Цитаты из книг автора «Нора Галь»

Можно сказать: «Да, судьба любит подшучивать над людьми». Но короче, образней: «Да, все мы игрушки судьбы». Можно: «выпил чай одним глотком», а не лучше ли: залпом? И об охоте лучше не убил, а уложил зверя, и поднялась не стрельба, а пальба. Скучно сказать о человеке хилом, слабосильном: он явно не в силах даже поднять такой мешок. Куда лучше: носильщик из него никакой (никудышный). Скучно об озорниках: «Они хорошо себя вели» или «вдруг стали послушные», живей – были тише воды, ниже травы.

«И вдруг… тишину разорвал резкий звук выстрела – один, другой, третий. Затем ответное эхо, вдали – крик человека». Все так, все правильно, но длинно, слишком спокойно, нет ощущения, что события внезапны, стремительны. А если так: «Грянул выстрел, другой, третий… прокатилось эхо, кто-то

Можно излагать гладко, скучно: «К его удивлению, никто не был убит», а можно передать как бы внутренним восприятием самого героя: как ни странно, убить никого не убило. И если описаны наблюдения героя: «Вокруг царила полная тишина, ни один звук не нарушал ее», лучше дать изнутри, его ощущением: «И так тихо вокруг… поразительно тихо!»

Если чуть отойти от буквы подлинника:…в предутренней прохладной тишине, в темном вагоне, где пахло железом, – разве так не естественней по-русски?

«…как догнать его душу, ускользающую от меня… Ведь она такая таинственная и неизведанная, эта страна слез». В редакции заспорили: почему сначала определения неизвестно к чему, а лишь потом – подлежащее? Неясно, непонятно! И предложили порядок слов самый простой, без всяких инверсий: Ведь страна слез такая таинственная и неизведанная. Да, все стало ясно и понятно, а скрытое в этих словах волнение при такой перестановке погасло. Не осталось ни таинственности и неизведанности, ни грусти – ничего, что так важно для настроения автора и героя!

Неопределенное «недели две» здесь невозможно: уж конечно, каждый в точности помнит, сколько времени прошло с того часа, как не стало рядом родного человека. (Вот написалась эта строчка – и едва не случилось то, чего всем нам надо бояться как огня: поставишь нечаянно «не стало рядом близкого человека» – и выйдет дурной каламбур).

В подлиннике книга начиналась так: «Dusk of a summer night», то есть «Сумерки летнего вечера». Всего-то три слова, а выходит плохо, скучно и не очень по-русски. И вдруг осенило: Летний вечер, сумерки. Просто? Но слова стали по местам, отпал канцелярский родительный падеж, появился какой-то внутренний ритм, настроение, образ.

Две небольшие неточности – и образ распался. Если чуть вдуматься, поймешь: воплощение уюта – спящая кошка, кот же – скорее непоседа, бродяга, а может быть, и драчун. Английское the cat не имеет рода, тут надо было выбирать. И теплому ручью стремиться не надо, течение, которое куда-то стремится, быстрей, резче, холодней, а здесь весь образ полон неторопливой мягкости, мирного тепла – и ручей, пожалуй, в ночи струится к морю. Такие оттенки надо не только понимать, осмысливать, но ощущать всей кожей, всеми пятью чувствами.

Это бы хорошо, да только… весь рассказ ведется хотя и не прямо от первого лица, но дан глазами и в ощущении одного героя, и уже неверно было бы нарушить эту интонацию и на время влезть в чью-то другую «шкуру», передавать изнутри ощущения другого героя – того, на кого смотрит первый. Переводчик ошибку уловил и исправил: «стал на краю дамбы – кончики пальцев над пустотой…» Это уже действительно – глазами рассказчика.

«Казалось, тяжелые времена были не далее как вчера, но вот они опять тут как тут». Это – ощущения и раздумья несчастного, полуграмотного бедняка. Фраза слишком сложна, многословна, и совсем не к месту столь легкий, веселый оборот. Верней бы: Казалось, они были только вчера – и вот снова настали.