С точки зрения приключений новый дом был куда лучше старого, где только взрослым было чем поживиться (например, они восхищались виноградом в старой стеклянной теплице), а детям предлагались всего лишь паршивая песочница да глубокий темный подвал.
Хотя новый дом оказался милым, а от видов на поля захватывало дух, мы вскоре заметили, что в деревне нас не любят. Заметить было нетрудно. На нас смотрели, но никто нам не улыбался, никто не гладил Дебби, нашу добрейшую лабрадоршу. А мы отводили глаза, и, наверное, казалось, будто нам есть что скрывать, но, с другой стороны, если бы мы пялились, нас точно сочли бы чокнутыми. Я не сомневалась, что со временем жители деревни проникнутся к нам теплыми чувствами, но сестра сказала, что они не станут этого делать, не станут любить нас или гладить Дебби, пока, как она выразилась, в доме не появится человек у руля, то есть пока мама снова не выйдет замуж.
И в самом деле, шли месяцы, но вожатая скаутов, которая выглядела разумной женщиной, так и не позвонила, чтобы сообщить, что мы зачислены в младший и старший отряды, хотя мама беседовала с ней на этот счет. И, если не считать гипотетического чаепития у миссис Лонглейди, нас никогда никуда не приглашали.
Нас не позвали поучаствовать в параде по случаю Дня Флэтстоуна, и мы так и не увидели баражков, не говоря о том, чтобы их попробовать. Никто не хотел с нами играть – матери не хотели, чтобы их дети с нами играли. Постепенно я поняла – по совокупности обрывочных данных – что проблема заключалась, как и предупреждала сестра, в том, что мама была разведенкой. А потому ей – а значит, и нам – нельзя доверять. Даже миссис Лонглейди, заглянувшая к нам на второй день после приезда, интересовавшаяся мамиными книгами и сообщившая, что ее муж – бухгалтер, подозрительно поглядывала на нас из окна своего «хиллмана». А Миранда, одна из ее близняшек, заявила, что в одном из трех домиков, из которых устроили наш коттедж, раньше жила старушка, которую силком выселили, и теперь она обитает в жалкой лачуге, где на лестнице растут грибы. Сестра сказала, что она говорит чушь, потому что откуда в лачуге лестница.
И, подкрепляя общую убежденность в том, что у нас в семье нет мужчины и потому доверять нам нельзя, папа вскоре совсем забыл о нас и о своем любовном романе с заводским Филом и женился на красивой женщине из Лондона с идеально симметричным лицом и пушистыми волосами, а нас на свадьбу не пригласили и даже не сообщили о ней. Их фотографию опубликовали в «Геральд», и у сестры, увидевшей ее, разболелся живот. И папа с красивой женщиной сразу же принялись рожать детей. С одной стороны, нам было интересно, но, с другой, нас будто замазывали краской погуще. Сестра говорила, что мы должны порадоваться за папу, к тому же в будущем у нас будет целый набор новых родственников, которых можно будет навестить на Рождество и Пасху. Так оно, конечно, и было.
А потом случилось самое худшее – миссис Лант прислала открытку, в которой сообщила, что больше не сможет на нас работать, обвинив в этом цены на бензин. Но она пожелала нам счастья в новом доме. Мама приняла новость стоически, но мы поняли, что удар был ужасный, потому что, прочитав открытку, она испустила едва слышный крик, полный грустного удивления, и мы дружно посмотрели на нее. Мама попыталась замаскировать огорчение, сказав:
– Ха! До этой Лант наконец-то дошло.
Я расстроилась, потому что очень хотела заварить миссис Лант чашечку чаю. После переезда я научилась заваривать чай и все время представляла, как подаю ей ее любимую чашку, простую белую чашку с желтым ободком, до краев наполненную чаем, и говорю: «Чаю, миссис Лант?» – а она отвечает: «Кто бы мог подумать!»
И наконец, спустя время и в соответствии с прогнозом, мамины родственники и в самом деле преспокойно позволили ей скатиться в одиночество и заброшенность. Справедливости ради, они не были плохими людьми – напротив, вполне милыми, – просто они не хотели, чтобы на семейных встречах и коктейльных вечеринках она смущала их своим безмужьем. Кроме того, среди них распространился слух, будто она заделалась пьяницей – горем в семье. Мама именно так и поступила (заделалась пьяницей – горем в семье), но, что гораздо хуже, она завела привычку ковырять мыло ногтями, а также как заведенная писала пьесы.
И несчастная мама была, считай, одна-одинешенька, в возрасте тридцати одного года, с тремя детьми и лабрадором, в окружении враждебно настроенных сельских жителей. Неудивительно, принимая во внимание все это, что она стала пьяницей, горем в семье и автором пьес.
АДЕЛЬ. Я смотрю, ты снова женился.
РОДЕРИК. Да, на более развитой женщине, чей смех как колокольчик.
АДЕЛЬ. Но она полнее меня?
РОДЕРИК. Ну, за мальчика ее не примешь, она не такая палка, как ты.
АДЕЛЬ. Но тебе же нравятся мальчики и их палки.
РОДЕРИК. Больше нет, теперь я предпочитаю женщин с развитыми формами.
Прошло немного времени, и мне пришлось признать, что сестра была на 100 % права в своих прогнозах. Я посчитала, что так будет по-честному. Но сестра не удовлетворилась моим признанием и поведала, что мамины несчастье, безмужье и склонность к драматургии могут привести к плачевным последствиям для нас, если мы не пресечем их на корню, что может оказаться непростой задачей, потому что из-за моего неверия в серьезность ситуации проблемы уже давно пустили побеги. Сестра объяснила, что дети хронически несчастных женщин – в особенности хронически несчастных безмужних женщин – часто оказываются на попечении государства, а если уж дети окажутся на попечении государства, то люди, которые должны заботиться об этих детях по решению суда, беспрестанно щиплют их, кормят одними макаронами с поджаренным хлебом, а иногда даже хлеба не дают, а только посыпают макароны ломаными крекерами. Слова сестры произвели на меня сильное впечатление. Я живо представила себе и это неприятное сочетание, и свое разочарование, ведь мало что есть вкуснее поджаренного хлеба. Но сестра на этом не остановилась. Она добавила, что нас не только будут постоянно щипать, но и никогда не позволят завести пони, или собаку, или даже морскую свинку.
Я ответила, что, вероятно, смогу обойтись без пони и пережить щипки – какая-то маленькая часть меня даже порадовалась мысли о войне с щиплющейся воспитательницей, а пони я втайне и не хотела, – но сестра рассказала, что слышала подлинные истории о жизни в ужасном детском доме, который был через две деревни от нас, и дети, оказавшиеся на попечении государства, там навеки погружаются в печаль, сколь бы солнечным ни было их расположение духа до этого.
Поэтому мы согласились, что главная цель нашей жизни – найти для мамы нового мужа. Не только ради ее личного счастья, но и чтобы не оказаться на попечении государства и не попасть в детский дом. На вещи мы смотрели реально и не рассчитывали, что мама примется каждую неделю шастать на свидание с новым мужчиной, мы ведь прочитали немало журналов и знали, что свидания – дело непростое. Между свиданиями нам придется изыскивать для нее крохи веселья из других источников, чтобы она отвлеклась от пьесы (пьес) и хотя бы на минутку порадовалась жизни, а там, глядишь, это и в привычку войдет.
Мы решили разослать письма всем подходящим мужчинам в округе и пригласить их выпить с мамой. Втайне мы надеялись, что это повлечет за собой половой акт, а потом и брак. Впрочем, пригласили мы не всех одновременно.
Сестра попросила меня назвать три основных качества, которые я жду от мужа. Это было сложно, потому что я очень мало знала о мужчинах, ну разве только что им нравится огонь в камине и омлет, а еще им нужно постоянно что-то жевать.
Для начала я сказала, что поискала бы человека, любящего смотреть телевизор. И уже хотела добавить «кого-то приземленного», но поняла, что сестра меня не слушает. Как и все люди, которые спрашивают, какие три вещи вы больше всего любите или цените, она просто хотела поведать мне о своих предпочтениях.
Замечая за другими такое поведение, я всегда думаю, что вместо вопросов лучше просто заявить: «А сейчас я расскажу тебе о трех главных качествах, которые ищу». И тогда не пришлось бы попусту тратить время, придумывая три главных для вас качества только для того, чтобы человек смог с полным правом поведать о своих предпочтениях. Хуже всех по этой части, конечно, Крошка Джек, который спрашивает обычно, какие три римских императора самые классные и какие три пирога самые вкусные.
Сестра уже вовсю разглагольствовала о трех главных достоинствах мужчины. По ее мнению, нам требовался мужчина, который открывал бы дверь, когда в нее звонят, выглядел бы солидно, любил животных и мог самолично излечить заболевшее. А четвертое – неплохо, если бы он был землевладельцем.
Тут к нашей беседе подключился Крошка Джек и объявил, что лично ему нравятся мужчины с глубокими карманами. И вовсе не в переносном, а в буквальном смысле. Сам он только что дорос до полноценных брюк с карманами и был очарован распахнувшимися перед ним возможностями. А еще он хотел бы человека, интересующегося совами и древними римлянами.
Составив список вопросов с вариантами ответов «да/нет/не знаю», мы разработали процедуру согласования кандидатов. В основном вопросы касались их отношения к животным и телевидению, а также их подверженности определенным заболеваниям, в частности катару, который мама терпеть не могла, даже само слово. Впрочем, она не любила также все формы сопливости. Кроме того, нас интересовало, насколько хорошо кандидат плавает, ведь хороший пловец наверняка предпочитает отдыхать на море. Про карманы мы тоже не забыли.
Спровадив Крошку Джека, мы без промедления составили Список мужчин. Когда я выразила сомнения по поводу одного-двух кандидатов, предложенных сестрой, та сказала:
– Давай на этом этапе не будем никого исключать.
– Но мистер Лонглейди женат, – сказала я, – на миссис Лонглейди.
Уточнение, что мистер Лонглейди женат на миссис Лонглейди, было важным, поскольку быть женатым на миссис Лонглейди – это намного серьезнее, чем быть женатым на ком-то еще.
– Они все женаты, – ответила она, – кроме мистера Ломакса, и он бы наверняка тоже был женатым, если бы не его недоразвитость, из-за которой на нем жениться никто и не захотел, вероятно.
Мы немного помолчали. Я подумала, что называть мистера Ломакса недоразвитым немного несправедливо, а сестра продолжила свою мысль:
– Нам не требуются неженатые кандидаты, вдруг у них нет необходимого.
– Необходимого? – спросила я.
– Опыта и тому подобного. Если они не прошли через ад и медные трубы семейной жизни, то могут сплоховать, когда столкнутся с шоком.
– Но как же их жены? – спросила я.
– Ты же слышала выражение «В любви и на войне все средства хороши», правда?
Выражение я слышала и, хотя тут было над чем подумать, вынуждена была согласиться с ним, и Список мужчин был утвержден в следующем составе:
Мистер Ломакс – кандидат от Либеральной партии
Мистер Додд – учитель – по возм. избегать
Угольщик – слишком далеко?
Мистер Лонглейди – бухгалтер и пчеловод
Доктор Кауфман – доктор
Мистер Олифант – шикарный фермер
Наш отец
О проекте
О подписке