Ее учили географии, она знала три языка, умела писать, читать и считать, знала правила этикета, но о жизни – ничего. Помимо учебников у Нади была лишь книга сказок и легенд, изданная десять лет назад для девочек из благородных семей. О добре и зле в книгах писалось однозначно и понятно. Такими она ожидала увидеть их и в жизни. А если злодеи не выглядят злодеями, а добрый человек калечит людей? Как понять, кому верить? Как не испугаться мира за стенами башни до смерти?

Надя ждала кошмаров. Сны вообще были сложной частью ее жизни, о которой она боялась с кем-то говорить. Сердцем она чувствовала, что ни отцу, ни пани Ожине не понравится то, что она видит в снах.

Армия мертвых за ее спиной, страшных, готовых вцепиться в горло всему живому, но совсем не пугающих ее. Сны, где она – черная птица, которая летит все дальше и дальше на север, и от тени ее крыльев там, внизу, умирает земля. Сны, где она запирает огромную тяжелую дверь, оставляя за ней уязвимых спящих людей. Запирает навсегда. Без сожаления… И сколько бы Надя ни рисовала на стенах комнаты розовых единорогов – сны добром не наполнялись.

После всего пережитого она ждала новых кошмаров, но их не было. Восторг от полета, первого в жизни, вытеснил страх. Ей снилась черная лошадь. Они поднимались все выше и выше, от высоты перехватывает дыхание, а впереди вырастала из моря белоснежная вечная яблоня и от ее ветвей зеленело небо…

Мирослав Третий закрыл за собой дверь кабинета, подошел к дивану, сел и устало потер переносицу. Время близилось к полудню, но зимние тучи затянули небо, лишая город света. Он, сам того не замечая, прошептал молитву, и под потолком засветилась лампа Ярока. Привычно отмеряли время часы. Пахло кожей и сигаретами.

Мирослав поднялся с дивана, подошел к письменному столу и достал из ящика серебряный портсигар.

– Приведи ее на бал!

Мирослав вздрогнул и обернулся.

Красивая светловолосая женщина вышла из стены и села на диван. У Мирослава мороз пробежал по коже. Он никогда не видел ее раньше, но узнал сразу.

Мокошь-судьба.

Он медленно опустил руки, перевел дыхание.

– Оставьте ее! – попросил Мирослав. Попросил всей душой, как никогда раньше. – Заберите меня! Мною началось – пусть мною и кончится!

Богиня покачала головой.

– Поздно. У каждого своя судьба, царь. Приведи девочку на бал или быть беде. Для тебя. Для твоей жены и младшей дочери. Для города. Для всего Края.

Он опустился перед ней на колени, но богиня уже исчезла.

Мирослав заплакал.

Суматоху с утра устроила пани Ожина. Это она привезла неожиданные вести: Надя едет на бал.

– Как отец решился?!

– Я удивлена не меньше вас, ваше высочество.

– Пани Ожина, мы достанем за два дня платье?

– Постараемся, ваше высочество.

Платье нашлось. Его перешивали по меркам, без царевны, обещали привезти утром в день бала, но опаздывали. Надя волновалась, не могла засунуть в себя даже ложки каши. Пани Ожина, приехавшая к десяти утра, была страшно ею недовольна.

– Не хватает только, чтобы вы рухнули в голодном обмороке прямо в бальном зале, ваше высочество! Или чтобы у вас заурчало в животе во время танца!

Надя съела остывшую овсянку, яблоко и булочку. Запила холодным чаем.

Потом гувернантка отправила ее купаться и мыть волосы. А затем сама занималась ногтями царевны, вздыхая, что работа в саду вконец испортила ей руки.

Платье привезли в полдень. Атласное, голубое, расшитое лентами и шелковой вышивкой. Такую прелесть Надя видела раньше лишь в журналах мод. Пани Ожина затянула корсет и помогла надеть платье. Затем уверенными движениями собрала волосы в тугую прическу, а чтобы они не вздумали выбиться, вогнала в уложенные на затылке косы сотню шпилек. Надя чувствовала себя подушечкой для булавок. Из шкатулки царевна достала нитку черного жемчуга и наконец подошла к зеркалу – на нее смотрела незнакомка. Красивая, взрослая.

Царевна обняла себя за голые плечи, и незнакомка тоже поежилась, взволнованно всматриваясь в глаза Наде.

Пани Ожина протянула ей веер и маску.

– Не забудьте, ваше высочество.

Бал-маскарад затеяли ради царевны. Она не покидала ранее башни, но была похожа на родителей и ее могли узнать. Надя послушно взяла маску, подержала в руках. Незнакомка в зеркале выглядела испуганной. Пани Ожина ободряюще улыбнулась, ласково пожала ей пальцы.

В дверь постучали.

Мирослав долго смотрел на дочь, потом крепко обнял.

– Папа, все в порядке?

Он не ответил, поцеловал ее в макушку.

– Вас сопроводят. Пани Ожина, не отходите от ее высочества ни на шаг.

Наставница послушно кивнула.

– Увидимся после бала, милая.

Царь вышел, и от Нади не ускользнуло, как он прятал взгляд. Она хотела подумать об этом, но пани Ожина не оставила ей времени.

– Сейчас принесут полдник. Обязательно все съешьте, а я отправлюсь к себе, мне тоже нужно переодеться. Встретимся в карете. Ничего не бойтесь и берегите платье.

Надя послушно кивнула.

Есть полдник она не стала, боясь испачкать платье. О поведении отца Надя уже забыла, поглощенная мыслями о бале. В половине пятого в дверь вежливо постучали. Царевна набросила плащ, взяла в руки маску, перчатки и вышла из комнаты.

Она совсем не так представляла себе полицейский эскорт. Надя ожидала увидеть сутулых мужчин средних лет в зеленых мундирах, а увидела шутов! Угадать их возраст было невозможно – лица покрыты толстым слоем разноцветного грима. Они были одного роста и одного телосложения, один в трико красно-синего цвета, второй – желто-лилового.

Коридоры были пусты. На день отсюда удалили всех из внешней и внутренней охраны. Шуты вывели царевну на улицу. Было холодно, сыро, пахло сухими листьями и дождем, но оглядеться ей не дали. Карета подъехала к самым дверям, и спустя пять секунд царевну уже усадили в нее.

Пани Ожина была в карете. Она осмотрела платье царевны, поморщилась, глядя на растрепанную прическу. Охранники качнули карету, запрыгивая на запятки, и они поехали.

Лошади неслись слишком быстро для узких улочек, полных народа. Кучер ругался, гнал прохожих из-под колес, но скорости не сбавлял. Они замедлились, лишь когда пересекли ворота Серединного города. А у Базарной площади карета встала.

Один из шутов тут же открыл дверь и сел в карету к женщинам, второй пошел разузнать причину задержки. Надя перегнулась через наставницу и выглянула в окно.

Вокруг площади тускло горели фонари. Торговля давно закончилась, но люди не расходились. Толпа гудела, выкрикивала что-то. Пани Ожина, похоже, расслышала больше царевны, потому что резко задернула шторы.

– Сядьте прямо, ваше высочество, – сказала она таким голосом, что Надя почти увидела побежавший по стеклам иней.

Вернулся второй охранник. Он ничего не сказал, но бросил хмурый взгляд на Надю. Потом сел напротив и достал из-под каретных подушек пистолет.

Пани Ожина непроизвольно закрыла Надю рукой, но полицейский лишь криво усмехнулся и оправил шторы. Второй мужчина тоже достал пистолет.

Наде стало страшно. Из разговоров стражниц она знала, что в городе второй месяц не утихают волнения, но не думала, что дела так серьезны.

После дождей часть урожая сгнила в полях, торговцы подняли цены, взволновав и возмутив горожан. Люди требовали помощи от казны и заступничества от царя. Похоже, они не получили желаемого…

Царевна посмотрела на пани Ожину. Наставница сидела прямо, не убрав защищающей Надю руки, смотрела поверх головы полицейского, и Надя вжалась в диван.

Кучер повернул обратно. Они вновь спустились к акведукам Серединного города, там к ним присоединился дополнительный конный эскорт. Возвращаться к Базарной площади не стали. Объездной путь занял больше времени, и когда они подъехали к дворцу, бал уже начался.

Карета остановилась у парадного подъезда.

Здесь было множество карет. Пройти город пешком не составило бы труда, но для городской знати приехать на бал в карете вопрос престижа. Надя рассматривала лошадей.

Гнедые, вороные и рыжие; коренастые, с длинными гривами и умными глазами. Они не могли сравниться с морской лошадью Надиного спасителя, но царевна невольно прониклась к ним симпатией.

Кроме котов, в Варте почти не держали животных. Коты ловили крыс и мышей, царь запретил их трогать, и они жили на улицах большими ленивыми семействами. Коров держать было негде. Когда-то в городе держали скотину, но, когда он разросся, не осталось мест для выгона и скотоводство пришлось оставить. Охотники – жрецы лесного бога – добывали для горожан оленей и диких уток в лесу, с позволения Лешего, тем город и кормился. Лошадей завозили по канатной дороге с Побережья. Собак держать позволяли себе лишь охотники.

Однажды у Нади тоже был щенок. Он прожил в деревянном домике у нее на крыше два месяца, а потом умер. Любава сказала, что «отравился цветочками». Больше домашних питомцев Надя не заводила…

– Нам пора, ваше высочество!

Царевна надела маску и в сопровождении пани Ожины и шутов последовала к главной лестнице.

Дворец, наполненный стеклянными лампами с кровью солнечного бога, сиял как солнце. Стражницы в башне называли такие «кровавками». Лампы разных форм и размеров, дворец украсили ими снаружи и внутри, было светло как днем.

Всего во дворце было три бальных зала: Желтый, Розовый и Зеленый.

Первые два, переходящие друг в друга через широкий арочный коридор, – на первом этаже. Зеленый занимал большую часть второго.

В Розовом зале гости приветствовали друг друга, вели неспешные беседы, угощались закусками и пили игристое вино. В Желтом – тихо переговаривались, ожидая выхода царственного семейства. Отсюда на второй этаж шла широкая мраморная лестница, упирающаяся в большие центральные двери, призывно распахнутые для гостей, слева и справа перед входом в Зеленый бальный зал ответвлялись узкие боковые коридоры, охраняемые гвардейцами.

Герольд представил Надю и пани Ожину как пани Плющ с дочерью Анной из Маринграда. Они прошли по залу и остановились у окна.

Надя сжимала в руке нетронутый бокал вина. Она вдыхала соленый аромат морских закусок, кислый аромат вина и тонкие нити запахов: мускус, амбра, жасмин, ваниль, лимонграсс, кожа – духи. Толпа вокруг была яркой, изысканной: дамы в вечерних платьях, затянутые в корсеты с обнаженными плечами в жемчугах и бриллиантах; мужчины в черных фраках, галантные, улыбчивые. Они бросали заинтересованные взгляды на двух незнакомок, но Наде было не до людей вокруг – перед глазами темнело. Слишком много людей! К ней долетали обрывки разговоров. Толпа вокруг шелестела, шуршала, шептала. Надя вежливо улыбалась пани Ожине и старалась не показать, как ей плохо. Наде казалось, что воздуха в зале уже не осталось.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Надя попробовала отвлечься. Она стала рассматривать людей вокруг. Молодая женщина в голубом и юноша в лиловом мундире оживленно обсуждали что-то, стоя у окна напротив. Сердце Нади забилось быстрее. Юноша стоял к царевне вполоборота, и она могла вдоволь налюбоваться им. Высокий и широкоплечий, светлые волосы выгорели под южным солнцем до белизны, большие синие глаза, высокие скулы…

Надя отвела взгляд. Это не для нее. Все осенние балы принадлежат Василисе. Надю ждет другая судьба, она выбрала ее сама – маленький домик на острове Вит.

Она тронула пани Ожину за локоть.

– Так много людей… Пожалуйста, выйдем на балкон!

Пани Ожина взяла царевну под локоть и стала пробираться сквозь толпу к выходу. Надя случайно задела плечом прекрасного юношу, он рассеянно посмотрел на нее.

– Простите, – смущенно сказала царевна, но между ними уже засмеялись, заплясали шуты, мешая разговору, и пани Ожина увлекла ее через толпу к выходу на балкон.

Они так и не успели выйти из зала, как герольды заиграли в трубы. В зале мгновенно наступила тишина.

– Царь Мирослав с супругой Тамарой и дочерью Василисой!

У Нади сжалось сердце.

– Выйдем? – участливо спросила пани Ожина.

Надя отрицательно покачала головой. Гости почтительно расступались, пропуская царственное семейство через Желтый зал. Царь, неся на губах тень вежливой улыбки, вел под руку жену.

У Нади больно кольнуло в груди.

Царевна давно вычеркнула мать из сердца. Уже целых полтора года она не ненавидела ее и не мечтала о встрече, почти заставила себя считать ее мертвой, но сейчас сердце сжалось, потому что Надя была копией матери, только младше на двадцать лет.

Черные, густые волосы царицы Тамары заплетены в косы и уложены на затылке. Карие глаза в камышах черных ресниц смотрят жестко и пристально. Никто и ничто не ускользнет от их внимания. Царица задержала взгляд на провинциалке в неловко скроенном платье, которая посмела не снять маску. Ресницы раздраженно дрогнули, отмечая чужой промах, и взгляд заскользил дальше.

Наде показалось, что ее заморозили.

Она стояла бледная, с похолодевшими руками и обескровленными губами и не могла шелохнуться. А следом за родителями в зал уже входила царевна Василиса. Русоволосая и голубоглазая – вся в отца. На ней было безупречно подогнанное лазурное платье из дорогого шелка. На хорошенькой головке сияла маленькими камнями-звездами диадема.

Царь с женой и дочерью прошли через Желтый зал и поднялись на второй этаж. Музыканты тронули струны, дунули в трубы, ударили в литавры – и дворец наполнился музыкой.

Надя с пани Ожиной остались внизу.

– Пойдем туда позже, да? – спросила царевна.

Пани Ожина кивнула.

Им снова подали игристое вино, и на этот раз Надя отпила из бокала. Пани Ожина молчала, понимая, что любой разговор будет лишним.

– Смотри – бог ветра.

Надя посмотрела. Невысокий светловолосый юноша не был похож на бога. Впрочем, о богах царевна знала мало, отец не любил говорить о них, и гувернеры следовали его примеру.

– Будьте осторожны, он любит морочить головы молоденьким девушкам.

Бог-ветер словно подслушал. Обернулся и, улыбаясь, пошел в их сторону.

– Добрый вечер, прекрасные незнакомки! – сказал он, останавливаясь напротив.

Пани Ожина низко поклонилась. Надя не спешила – она не знала, кланяются ли царевны богам.

На первый взгляд, Эолу было столько же, сколько и ей. Пшенично-желтые волосы, голубые глаза, россыпь веснушек по лицу, лбу и шее. На нем был костюм мальчика-пажа: голубая курточка, шаровары и шапочка. Он был немного смешон и совсем не примечателен. Может, пани Ожина ошиблась? Может, мальчишка просто назвался именем бога, чтобы привлечь к себе внимание?

– Так нельзя, – улыбаясь, ответил ее мыслям юноша. – Я слышу все разговоры о себе. Каждого, кто произносит мое имя. Обычно это останавливает нахалов.

Юноша наклонился, вглядываясь в ее лицо.

– Я тебя знаю?

Пани Ожина попробовала оттеснить его от Нади, шагнула вперед, заслоняя девушку. Эол нахмурился.

– Кажется, знаю…

Надя не ответила.

– Нам пора! – заторопилась пани Ожина.

Она схватила царевну за руку, потянула к лестнице. Шуты заслонили их от Эола, но сбить его с толку не смогли. Он оттолкнул одного из охранников и схватил Надю за руку. Порыв ветра взметнул шторы за спиной царевны, и они оказались в другом месте.

Эол все еще сжимал ее запястье, разглядывал лицо. Ни пани Ожины, ни охранников рядом не было. Надя бросила короткий взгляд вокруг. Судя по малахитовой отделке стен, они были в Зеленом зале, на втором этаже. Что ж, хорошо, что он не отнес ее на другой конец Варты!

В бальном зале было светло, людно, но почему-то тихо. Люди не двигались, застыв пойманными в янтарь бабочками. Остановились слуги с подносами, замерли танцующие пары и музыканты. Надя повернулась к Эолу:

– Что вы сделали? Зачем?

– И правда, зачем?

Одна из танцующих пар распалась. Девушка в розовом платье и в розовой маске, усыпанной блестками, отпустила руки партнера и шла к ним.

– Смотри, сестра, кого я нашел!

– И кого же?

Слева от них сбросила оцепенение брюнетка в красном. Она поставила бокал с вином на поднос замершего официанта и тоже подошла.

Девушки, в красном и в розовом, были двойняшками. Обе светлокожие, невысокие, с одинаковыми чертами лица, но девушка в розовом – голубоглазая блондинка, а в красном – кареглазая брюнетка.

– Так кто же это? – еще раз спросила девушка в красном.

– Это Надежда. Черная царевна.

– Та самая?! – восхитилась блондинка в розовом.

Эол кивнул, довольный собой.

– Сними-ка маску, смертная.

Розовая, не дожидаясь, протянула руку к лицу царевны. Надя отступила на шаг.

– Ой, какая пугливая! – рассмеялась Красная. – Сними маску.

Надя не двинулась.

– Снимай маску, человеческая девка, и преклони колени перед своими богами!

– Ни одному из вас я не молилась прежде и сейчас кланяться не стану!

Надя испугалась, но голос не выдал ее. В тишине замершего зала он прозвучал уверенно и громко.

– Ты что позволяешь себе, тварь?

Голос Розовой зазвенел в хрустале люстр, треснул разбитым стеклом. Надя вспомнила сказки о людях, навсегда превращенных в птиц, зверей и придорожную траву из-за того, что дерзили богам, но отступать не позволяло чувство собственного достоинства. Она знала, как много боги сделали для мира, но никогда никому из них не поклонялась и не видела повода начинать сейчас.

– Эта дурища не понимает, с кем имеет дело, – лениво промурлыкала Красная.

– Вы – Пасиа Грина, богиня похоти. Вы – Милость, богиня чистой любви, и вы, Эол – бог-ветер. У вас нет власти надо мной.

Красная улыбнулась. Розовая была рассержена. Эол откровенно забавлялся.

– Девочка права. Подите все прочь.

Никто не видел, как и откуда появилась эта женщина. Высокая и красивая, в серебряном платье, черноволосая и черноглазая, она стояла посреди зала. Боги, не смея даже взглянуть на Серебряную, расступились. Женщина протянула Наде руку, жестом предлагая следовать за ней, и Надя пошла. Они прошли через зал мимо застывших гостей и остановились у лестницы, спускающейся в Желтый зал.

И тут словно кто-то шумно выдохнул, впуская в зал воздух, музыку и жизнь: пары закружились, официанты заспешили, зашелестели платья, запели трубы. Женщина в серебре улыбнулась.

– Я рада нашей встрече, девочка.

Царевна смущенно улыбнулась и сняла маску.

– Ты хорошенькая.

– Спасибо.

– Теперь слушай меня очень внимательно, девочка.

Серебряная положила руки царевне на плечи и посмотрела в глаза, хмуря красивые брови.

– Сегодня начинается твое путешествие. Ты многое сделаешь, многое услышишь и многое переживешь. Запомни этот вечер, следуй и впредь своим словам: никогда ни о чем не проси богов. Каждая твоя просьба, каждое обещание обернется ножом в спину ближнего. У тебя особая судьба и особые отношения с богами, девочка. Это первое. И второе: покинуть город ты сможешь лишь через лес. Сядешь на канатную дорогу – умрешь.

– Через лес? Это возможно?

– Я дам тебе проводника.

И богиня исчезла. Надя смяла в руках маску и перевела дыхание. Странный вечер, подумала она и вдруг поняла, что очень устала и хочет домой, в башню.

– Ну что, смертная, закончим разговор?

Царевна обернулась. Любовь и Страсть – Милость и Пасиа Грина – стояли, взявшись под руки.

– Что бы тебе ни обещала тетушка, у нас тоже есть немного власти, спесивица, – сказала Пасиа.

– Грубить старшим очень невежливо. Мы такого не прощаем, – сказала Милость.

– Когда ты встретишь суженого – не узнаешь его, – сказала Страсть.

– А когда узнаешь – расстанетесь навеки, – сказала Любовь.