– Любимый поэт, – ответил я скромно.

– Ага… – Он задумался, внимательно, будто в первый раз, осматривая меня с пристрастием пораженного человека. – Дай-ка угадаю… Уж не Маяковский ли?

Я растекся от унижения. Какой-то там адвокат, видя меня пятый раз в жизни, с ходу все угадал.

– Да ты не комплексуй, – стал он меня успокаивать, – я просто прикинул, кто из поэтов стрелялся, и наобум предложил Маяковского, потому что сам его почитываю…

– У него не было браунинга, – перебил я.

– Понятно…

– Ничего вам не понятно. У него был пистолет, зарегистрированный, а браунинга этого никогда до дня смерти не было.

– И ты хочешь выяснить, кому принадлежал браунинг?

После такого вопроса я слегка воспрял духом. Конечно, он попал в точку с именем поэта, но пришел-то сюда, чтобы узнать, зачем мне этот чертов браунинг!

– Выяснять нечего. Все и так ясно. Он принадлежал чекистам, которые за ним следили.

– Тогда зачем?..

– Я хочу поиметь этот браунинг на некоторое время. Чтобы застрелиться из него, когда умрет матушка.

– Чудненько, – заметил на это папаша, не раздумывая ни секунды над моим ответом. – Чудненько. Хорошо, что ты не фанатеешь от Есенина. Это я к тому, что пришлось бы веревку искать, на которой он повесился, или его тоже?.. – не суть. А вот, к примеру, столь любимый мною писатель Бабель был расстрелян. Из-за женщины, кстати. Сталин приревновал жену Ежова к Бабелю и расстрелял его. Найти в таком случае то оружие, сам понимаешь…

– Расстрелял… – я решил уточнить, – из-за чужой жены?

– Ну да. Он ее хотел.

Лаконично, ничего не скажешь. Даже странно для адвоката. Мы помолчали, потом я вспомнил, что в самом начале папаша Кортика предлагал мне сделку.

– Да, конечно. Сделка…

Он задумался, потом вдруг спросил, знаю ли я, как зовут бабушку Икара Кортнева. Так и назвал своего сына – по имени и фамилии.

– Кортик называет ее Соль, – осторожно заметил я.

– Вроде того, – вздохнув, кивнул адвокат. Огляделся и широким жестом руки предложил мне тоже поучаствовать в осмотре. – Она мне теща. Это все принадлежит ей. Это ее дом.

Я пожал плечами. Мне нравился Надом, но обсуждать наследственные дела я не собирался – хватит с меня страданий дядюшки Мони. В тот год он трижды отвозил нас с матушкой к нотариусу, опять изменяя свое завещание. Дядя Моня предпочитал, чтобы при его подписании присутствовали все, кто имеет хоть какие-то надежды на его имущество после смерти.

– О чем ты думаешь? – спросил папаша Кортика.

– О дядюшке Моне. Я вдруг подумал, что никакой он мне не дядюшка. Он дядя моей матери. Дядя моей матери мне кто?

– Не отвлекайся, – строго потребовал адвокат. – Ты знаешь, что в этом доме был потайной сейф?

Я встрепенулся:

– Был?..

– Если ты заметил, я проводил небольшой ремонт в подвале – устанавливал лифт – и ликвидировал сейф, – поспешил удовлетворить мое любопытство адвокат.

– А бабушка Соль? – удивился я.

– Ничего не знает. Теперь в бильярдной есть в стене ниша с подсветкой и декоративной композицией в японском стиле.

– А если она приедет сюда и не найдет сейф?

– Пока Икар здесь живет, бабушка под нотой номер пять не сунется в этот дом. Очень уж беспокоится о своем здоровье. Представь, ее мать умерла от астмы. – Он многозначительно посмотрел на меня, для чего даже подался вперед в кресле, потом откинулся на спинку и великодушно предложил: – Анализируй!

Мой мозг начал лихорадочно искать решение предложенной задачи. В такие напряженные моменты под моими полуопущенными веками глазные яблоки вращаются в разные стороны – Кортик как-то раз снял это на камеру и потом показал мои особенности мыслительного процесса. Зрелище ужасающее, поэтому, когда я широко открыл глаза и сфокусировал зрачки, адвокат с облегчением вздохнул.

– У Кортика наследственная болезнь? – предложил я свою версию решения загадки. – Его прабабка по материнской линии задыхалась в присутствии своей собственной дочери Соль?

– Браво, – скупо, но уважительно бросил адвокат. – Ее потом воспитывала тетка. Не родная, а жена умершего брата матери. Она от племянницы не чихала.

– А в сейфе бабушка Соль хранила секретный рецепт от аллергии?

– Нет. Она хранила там вот это. – Адвокат привстал и протянул мне конверт.

В запале решения загадки я не заметил, откуда он его достал.

Конверт надорван, достаю бумаженцию не первой свежести, и что я там вижу?

«На ваш запрос от… сообщаем, что такого-то числа 1997 года проходящая по уголовному делу № 9645, заведенного такого-то числа 1945 года первым отделом Симферопольского НКВД, гражданка Нина Гринович полностью реабилитирована в связи с отсутствием состава преступления».

Я три раза прочел, но не врубился.

– И что? – спрашиваю уже в лоб, затаившегося адвоката.

– Насчет сделки. Я расспрошу по своим каналам о браунинге, а ты попробуй выяснить, кто такая эта самая Нина Гринович и почему справку о ее реабилитации бабушка Соль хранила в потайном сейфе.

Уделал, что называется, «по полной». Я в долгу не остался. Спрашиваю заискивающе:

– Вы обиделись за то, что я не вышиваю крестиком и не выпиливаю лобзиком? Решили занять скучающего инвалида важным делом, да?

– Нисколько не обиделся, – отвечает адвокат, а сам встает и вроде собирается уходить.

Это я определил по тому, как яростно он стал стаскивать резиновые перчатки.

– Тогда почему – я? Потому что инвалид?

– Потому что ты снабжен отличной компьютерной техникой, потому что тебе всего десять лет, а мозгами ты стоишь двух моих секретарш.

– А при чем здесь возраст? – спросил я немного сурово, потому что старался скрыть очередную подкравшуюся скверну – распиравшую меня гордость.

– А при том, что ты неподсуден. Надеюсь, до четырнадцати лет ты успеешь это выяснить?

Сознаюсь, от такого объяснения мне стало не по себе.

– А что со мной будет после четырнадцати?

– После четырнадцати я возьму тебя на работу в свою контору, и уже нельзя будет заниматься сомнительными операциями моей тещи – наверняка там столько наворочено, что уголовной ответственности не миновать. Ты должен стать адвокатом с незапятнанной репутацией. Вот тебе дискета… – Он опять с ловкостью фокусника продемонстрировал коробочку в своей руке и протянул мне. – Здесь все, что мне удалось обнаружить в архивах сорок пятого по Крыму.

– Можно спросить, – решился я, взявшись за уголок коробочки с дискетой. – Что еще было в сейфе?

Адвокат, не отпуская коробку из пальцев, склонился ко мне и прошептал:

– Ни-че-го. Вот что странно.

Если честно, не очень-то я ему поверил.

– А… если бабушка Кортика все-таки здесь появится?

Он уже нетерпеливо перебил меня:

– Отдашь ей конверт с письмом, делов-то! Скажешь, что я раскурочил сейф, а его содержимое отдал тебе на хранение. В конце концов, это же наша бабушка Ассоль нашла для единственного внука Икара тебя с матерью.

Это была странная новость, я быстренько отложил ее на потом и спросил уже уверенней:

– Зачем вы взломали сейф?

И дернул на себя коробочку. Папаша Кортика выпрямился, потер лоб освободившимися пальцами и задумчиво заметил:

– На то были веские причины.

И ушел.

Тем же вечером я, не обращая внимания на присутствующего рядом Кортика, позвонил его папаше и спросил:

– Что делала бабушка Соль в Африке?

После довольно долгого молчания адвокат уверенно ответил:

– Это к нашему делу не относится.

Я, понятное дело, скопировал его интонацию и, добавив к уверенности в голосе немного наглости, заявил:

– Это мне решать.

– Ладно, – сдался адвокат. – Она искала там очередной клад. Моя теща помешана на кладах.

В этом месте совершенно неожиданно в разговор вмешался Кортик.

– Какая Африка? Вранье!

Адвокат, услыхав голос сына, тут же среагировал:

– Икара это не должно касаться ни в малейшей степени!

– Спроси, – не унимался Кортик, – разве Египет – это Африка? Мне все заливают про Африку, а бабушка открытки с пирамидами шлет!

– Бабушка Соль была в Египте, так ведь? – спросил я в трубку.

Адвокат молчал.

– Если мы с вами не будем взаимно откровенны друг с другом, боюсь, мне придется к четырнадцати годам искать другую работу, – перешел я к угрозам.

– Ладно, – сдался папаша Кортика, – она искала сокровища Третьего рейха. Вроде чаши Грааля. Индиану Джонса смотрел?

– Кто такой Рейх? – спросил шепотом Кортик, теперь подслушивающий прижатым к трубке ухом.

Я растопыренной пятерней отодвинул его лицо подальше и спросил:

– Нашла?

– На этот вопрос, – вздохнул адвокат на том конце провода, – тебе могут ответить только наши доблестные спецслужбы.

Не попрощавшись, он положил трубку.

– Ты собираешься работать на моего отца? – ужаснулся Кортик. – Ты – псих.

– Еги-и-ипет, – назидательно протянул я, – это Северная Африка. Повтори.

– Повторяю: ты – псих.

– Египет граничит с Ливией, Суданом и Израилем. Омывается Средиземным морем на севере и Красным на востоке.

– Хорошо, ты – умный псих.

– Ладно, не кипяти бамбук, Кортик, – сменил я тон.

– А ты не ищи рыбу на дереве, Атила, – не успокоился он.

– На вершине дерева! – простонал я. – На вершине…

Знаете, что ответил на мои страдания по поводу его плохой памяти этот девятилетний красавчик?

– Да ты ее нигде на дереве не ищи! Рыба – она же в воде!

Пришлось применить тяжелую артиллерию.

– Знаешь, что ценнее всего в мире?

Кортик почувствовал ловушку, но любопытство победило.

– Сокровища короля Рейха? Рейха третьего?

– Нет. Голова мертвой кошки.

Он замолчал, а по сценарию Дзэн Мудзю должен был спросить «почему».

– Знаешь, почему? – не выдержал я.

– Не знаю.

– А хочешь знать?

– Нет. Это из твоих закидонов на тему условности бытия, да?

– Нет, это на тему, что все в мире относительно.

– Ладно, – кивнул Кортик обреченно, – почему – голова мертвой кошки?

– Потому что никто не сможет ее оценить.

Ну вот, я ответил, а никакого удовлетворения не получил. Чтобы добить меня окончательно, Кортик подумал немного, а потом проникновенно так спрашивает:

– Атила, а при чем здесь рыба на дереве и мертвая кошка?

Ну… вы понимаете?!

Дискета с информацией об осужденных Крымским НКВД с 1945 по 1953 год потрясла меня. Я завис в ужасах переселения крымских татар и недели две уползал червем в глубь истории этой странной нации. Я бы дошел до самых истоков, но из чингизхановского ступора меня вывел очередной звонок папаши Кортика.

– Что-нибудь узнал?

– Из Крыма депортировали всех татар. Почему?

Он ответил с ходу, как будто сам только что ковырялся в татарском военном прошлом:

– Количество татар, работающих на оккупантов после захвата немцами Крыма, вызвало гнев Сталина. Не отвлекайся. Узнал, кто такая Нина Гринович?

– Жена писателя фантаста, – отрапортовал я.

– Почему фантаста? – удивился адвокат. – Насколько я помню…

– Гринович относится к разделу «Гротеск, гипербола, фантастика в литературе двадцатых годов». Упоминаются его рассказы «Крысолов», «Канат» и «Серый автомобиль». Я прочитал «Крысолова». Это фантастика с ужасами.

– А роман, именем героини которого назвали бабушку Ассоль, ты, случайно, не прочитал?

– Начал, – длинно вздохнул я. – Это мелодраматическая сказка. А из сказочников я читаю только Гофмана.

– Но все-таки ты немного узнал о муже реабилитированной Нины Гринович, – то ли похвалил, то ли пожурил меня адвокат. – Кстати, может подключишь к своему исследованию моего сына? Что он сейчас читает?

– Он читает журнал комиксов на английском языке. Главный герой там – Человек-паук, – отрапортовал я.

– И никакой надежды, что Икар как-нибудь на ночь… – задумчиво-мечтательно начал адвокат.

Мой приговор был неумолим:

– Будет читать фантастику и сказки? Никакой! Он вообще из всех книг предпочитает энциклопедии или справочники, да и то, если не найдет информацию в Интернете. Хотите на спор? Я могу угадать следующий журнальный интерес Кортика.

– Кортика? – удивился адвокат.

– Я так зову вашего сына. Кортик. Ему нравится.

– А мне нет, – озаботился адвокат. – Кортик… Звучит угрожающе.

– Сколько ставите? – Я решил раскрутить его на собаку.

– А ты? – попался адвокат.

– Если я проиграю, то обязуюсь прочитать Кортику вслух роман этого Гриновича, раз уж вы его так цените. Один роман. На выбор. Если проиграете вы, покупаете нам собаку.

– Да я бы и так вам пса купил, без всякого пари. А ухаживать за ним, когда он вырастет, будет, конечно же, твоя матушка и за отдельную плату, так? – поддел меня папаша Кортика. – Она же не позволит и копейки заплатить приходящему человеку. И тогда – прощай паркет в доме и деревянная мебель.

– Если вы уже сдаетесь, то знайте – я предпочитаю пуделей. Больших.

Не сразу, но адвокат согласился на пари. По его предположению Кортик должен был от комиксов перейти к журналам о путешествиях, дальних странах и парусных кораблях. Мне, соответственно, потом придется читать ему тот роман, где богатый мореплаватель сменит для романтической девушки цвет парусов на своем корабле. Я понял, что лето адвокат собирается провести вместе с Кортиком на своей яхте. Придется ему запастись респираторами.

Я же настаивал на голых женщинах, а журналы, в которых его сыночек будет это смотреть, – любые «для мужчин», на выбор адвоката.

Знаете, что из этого вышло? Мы оба проиграли. Но по-джентльменски оба выполнили свои обещания. С некоторыми отступлениями от первоначальных планов. В результате, когда Кортик от Человека-паука перешел к исследованию архивов Третьего рейха, я на ночь стал читать ему книжку фантаста Гриновича. Отказавшись от слезливого романа с парусами, историю о бегающей по воде женщине я дочитал до конца. Там тоже были корабли, паруса и все такое. Самым трудным в этом мероприятии было будить Кортика каждые пятнадцать минут.

Адвокат купил мне пуделя, не большого, а среднего, что, кстати, впоследствии было всеми воспринято с облегчением – большой пудель в припадках хорошего настроения, что вообще характерно для этой породы, не смог бы с разбега запрыгивать мне на колени, не опрокинув при этом коляску.

Пуделя назвали Улисс. Матушка кормила его со своей тарелки. Кортик брал его с собой на ночь в кровать. Но прыгал Улисс от радости, только когда видел меня. Сначала – вверх на месте, все выше и выше. Потом разбегался – и ко мне на колени. Мы катались вместе с ним по дому и по двору. Со стороны соседки-птичницы забор пришлось заменить на очень высокий – у Улисса появилась мечта поймать петуха или, на крайний случай – курицу.

В общем и целом все были счастливы.

Итак, в одиннадцать лет я не спеша закапывался в тяжелую жизнь Нины Гринович, а Кортик (после гимназии, бассейна и тира) рисовал карты сокровищ, которые последователи Гитлера могли запрятать в некогда частично оккупированной ими Африке, потом читал Заратустру – по полстраницы в день. По его предположению, бабушка Соль шла по следу уже много лет и вот-вот должна была сокровища найти. Иногда, в основном по ночам, мы обменивались с Кортиком информацией. Он по присланным некогда бабушкой Соль открыткам – в большинстве это были виды гостиниц-бунгало в городах со странными названиями – пунктиром рисовал на картах приблизительный маршрут бабушкиных странствий. Я составил таблицу основных дат жизни Нины Гринович и собрался уже отправить адвокату по электронной почте отчет о проделанной работе, как вдруг Кортик случайно рассказал мне о доме бабушки Соль в Крыму.

– Большой странный дом с нависающими над обрывом террасами, с левого края три этажа, с правого один – дом ступеньками, по всем стенам вьются розы – не обычные, а те, что цветут пучками, и по маленькому дворику ходит павлин и кричит дурным голосом.

Получилось заманчиво. Чтобы я не подумал, что Кортик все выдумал (мне это и в голову не пришло – он и врать-то не умел достойно, все путал), увлеченный наследник странного дома с розами и павлином показал фотографию из давних времен, когда его еще не было.

На цветном снимке разноуровневое строение из белого шершавого камня нависало над морем, а море сливалось цветом с небом, и розы действительно висели на белых стенах уже готовыми букетами, и озабоченный павлин раскрыл свой веер на заднице – наивный – поверил в «птичку» фотографа.

Было заметно, как Кортик изнывает от желания побывать в таком сказочном месте, а для меня лично это значило одинокое лето – сын с отцом поплывут на яхте под этот обрыв.

Потом, вероятно, чтобы я оценил архитектурные способности его любимой бабушки, мне была показана еще одна фотография – черно-белая, из давних-давних времен, когда еще самой бабушки на свете не было. Старый домик в три маленьких окошка, у невысокого цветущего дерева стоят две женщины, одна держит на руках ребенка в длинной рубашке и панаме.

– Вот из какого сарайчика моя бабушка потом выстроила дом с розами в три этажа, – похвастался Кортик.

Я присмотрелся. Место на обеих фотографиях было одно и то же. Из засохшего впоследствии дерева добрые руки соорудили диковатый трон, сохранив несколько кривых веток для спинки и подлокотников.

Я перевернул старый снимок: «Нина и Леночка, Асе 3 года, 1944».

Перевернул цветную фотографию: «Прощай, Ираклий!»

– Принеси лупу, – попросил я Кортика.

Это я сделал на всякий случай, чтобы перестраховаться. Я ее сразу узнал.

– Что нашел? – дышал мне в затылок Кортик.

– Твоя бабушка Соль уже была на свете, – я показал на ребенка в панаме. – Как ее зовут?

– Соль… – пожал плечами Кортик.

– Позвони отцу и спроси, как точно зовут твою бабушку. Имя и отчество.

Пока Кортик возился с телефоном, я внимательно, миллиметр за миллиметром, изучил под лупой лицо одной из женщин. Потом открыл файл «Нина» и рассмотрел полустертый снимок из личного дела с дискеты адвоката.

– Отец спрашивает, зачем мне это нужно? – доложил Кортик, закрыв телефон ладонью.

– Скажи, что составляешь свою родословную. Рисуешь генеалогическое дерево.

– Чего?.. Ладно, пап, я рисую дерево для своей родословной. Ассоль Марковна Ландер. Спасибо. А почему она – Ландер, а я какой-то там Кортнев? Ладно, понял. Мама женилась и стала Кортневой. Ты женился? Ладно, ты женился. Хорошо, твоего дедушку я тоже запишу, диктуй. Двух дедушек? Ладно, давай двух. Пап, подожди, так высоко я дерево еще не нарисовал. Все неправильно? Прадедушки должны быть внизу дерева, в корнях? И мама хочет? Ладно, давай маму. Записываю. Маму бабушки звали Елена Ландер. Известная в своих кругах художница. Ее брат… Брат… Не так быстро!

Пока Кортик, рухнув навзничь на тахту, изображал унылым бормотанием в телефон большой интерес к своим предкам, я подумал, может ли имя Ася быть уменьшительным от Ассоль?

– Спроси, как звали жену брата. – Этой просьбой я только усугубил состояние уже почти теряющего сознание Кортика.

– Как звали жену брата? – закричал он, вероятно, стараясь тем самым перекрыть поток информации о родственниках. Посмотрел на меня дикими глазами и спросил: – Какого брата?

– Брата Елены Ландер, твоей прабабушки!

Он выслушал ответ, отключил телефон и довольно злобно на меня уставился.

– Ты меня!.. Ты у меня…

Пришлось подсказать:

– Я тобой манипулирую?

– Вот именно. Говори немедленно, зачем тебе имя жены брата прабабушки!

– А то что? – хмыкнул я.

– А то я тебе его не скажу!