Глава 9
Много цапель и один кот

– Ты знаешь, где мы? – шепотом спросил Одд.

Суп отрицательно мотнул головой, приложив палец к губам. С его заплетенной в косички шевелюры сорвалось несколько мутных капель, испугав маленького коричневого тритона, высунувшегося было над поверхностью.

Уже не меньше четырех часов они стояли здесь по грудь в воде, притаившись в корнях развесистого старого дерева, растущего прямо из болота. Вокруг простирались густые заросли камыша, за стеной которых беглецов было не различить с десяти шагов. Главное правило: не издавать звуков и не шевелиться, чтобы нагревшаяся от тела вода под одеждой не перемешивалась с холодной. Торчащие над поверхностью плечи пробирал назойливый ледяной ветерок, который при всем желании невозможно было назвать свежим. После долгого бега ужасно хотелось пить, но болотная вода для этого не годилась, а кожаные фляги были давно пусты. В дополнение ко всему на рассвете ветви дерева облюбовала большая стая ворон. Их ни на секунду не утихавший гвалт потихоньку сводил с ума, а на головы то и дело падали отходы неприхотливого птичьего пищеварения.

От нечего делать Одд с любопытством рассматривал удивительный мирок созданий, считавших это бесприютное для людей место своим домом. В скопившейся под корнями жирной грязи то и дело мелькали какие-то мелкие твари: тритоны, лягушки и охотящиеся на них тонкие, как шнурок, ужи. Сонная пиявка пыталась медленно заползти на руку Гумса. Тот сбросил ее в воду и мечтательно посмотрел на светлое утреннее небо.

Время тянулось, как патока, и сколько им еще предстояло находиться здесь, было неизвестно. Покидать укрытие слишком рано – явно плохая идея: ночью им едва удалось оторваться от погони. Яг-зы оказались гораздо ближе к кострам, чем хотелось бы. Двигаясь совершенно бесшумно, они подошли вплотную к импровизированному лагерю и сорвались на бег, только увидев первый костер-приманку. Судя по шуму и крикам, за мальчишками гналось не меньше трех десятков воинов, и то, что они без единой царапины стояли сейчас под этим деревом, было настоящим чудом. Тогда, ночью, бояться было некогда, зато сейчас каждый дал волю фантазии и представил себя убитым дикарями сорока пятью страшными способами.

Все как один нервно вздрогнули, когда совсем близко от них послышались хлюпающие прерывистые шаги. Судя по всему, кто-то пробирался сквозь заросли, не разбирая дороги и часто проваливаясь в грязь. Не могло быть сомнения, что это не лось и не кабан, а человек. Причем человек, либо предавшийся панике, либо спасающийся от преследования, что часто сопутствует одно другому. Все трое взялись за короткие жалящие, как змеи, копья, до этого мирно составленные у дерева, и до подбородка погрузились в воду. «Неужели они нас нашли здесь?!» – пронеслось в голове у Одда. Рукой он нашарил на поясе булаву, готовый в случае чего прибегнуть к крайнему выходу – случайному прыжку во времени.

Со стороны, обратной той, где стояли беглецы, среди камышей послышался отчаянный «плюх!» и возня человека, пытающегося выбраться из трясины. Теперь к плеску густой, как кисель, болотной воды добавилось срывающееся на плач дыхание и жалобный зов о помощи. Все трое невольно высунулись из-за корней: голос принадлежал ребенку.

Представшее им зрелище было вполне ожидаемым: в пластах липкой тины бултыхался мальчик лет семи, которому не хватало роста и сил, чтобы упереться в илистое дно и постепенно выбраться, хватаясь за жесткие стебли. Если не уповать на смутную удачу, его положение было безнадежным.

Лицо и бритую голову мальчика украшал почти смазавшийся рисунок из черной глины. Без сомнения, малыш был из племени Яг-зы. Юный, неопытный воин, отставший от взрослых головорезов и заблудившийся на болоте.

Все трое кинулись к нему – но, как оказалось, с совершенно разной целью: Суп, чтобы утопить, ведь его крики могил привлечь остальных охотников, а Одд, чтобы спасти, потому что имел вполне определенное мнение насчет попавших в беду малышей, к какому бы племени они ни принадлежали.

В результате небольшой потасовки все четверо оказались до макушек вывалены в грязи и стояли, тяжело дыша, среди взбаламученной ими заводи. Сверху на происходящее с интересом наблюдали вороны, не забывая о своей обязанности вести ритмичную бомбардировку отходами жизнедеятельности.

Мальчик вовсе не выглядел воинственным и готов был расплакаться, но явно держался, чтобы не упасть в грязь лицом, выражаясь фигурально, поскольку фактически в нее только что и неоднократно падал.

– Как тебя зовут? – спросил его Одд.

Карапуз хлюпнул носом и ответил:

– Корб Много Цапель.

Он попытался выглядеть воинственно и гордо, но что-то не клеилось с образом.

– Так, Корб… Куча Птиц… – Одд не был слишком силен в языке долины. Мальчик скроил недовольную рожу, но промолчал. – И что ты здесь делаешь? Один на болотах?

Малыш еще сильней сдвинул брови, но тут же опасливо посмотрел на Супа, негодованию которого не было предела, и перестал гримасничать.

Он буквально кипел, глядя на эту пасторальную сцену. Спасать человека из вражеского племени, даже если это маленький мальчик, никак не укладывалось в его голове. Гумс вел себя гораздо спокойнее и даже пытался разнять их с Оддом, когда те не на шутку сцепились из-за найденыша. Вряд ли его так уж беспокоила судьба какого-то мальчишки Яг-зы, но и свары между своими он не хотел. Выражение лица у него было весьма серьезным. Одду вдруг показалось, что Гумс был совсем не так прост, каким привыкли его считать в деревне. Если не силой, то умом и чувством справедливости он вполне мог когда-нибудь возглавить племя. Одд мысленно пожелал ему удачи в этом, уверенный, что для племени так будет совсем не хуже, чем под управлением самоуверенного громилы.

Между тем малыш более или менее успокоился и отвечал гораздо охотнее:

– Я решил первым схватить пленников! – заявил он.

У всех троих отвисла челюсть от удивления. Карапуз оказался вовсе не жертвой беспечности взрослых, не доглядевших за ребенком в опасном месте, а настоящим сорвиголовой.