Глава 3. В канадской тайге

Утром второго дня отряд пришёл на озеро.

Корли уже поджидал их на берегу. Матросы принесли с собой три каноэ, которые капитан купил в посёлке, и, спустив их на воду рядом с двумя каноэ Индейца Корли, стали готовиться к походу. Вместе с семью матросами капитан взял в поход и юнгу Роберта, уступив его настойчивым просьбам, а больше ходатайству доктора Легга и Платона, но с тем условием, что Платон будет приглядывать за юношей.

Выйдя по рыхлому и сырому песку к самой воде, капитан огляделся.

Залив озера, на берегу которого стоял дом Индейца Корли, простирался вглубь мили на три, а шириной он был около мили. Справа и слева скалы и могучая стена леса подходили к самой кромке воды: густые ветви деревьев свешивались к озеру, бросая на его поверхность глубокую тень и даря ему своё отражение. Солнце едва поднялось над скалами, но день обещал быть отличным.

И тут из зарослей со стороны дома бесшумно, как призрак, появился индеец и приблизился к Корли, приветствуя его.

– Это Райвенук, – быстро сказал Корли капитану, предупреждающе поднимая руку. – Он пойдёт с нами.

Индеец отошёл в сторону, сел на землю и застыл, словно каменное изваяние, он, казалось, не замечал ни шума, ни оживления, царившего вокруг него. Черты его спокойного, разукрашенного лица выражали свирепость и вместе с тем странную отчуждённость. Он был вооружён томагавком и скальпировальным ножом, торчащими за поясом, за спиной его свисал лук, правая рука бережно покоилась на мушкете английского производства, лежащем на мускулистых ногах. Бритую голову воина украшала только одна прядь волос, скрученная в тугой узел, в котором торчало длинное перо, развёрнутое к левому плечу. И это было, пожалуй, всё, чем он отличался от европейца, потому что одет индеец был в платье английского поселенца – штаны, рубаху и жилет, почти потерявшие свой первоначальный, яркий цвет.

Заметив, что за ним пристально наблюдают, в глазах индейца промелькнуло пренебрежение и досада, но он тотчас же обратился взглядом в другую сторону и уставился куда-то далеко-далеко в пространство.

– Райвенук пойдёт с нами, – повторил Корли.

– А вы уверены, что ваш индеец не перережет нам глотки ночью? – тихо спросил капитан. – Уж очень он выглядит…

Капитан красноречиво не договорил.

– Это мой друг, – ответил Корли. – Он вполне цивилизован и даже говорит по-английски, только не любит разговаривать с чужими… И он будет очень полезен нам в лесу.

– Ну, если полезен, – пробормотал капитан, он отвернулся от проводника и выразительно глянул на Платона.

Платон коротко кивнул и приблизился к тому месту, где сидел индеец. Его перемещение не осталось незамеченным – индеец повернул голову в сторону Платона, увидел у него за плечом два лука, и губы индейца тронула чуть заметная усмешка. Но в следующий момент его лицо опять стало бесстрастно и спокойно.

Наконец, со сборами было покончено, груз разделили по каноэ, а Индеец Корли показал матросам, как надо грести одним веслом. Всё было готово.

Индеец Корли вступил на своё каноэ, посмотрел на небо и сказал степенно и удивительно довольно:

– Сегодня хороший день для путешествия на каноэ.

Каноэ по одному отчалили от берега и скоро вытянулись друг за другом в неровную цепь. Озеро было спокойно. Окружавшие его леса, отражаясь в зеркальной водной глади, стояли, окутанные торжественным молчанием. Ни шороха, ни звука на всём огромном пространстве.

Только плавные движения вёсел в руках гребцов нарушали окрестную тишину.

****

…каждый гребец знает, что каноэ, – слово, заимствованное из языка карибских индейцев, – означает название безуключинных маломерных лодок разных народов. Интересной, характерной особенностью каноэ является способ гребли, которая осуществляется лопатообразным однолопастным или двулопастным веслом. Им же производится и руление путём поворота вёсла в воде с изменением его траектории в конце гребка.

Каждый гребец знает, что корпус каноэ или вырубается из цельного ствола дерева, или делается из древесной коры, натянутой на кедровую основу и закреплённой с помощью корней…

Сейчас все каноэ были сделаны из древесной коры, а день был, и правда, отличный. Ярко светило солнце, только донимал неотвязный гнус, и мистер Трелони с сожалением вспоминал то средство от насекомых, которым они пользовались в Африке. Матросы быстро приспособились к гребле одним веслом, и следовали без задержек за первой лодкой, в которой сидели проводник Корли, индеец Райвенук и капитан. В обед отряд причалил к берегу, а потом все опять сели в каноэ и погребли уже вверх по течению реки, впадающей в озеро. И так – до вечера, когда, привязав лодки к деревьям и разгрузив их, а потом и перевернув для просушки, отряд пошёл искать место ночлега.

Они поднимались от реки, отмахиваясь от гнуса, через густые кусты по едва заметной тропе, которую кто-то из животных протоптал к водопою. С грузом шли тяжело, друг за другом, как вдруг Бумпо, бежавший впереди, негромко тявкнул. Индеец Корли, идущий первым, остановился и посмотрел на него. Бумпо стоял насторожившись, с поднятым кверху хвостом и, казалось, во что-то всматривался.

– Что такое? – спросил у него Корли: проводник был серьёзен, он словно ждал от собаки ответ.

Вместо ответа Бумпо побежал дальше.

– Наверное, медведь шатается, – объяснил Корли и пошёл за собакой.

В самом деле, скоро им встретились свежие медвежьи метки, и мистер Трелони ахнул: на дереве, гораздо выше человеческого роста, кора представляла собой глубокие борозды, она словно была сорвана и покорёжена страшной силой.

– Это он встаёт на задние лапы и показывает всем, какой он большой и могучий. И что он здесь хозяин, – сказал Корли и пошёл дальше, выбирая ровное и открытое место для ночёвки.

На лесной поляне они быстро развели костёр и стали готовить тетеревов «в перьях»: матросы настреляли тетеревов ещё днём, когда те вышли к реке поклевать камни и посушиться. Проклятый гнус, – тучи комаров и мелкой мошки, – летал над людьми неотвязно, собирался в золотистые тучи и воинственно звенел.

– Сейчас ещё ничего, а вот летом из-за гнуса лес становится совсем недоступным, – рассказывал всем Индеец Корли, размахивая над головой дымящейся веткой. – И тогда даже звери уходят на продуваемые ветром места – на открытые берега рек и в горы.

После ужина капитан спросил у проводника:

– А ваш друг-индеец… Он из какого племени будет?

Корли посмотрел на Райвенука и сказал ему по-английски:

– Я сейчас про тебя буду рассказывать.

Райвенук важно качнул головой и вперил взгляд куда-то вдаль, и мистер Трелони в который раз подивился его медному, обветренному на солнце лицу древнего идола.

Проводник начал рассказывать:

– Мы, европейцы, называем их ирокезами, но это общее название, оно включает в себя множество племён… А вообще-то, ирокезы – очень воинственное племя. У них особо ценятся воинские заслуги мужчины, а женщины у них испокон века землю обрабатывали. И ещё занимались ирокезы рыболовством и охотой на бобров. А когда на своих землях они бобров перебили, то пошли на север, в Новую Францию. А там жили другие охотники – французы, которым это, конечно, не понравилось… И они стали вооружать против ирокезов других индейцев – гуронов и оттава. Было много войн, много крови. Только сейчас, говорят, спрос в Европе на бобровые шкуры стал стихать.

– Да, правильно говорят, – подтвердил капитан.

– И всё же мира здесь, в Канаде, никогда не будет… Ведь ирокезы пришлые здесь. И вся их жизнь, и весь уклад отличаются от уклада окружающих их народов… А потому живут они, не смешиваясь с другими, а, наоборот, всё время со всеми враждуя… Ещё ирокезы пользуются дурной славой за пытки и ведение войны до полного уничтожения врага. Они никогда не обменивают своих пленников. И у тех есть только два выхода при пленении. Или усыновление, или истязание. А вот сейчас новая война всем развязала руки.

– Скальпы добывают? – с видом знатока спросил доктор Легг.

– Ну, да, – подтвердил Корли. – И чем скальпов больше, тем воин у индейцев доблестнее… Но даже те племена, которые раньше не снимали скальпы, теперь, ради денег, занялись скальпированием. Да и то сказать: двести фунтов за мужской скальп краснокожего старше двенадцати лет, а за скальп индейской женщины или ребёнка – сто фунтов. Даже среди нас, европейцев, есть охотники обогатиться.

Никто на это ничего не ответил. Словно почуяв висящий в воздухе вопрос, Индеец Корли медленно проговорил:

– Я этим не занимаюсь… И Райвенук не занимается.

И тут где-то неподалёку рухнуло дерево, рухнуло с таким шумом, что задрожало всё кругом, а потом по зарослям и кустам пошло смятение, словно кто-то огромный и очень сильный в бешенстве ломал всё вокруг. Бумпо отчаянно залаял. Все вскочили на ноги, кроме Райвенука и Корли.

– Это гризли даёт нам понять, что хорошо бы убраться отсюда подобру-поздорову. Мы зашли на его территорию, – сказал Корли.

– И что делать? – спросил капитан.

– Надо ему показать, что мы страшнее, – ответил проводник. – Давайте покричим все вместе погромче.

Он встал, набрал воздуху в широкую грудь и завопил:

– Ого-го!

С ним вместе закричали матросы, Платон, капитан и Роберт. После этого крика все вроде бы даже повеселели и заулыбались, и уже никто, почему-то, не боялся медведей.

– А что озеро Мистассини?.. Какое оно? – спросил капитан у проводника.

– Да озеро… Каких здесь тыщи, – ответил проводник, не очень, видимо, расположенный сейчас к разговору об озёрах: он сидел по-турецки и орудовал в зубах щепкой. – Ну, довольно большое… Лёд на нём лежит с ноября по июнь. По берегам – тайга, в тайге – звери… Куница, бобёр, норка… Рысей много и лисиц.

Тут Корли цыкнул зубом и, отвернувшись, сплюнул что-то невидимое в сторону.

– А горы в окрестностях есть, сэр? – спросил его мистер Трелони.

– Горы здесь везде есть, – ответил Корли. – И везде есть леса и звери… Далеко ходить не надо.

В его словах все почувствовали скрытый вопрос.

– Нам надо к озеру Мистассини, – повторил капитан.

– Понятно, – сказал Корли, хотя было видно, что ему ничего не понятно.

– А медведей здесь много? – вдруг спросил доктор Легг.

Капитан быстро взглянул на доктора, но ничего не сказал. Мистер Трелони тоже промолчал, а Индеец Корли, вдруг разохотясь, отбросил свою щепку и стал рассказывать про медведей.

– Ну, медведей, все, наверное, видели? – спросил он.

– Я видел медведя у цыган, – ответил мистер Трелони.

– Мы сталкивались с медведями в Московии, – сказал капитан и глянул на Платона, Платон ответил ему таким же понимающим взглядом.

– Так вот, канадский медведь – крупнее, сильнее и выше, – веско сообщил проводник.

– Не может быть, куда же выше, – произнёс капитан и заинтересованно поднялся с локтя, на который опирался.

– А когти у него вырастают по полфута, – продолжал проводник. – Они даже по деревьям лазают только молодыми, а как когти выросли – уже никак… И мушкетная пуля его не берет… Поэтому охотники у нас говорят, что гризли не убит, пока с него не снята шкура.

– Неужели пуля не берет? – удивился мистер Трелони

– Да правду говорю… С одного выстрела его не убить, – объяснил Корли. – Когда медведь бежит на тебя «свиньёй», то почти всегда несёт голову опущенной… А на задние лапы он встаёт, когда ему любопытно, и когда он не уверен или боится. И такой зверь не опасен… А вот когда он мчится «свиньёй» – вот тогда он представляет серьёзную угрозу… Несомая под углом лобастая голова может даже срикошетить пулю… И тогда зверь расправится с тобой обязательно… А стрелять надо, чтобы попасть между маленьких злых медвежьих глаз, чуть пониже того костяного нароста на лбу, который рикошетит пулю.

– Как же тогда на него охотятся? – спросил капитан и улыбнулся.

Корли, словно, замялся, потом отвёл от капитана глаза и ответил в сторону:

– Некоторые индейские племена – с собаками… Но вообще, когда индейцы идут добывать медведя, они раскрашивают себя и совершают обряды, словно собираются воевать с соседним племенем… Но в схватке с этим зверем, сила которого равна силе целой дюжины людей, одной доблести мало. Нужна осторожность и хитрость. А сама охота состоит из часов и дней ожидания и тридцати минут ужаса… Часы ты тратишь, чтобы найти гризли, который, словно, чувствует это и прячется, и только полчаса… Ну, вы меня понимаете.

– А если наткнёшься на него ненароком? – спросил матрос Баркин.

– Ненароком?.. Это в лесу-то, что б я сгорел? – переспросил проводник, засмеялся и продолжил: – Ну, если ненароком… У зверей первичный язык общения – это запах… Как бы ты себя не вёл, тебя выдаёт запах страха или уверенности… А для медведя лучшего сигнала нет… Он сразу понимает, как с тобою обращаться… Если ты боишься, он сразу на тебя нападёт. Или из всей группы охотников нападёт именно на тебя.

– А что же делать? – спросил матрос Ховард.

– Не бояться, – отрезал проводник. – И главное – не смотреть медведю в глаза… Медленно отойди в сторону и говори что-нибудь громко, можешь даже запеть.

– А что запеть? – растерянно спросил матрос Баркин.

– А что ты знаешь? – вопросом на вопрос ответил Корли.

– Знаю один псалом царя Давида, – уже более уверенно ответил матрос Баркин.

– Вот его и пой… Только погромче, – ответил проводник и добавил: – А ещё этот зверь сразу же оставляет свою жертву, если та лежит неподвижно… Он стоит рядом и наблюдает за ней. Но стоит только пошевелиться, как он снова бросится на тебя. А если ты побежишь, зверь тебя догонит, и тогда уже смерть неминуема… Гризли способен расстояние в сто футов покрыть за пару секунд.

У костра потрясённо замолчали. И тут доктор Легг вдруг спросил со своего места:

– А вы знаете анекдот, джентльмены, как старый охотник учил молодого охоте на медведя?

– Это какой? – переспросил сквайр. – «Дерьмо будет… Главное – не бояться»? Дурацкий анекдот, доктор, и нечего его рассказывать в присутствии юнги.

Сквайр, не поднимая глаз, чистил щепочкой ногти, изящно встряхивал пальцами и выглядел сейчас очень даже изысканно в своём светло-голубом жюстокоре с низким воротником, который он надел потому, что его матросские штаны, жилет и рубаха были мокрые. Доктор Легг опешил. Матросы засмеялись, а Роберт смутился.

Платон сказал ему тихо, но особо ни от кого не скрываясь:

– Я тебе потом расскажу.

Роберт благодарно посмотрел на него, а Корли закончил свой рассказ: