О чём они говорили во время своих нечастых встреч? Да практически ни о чём. То есть, конечно, они обменивались какими-то высказываниями, замечаниями, репликами… Например, когда гуляли по городу или смотрели фильмы… или обедали, или ужинали. Здоровались, прощались. Поздравляли друг друга с праздниками, желали всего того, чего принято в подобных случаях желать, и благодарили теми словами, какими принято это делать в кругу воспитанных, интеллигентных людей, к коему они и сами себя, и один другого причисляли и к коему, вне всякого сомнения, относились, принадлежали. И хорошими манерами, и речевым этикетом каждый из них владел в полной мере и в полном объёме.

Разговаривали, обсуждали, обменивались… Но вместе с тем – ничего сокровенного, ни шага в сторону от заданной темы, ни слова вглубь – иначе… Вот и старались оба «не расковыривать» да «не усугублять».

Но сегодня Петра Петровича буквально распирало.

Ему не терпелось и немоглось. И не моглось. Что-то буквально рвалось наружу… но – нет. Не так он был воспитан.

После обеда решили поехать на пляж, благо Татьяна предусмотрительно захватила с собой купальный костюм, а Пётр Петрович всегда возил в машине пляжные полотенца и плавки – на всякий случай. Уж такой это город – куда ни поедешь, окажешься на пляже. Грех жаловаться. И грех этим обстоятельством не воспользоваться…

Приехав, выбрали место подальше от берега, ибо у воды обычно холоднее, а мёрзнуть обоим вовсе не хотелось, и стали располагаться.

Достали махровые полотенца и начали переодеваться, каждый испытывая определённую неловкость от того, что приходится натягивать купальный костюм в присутствии другого человека вот так: согнувшись и прыгая на одной ноге, другой при этом пытаясь попасть в распяленные руками трусы или плавки. Причём Петру Петровичу было гораздо более неудобно, нежели Татьяне – ей-то хорошо, она женщина, ей под длинной широкой юбкой вон как просторно… То ли дело ему: неудобно, некрасиво и несолидно – с его «выдающимся» животиком производить неловкие пассы под наскоро завязанной толстым узлом и то и дело грозящей развязаться «набедренной повязкой»… Хоть и длинная, а неплотно сходится, постоянно распахивается, являя миру бледные Петра-Петровичевы чресла. «И почему, спрашивается, никто так и не додумался устроить на цивилизованном пляже специальных кабинок?..»

Переодеваясь, оба старательно, как и подобает хорошо воспитанным людям, отводили друг от друга глаза.

Но наконец с неудобством переоблачения было покончено, полотенца расстелены на песке, и они легли.

Вначале просто лежали – наслаждаясь солнцем и мерным шелестом волн. Вернее, это Татьяна наслаждалась.

Пётр Петрович тоже попытался было насладиться, но тут им снова овладело это тоскливое чувство… И он вновь пожалел о том, что не провёл этот день один: «Лежал бы сейчас у себя дома, на диване… Хотя, конечно, это неправильно… когда такая погода. Ну тогда хорошо – лежал бы сейчас на пляже, – но один, один». Всё-таки это очень трудно, особенно в его возрасте, – привыкать к другому человеку: к его повадкам, пристрастиям, капризам… Но, пожалуй, ещё сложнее приучить этого самого другого человека к себе: к своим… тем же самым повадками, пристрастиям и капризам. К своему распорядку… Ну не привыкать же ему, Петру Петровичу, к распорядку дня Татьяны, в самом деле! Неужели же он должен ещё и под неё подстраиваться?.. Хватит с него и нежеланного отцовства, и неудачного брака, и переезда в другую страну, где хочешь-не хочешь, а приходится адаптироваться, иначе просто не выжить… Но всему есть предел! Где-то же надо наконец чувствовать себя свободно и непринуждённо? Комфортно… Да, да! Комфорт, причём не столько душевный, сколько обыкновенный – бытовой, физический, или даже грубее – физиологический, – это ведь тоже важно! Элементарное удобство! А то ни чихни, ни кашляни, ни, извините, высморкайся в присутствии дамы… А если, к примеру, у него кашель, мокрота в бронхах? Как же тогда? Ну не отхаркиваться же ему в её присутствии? Не отплёвываться… Ведь даже если дверь в ванной закрыть – ведь всё равно – слышно! И ведь не только двери, но и стены в домах здесь тоже тонкие! Сколько раз, к примеру, слышал Пётр Петрович своих соседей через стену в спальне, или того хуже – в туалетной комнате…

При этом воспоминании Петру Петровичу снова захотелось остаться наедине с собой. Только теперь с ещё большей силой.

Нет, определённо, семейная жизнь, даже просто жизнь с кем-то, даже просто, вот так, как у них сейчас, встречи… – это не его. Все эти жилищно-бытовые неудобства… Уж лучше он один как-нибудь.

Пётр Петрович кряхтя, хоть и попытался сдержать себя, поднялся и, сказав, что прогуляется немного вдоль берега, пошёл в направлении воды.

Пляж был почти безлюден, день-то рабочий, лишь видны были редкие парочки на почтительном расстоянии друг от друга – даже и лиц не разглядеть. Встречались и одинокие пляжники: кто-то просто лежал, кто-то плавал, а кто-то так же, как и Пётр Петрович, прогуливался – бегом или просто шагом – вдоль берега. Вот этим-то одиноким он сейчас даже завидовал…

Прошёлся…

Море было голубым и гладким, перламутровым. Лишь изредка набегала с моря длинная шёлковая волна, и, приподнимаясь по всей длине и плавно закручиваясь, являла взору свой сине-зелёного стекла испод, а затем с пенным всплеском смыкалась и неслась к берегу, набегая на него белой пушистой лавой. Широкая и пологая линия прибоя была ровной и шероховатой и имела цвет старой бронзы. То тут, то там то и дело поблёскивали на солнце тончайшие золотые крупицы какого-то неизвестного Петру Петровичу минерала, возможно, слюды… «Да, да, вполне возможно, потому что слюда имеет как раз такую вот слоистую структуру и обладает способностью расщепляться на чрезвычайно тонкие листочки, пластинки, сохраняющие гибкость, упругость и прочность…» А может, это были останки каких-то морских организмов. Или даже микроорганизмов, кто знает…

Вдоль всего берега над песком стояла тонкая жемчужная дымка, особенно заметна была она вдали – это парили в воздухе мельчайшие водяные брызги. Но и здесь, вблизи, хоть и была она не видна, Петр Петрович её чувствовал, ощущал эти мельчайшие частицы вещества, молекулы, на своём чисто выбритом лице, на всём своём обнажённом теле, полном и незагорелом, так как загорать он не любил. «Кто же загорает летом? Так ведь и обгореть недолго…» Влажный морской ветерок, или, если быть точным, бриз, ласкал нежную кожу Петра Петровича, но он не столько не замечал этих ласк, сколько бежал их: на влажном морском «сквозняке» он сам себе казался каким-то совсем уж незащищённым, уязвимым.

Прогулка не принесла ему желанного облегчения. Конечно, Пётр Петрович почувствовал себя немного лучше, хотя бы уже от того, что не было рядом Татьяны… но всё равно не в той мере, в какой бы ему того хотелось. А вот гулять ему не хотелось вовсе. Побыть одному – да, но лёжа. «Эх, полежать бы на тёплом песочке… а тут таскайся как дурак по пляжу, мочи ноги…»

Возвращаться решил вплавь. «Может, хоть тогда полегчает? Сниму наконец это напряжение, а заодно и взбодрюсь», – подумал Пётр Петрович и, зябко поёживаясь с непривычки и зачем-то всё подтягивая повыше широкие «семейные» плавки, ведь и так хорошо держатся, тесёмочку он завязал крепко, на два узла, начал осторожно входить в воду.

Он уже представлял себе, как поплывёт и как с каждым новым гребком, с каждым движением ног, с каждым сокращением и энергичным распрямлением конечностей, расслаблением бедренных и икроножных мышц, будет покидать его тело эта непонятная тяжесть, это новое чувство, новое ощущение, то буквально распирающее всё его естество, то тянущее, нудящее… то есть в любом случае весьма неуютное, томящее. «Плавательные упражнения должны помочь». Обычно они всегда ему помогали.

И поначалу всё шло хорошо, но когда вошёл чуть поглубже, вдруг набежала волна – он поздно её заметил – и, ударив Петра Петровича в полный живот… и в грудь, и в лицо… – он не успел ни убежать от неё, ни повернуться спиной… – опрокинула. Пётр Петрович упал в пенную воду. Впрочем, это даже хорошо, что не отвернулся, а то бы она ударила его в спину и в то, что пониже спины, – это выглядело бы и вовсе смешно, позорно.

Кое-как встав на ноги, утерев лицо и пригладив, вернув на затылок остатки небогатой своей шевелюры, он попытался пробежать… ну или даже проплыть то место, где образовывались волны, чтобы поплавать на глубине. В целом-то море было сегодня спокойным… Но что-то никак не получалось. Волны набегали снова, били в грудь, плескали Петру Петровичу в лицо, накрывали с головой… Мелкие пузырьки с шипением лопались вокруг него, чем-то напоминая нежный, пробованный им в детстве в Крыму кислородный коктейль, но были они солоны на вкус и скрипели на зубах песком. Глаза неприятно щипало от крутого соляного раствора, и на какие-то секунды это лишало зрения. В уши также попадала вода, лишая слуха. Пётр Петрович отплёвывался, промаргивался, тряс и крутил во все стороны головой, в надежде вытряхнуть из ушных каналов воду: «Так ведь и до отита недалеко…» Отирал лицо и, отворачивая его от новой волны, щурясь и выставляя перед собою руки, пытался подпрыгивать… но волны всё равно снова и снова плескали, толкали, обдавали брызгами, накрывали, оглушали и опрокидывали. А одна из них даже протащила его по песку. «Это же чистый наждак! – причём самой крупной фракции… Хорошо ещё, что не ободрал колен!.. Просто повезло…»

Поплескавшись так некоторое время и попрыгав, то и дело поневоле бросаясь «в пучину волн», побарахтавшись – ибо поплавать ему так и не удалось, – Пётр Петрович вышел из воды, посидел немного на берегу, у самой морской кромки, – будто бы ещё не до конца, не в полной мере, насладился он общением с безудержной стихией, её безбрежным видом, рёвом прибоя в самое лицо и солёным его дыханием, – а затем побрёл обратно к Татьяне и к своим полотенцам, на ходу оправляя не себе мокрые отяжелевшие плавки, в которых к тому же теперь было полно песку. «Интересно, видела она или нет, как я там бултыхался?..»

Пришёл и снова улёгся. Спросил, не хочет ли и Татьяна поплавать, и стал расхваливать своё недавнее купанье… Может, клюнет, пойдёт?.. Но она не захотела, поскольку плавала, как и сам Пётр Петрович, неважно. Зря он вообще завёл этот разговор, потому что теперь она оживилась и взялась поддержать беседу, стала что-то рассказывать о пользе не только морских, но и воздушных ванн…