созидательную силу любви.

Книга заставившая меня столько раз содрогаться от ужасов осознания, что не немцы негодяи, а все мы, люди. Каждый из нас в определенных ситуациях может превратиться в монстра.  Я столько прочитала на эту тему, столько размышляла, что никогда уже не скажу "Я так никогда не сделала бы, я такой никогда не стану"....

Это прекрасная тетралогия для тех, кто не только хочет узнать хронологию, поплакать над тяжёлыми моментами, но и познать себя. Я от всей души благодарю автора за такую значимую историю.

Вот и дочитан цикл «Тени прошлого», пожалуй, это самые сильные книги о Холокосте, которые я читала. Очень цепляет, что все показано с разных сторон – тех, кто вершил зло и исполнял приказы, тех, кто подвергся жестоким истязаниям, тех, кто смог сохранить доброе человеческое, тех, кто изучал историю после.

В книге «Исход» мы видим развязку произошедшего, почему был убит старик Виланд в первой части, что произошло с Ревеккой – девушкой из концлагеря и возлюбленной Виланда. Что творилось в последние месяцы существования Аушвица, когда стало понятно, что скоро придет освобождение. А творилось страшное, сколько людей погибло не дожив совсем чуть-чуть до свободы…

Отдельно хочется отметить размышления профессора из 21 века о том, что вся трагедия в том, что нас с детства приучают делить на своих и чужих. И вот парадокс – плохое чужим мы не прощаем, начинаем ненавидеть, возводить все в абсолют, а вот у своих как будто сглаживаем, даем право на ошибку. Мы сосредоточены на конкуренции и борьбе и на этом играют те, кто у власти. Но, что если все больше людей начнет выбирать иной путь и начнет взращивать доброе. Может еще не все потеряно?

Много размышлений вызывает прочитанное, а это для меня всегда ценно. Чувствуется, что автор проделала огромную работу. Импонирует еще то, что нет категоризма, что вот это плохо, а это хорошо, показаны разные полутона. Не так страшно признать, что был не прав, поддался чужому веянию или пошел за толпой, но вот заплатить цену за ошибку может не каждый, порой цена неподъемная.

Для меня все книги цикла на высоком уровне, но по эмоциям самые сильные – «Инспекция» и «Число Ревекки», их читала с комом в горле и мурашками размером со слона. Такие книги обязательно надо читать и не бояться, они меняют мировоззрение, помогают очнуться, потому что многое из книги актуально и сейчас.

Оксана Кириллова препарирует на операционном столе жесткие куски прошлого, расползающиеся по углам, пытающиеся проникнуть в темноту и спрятаться под покровом ночи. Однако отвести глаза в сторону не получится. Раствориться во тьме не получится. Лампы направлены во все стороны, а самое главное - внутрь себя.

«Исход» - конец длинного пути или же многоточие, позволяющее блуждать в лабиринтах сознания, скатываться по горкам отчаяния, перебирать в руках песчинки, заматываться в одеяния и пребывать в бешено льющемся потоке мыслей, обжигающих нутро.

Психологизм и острые «неудобные» темы и вопросы, внутренние противоречия и тетрис убеждений, ловко преображающие и изменяющие общую композицию, отодвигая в сторону ранее выданные себе инструкции -

позволяют рассмотреть мелкие детали, из которых складывается нечто большее, рассмотреть их хаотичное движение, протоптанные дорожки сомнений, вспомогательных средств с опорами, чтобы все как-то вместе держалось и не распалось при собственном выдыхании воздуха или же внезапном легком толчке в спину… что ты уже носом утыкаешься в лужу грязи, осознавая произошедшее, ощущая нестираемые страницы истории, пропитанные кровью… или дальше пребывая в коконе небытия, затыкая всевозможными пробками всевозможные отверстия, чтобы внутрь ничего не попало, а наружу не вытекло, ступая на деревянные балки.