Время в хосписе совсем иное. Весомее, что ли. Тут в несколько минут разговора можно уместить целую жизнь.
Вера Васильевна Миллионщикова[3], моя мама, когда-то говорила мне, что в хосписе время растягивается. А мне кажется, что тут оно словно бы останавливается – там и тогда, когда это важно самому пациенту.
Свидетелями этих маленьких вечностей в жизни наших пациентов становятся не только медики, но и волонтеры и координаторы в хосписах[4]. А кое-что им даже удается записать – короткие истории, похожие на те, что тридцать лет назад приносила домой утомленная работой мама…
За четырнадцать лет моей работы координатором в хосписе самое первое впечатление до сих пор не теряет своего вкуса.
На ум приходит именно это сравнение. Вкус сладкой горечи.
В тот момент я открыла книгу отзывов просто из некоторого любопытства, уважительного, но именно из интереса: что же можно написать в хосписной книге отзывов?
На первой же записи я как будто нырнула в бездонный колодец. Она мне напомнила самый короткий рассказ Хемингуэя про продажу детских ботиночек, неношеных[5].
Только слова сына бывшего пациента меня не просто растрогали, а выдали все силы авансом для работы в этом месте: «Наш отец и дед – ветеран войны, генерал-майор в отставке, за время своей болезни испытал многое: и равнодушие, и хамство, и полное безразличие к своей судьбе. У вас он почувствовал себя человеком! Он с огромной благодарностью говорил о вас и ушел из жизни спокойно, без обиды».
Уйти из жизни спокойно, без обиды и с благодарностью – я думаю, это единственное, ради чего стоит жить, какой бы жизнь ни сложилась.
Из чего состоит день координатора? Каждое утро, отправляясь в дорогу, я знаю (или думаю, что знаю), что нужно сделать сегодня. Что в первую очередь, что во вторую. Планирую. Как только открываю двери хосписа, все меняется, все перестраивается. И день строится в соответствии с фразой, которую недавно услышала: «Все идет по плану, который нам не известен».
Вот сегодня: занятия по кинестетике. Начинаю. Но в 11:00 обход в отделении во главе с главным врачом. Не могу пропустить. Бегу. Попутно прошу пищеблок сварить грибной суп из белых грибов для пациентов, которым очень хочется чего-то вкусненького.
Разговариваю с пациентами. Зоя Петровна плачет, проблемы в семье, нужно помочь. Из другой больницы вернулась наша пациентка, счастлива. Говорит: «Я домой вернулась!» Ей нужен крем для лица с кокосовым маслом. И нужно ее разместить в той палате, где ей будет комфортно.
Тамаре Фёдоровне нужен плеер с наушниками, слушать музыку. Владимиру Ивановичу книги подобрать для чтения.
Здесь нужен срочно священник. Еще нужно решить вопрос с доставкой и установкой аквариума, который отдает благотворитель. После обеда на прогулку. Пациентов везем на кроватях, колясках.
Спускаюсь на первый этаж, медсестры из приемного отделения просят показать хоспис родственнице пациентки, которая планируется к нам на госпитализацию. Идем. Пока ждем лифт, из грузового выезжает Людмила Семёновна на кровати. Спрашиваю: «Сигаретки взяли?» Любит Людмила Семёновна выкурить одну-две на прогулке. «Взяли!»
Стоим ждем лифт. Родственница будущей пациентки осторожно спрашивает:
– Скажите, а она что, правда курить будет?
– А как же! – отвечаю. – И чай пить на улице.
– А моя мама уже год на улице не была… – говорит она.
Идем, смотрим, рассказываю, что посещение круглосуточное, и это правда; что лежачих моют на специальной кровати; в холлах можно посидеть на мягком диване со своим близким и выпить чаю под приятную музыку. Каждую неделю мероприятия проводятся. Персонал очень заботливый и внимательный.
Приехала Анна, привезла диски с фильмами, это память нам от ее мамы. Теперь в нашем киноклубе помимо советских фильмов будет фильмотека «Классика зарубежного кино». А Сергей и Даша, волонтеры, наши незаменимые помощники, уже тележку с чаем и кофе вывезли на улицу. Угощают. Им спасибо не забыть сказать. А еще нужно с интересной пациенткой наш pr-отдел познакомить и написать о ней. И поздравить юную медсестру с днем рождения.
День заканчивается, а у тебя вопрос: «А ты сегодня что сделал?» А завтра новый день, с новыми задачами. Но вечером ты заходишь к пациентам, и тебя благодарят за отличный грибной суп на обед, а у Зои Петровны высохли слезы, и она перестала пить валерьянку, потому что она не одна со своей проблемой, а мы будем ее решать вместе.
И родственнице, которая утром знакомилась с обстановкой, стало спокойнее, она смогла увидеть и почувствовать атмосферу нашего хосписа. И та пациентка, которую перевели из другой больницы и которая, по ее словам, «вернулась домой», будет сегодня хорошо спать.
Так, может, мы все что-то всё же делаем?..
У нас в Доме милосердия, что в Поречье-Рыбном[6], сегодня девятнадцать человек, в феврале мы приняли у себя девять новых жителей.
Отмечали день рождения Ивана Ивановича под русскую гармошку с застольем, пели частушки, играли в лото и в «Поле чудес». Пили вино под живое исполнение романсов и грустили под советский винил на веранде, глядя на тщетные попытки зимы вернуться в виде тающих на окне снежинок. У нас прошла выставка фигур из дерева, а 23 февраля были сто граммов и бутерброды с икрой.
Мужчины заняли три комнаты из восьми. Мужчины – это редкость, их очень ждут бабушки в столовой. Они приходят, когда «барыни» уже займут свои места. Приходят как бы нехотя, но ждут приветствий и взглядов.
Один грозный и важный. Но его душа тает, когда ты к нему с юмором. С юмором, но – как к старейшине, как к главному в стае.
Другой – как паровозик из Ромашково. Тот самый, из мультфильма, но в образе старика, торопящегося каждое утро услышать пение птиц. Сидит с сигареткой на качелях и медленно потягивает, так медленно, как будто густая жизнь в этот момент течет тут, в сейчасье.
В обычной больнице можно не знать пациента: поступил – пролечился – выписался. Пришел и ушел. Провел в больнице под наблюдением врача, скажем, неделю – и ушел домой восстанавливаться.
Но в паллиативной помощи не знать пациента нельзя. Без этого знания не получится помочь по-настоящему качественно. Уж если мы помогаем тем, кого нельзя вылечить, то прежде всего мы должны уметь любить и молчать, ждать и слушать. И слышать.
Помогать надо с учетом всех особенностей характера, с пониманием отношений в семье, с терпеливым и нежным вниманием к капризам, ворчанию, с желанием предугадать реакции пациента буквально на всё: на перемену погоды, на посетителей, на новую смену персонала, на концерт в холле…
У медиков, как правило, на это нет ни времени, ни сил.
А в хосписе без этих сил ничего не получится.
Люблю читать вслух. Когда читаешь вслух, понимаешь больше. Есть даже какой-то термин для этого, но я его забыл.
В хосписе иногда просят почитать. Любопытно, что знакомые произведения превращаются для слушающих во что-то абсолютно новое, непознанное ранее.
Так, например, «Борис Годунов» совершенно поразил Светлану Ивановну, дня три она под впечатлением была, сказала: «В школе мы явно другую книгу читали…»
А Людмила Николаевна, напротив, совершенно разочаровалась в Алексее Толстом. По ее словам, «ничего более противного, мрачного и отвратительного, чем восемнадцатый век в глазах Толстого, я не знаю теперь. А раньше очень любила. Лет в двадцать».
А недавно опять читали Пушкина. На этот раз – для всех желающих.
Нет ничего лучше прозы Пушкина, правда?
Это было в самом начале моего пути, все было впервые.
На меня тогда особенное впечатление произвел один молодой пациент. Его только привезли в хоспис, медсестры подготовили ему палату, он тяжело сел на кровать и сидел, опустив голову.
Смотреть на него было нелегко: невероятно худой, затуманенные глаза, резкие движения и много агрессии в тех коротких фразах, которыми он успел обменяться с медсестрами.
Наступило время обеда, и мне нужно было принести ему еду в палату, а войти было немного страшно. Я поставила тарелку супа на его столик, спросила, нужна ли ему помощь, чтобы поесть, и он грубо ответил мне: нет. Начал есть сам и опрокинул тарелку на пол. Я сходила за тряпкой, стала вытирать, он сидел и молча смотрел. А потом встал с большим трудом, посмотрел на меня неожиданно ясным взглядом и сказал:
– Простите меня, я очень сильно устал.
И обнял…
Наверное, в тот момент для меня открылась вся суть паллиативной помощи.
– Наталья Александровна, запыхались? Посидите.
– Настя, если уж играть, то выигрывать. Жизнь такая короткая, Настя.
– Олег Дмитриевич, как ночь прошла?
– Плохо.
– А чего так?
– Не храпел никто.
– Вот те на! Многие жалуются, когда храпят, а для вас храп как колыбельная?
– А то как же!
– Ну хорошо, будем исправляться!
Олег Дмитриевич в прошлом водитель-дальнобойщик, человек дороги и рева мотора.
А еще он знатный шутник, а юмор, как известно, помогает жить.
Еду домой и читаю по дороге чат наших хосписных координаторов.
Читаю и понимаю, что ничего мне больше не нужно. Делать бы свою работу и получать бы вечерами эти сообщения и фотографии как подтверждение того, что дело мамино растет и множится и день прожит не зря.
В саду Первого московского хосписа[7] пациенты ловят немногие оставшиеся теплые денечки. В их жизни это последнее осеннее солнце и последние теплые дни. Это дорогого стоит.
В другом хосписе пациенты собрались в палате и читают вслух «Войну и мир». Когда болеешь – спешить некуда и появляется время на то, что ускользало от внимания в счастливой здоровой жизни. Хотя кто знает, какая жизнь счастливее…
А здесь пациентов привезли прямо на кроватях в холл на киносеанс. Ага. И у них тусовка. И полумрак, свет выключен. И персонал ходит на цыпочках, чтобы не мешать. И для кого-то из них этот фильм будет последним.
А в хосписе в Поречье под Ярославлем Петра Сергеевича вывезли гулять на улицу. И он до слез растрогался от запаха сырых кленовых листьев. Просто оттого, что смог увидеть, потрогать и почувствовать эту осень. И столько в нем радости и счастья от этого соприкосновения, что кажется мне, это его последняя осень…
О проекте
О подписке