Она потянулась и крепко сжала мою ладонь. Глаза Лаптолины горели в свете фонаря так ярко, что я даже запереживала, что она нездорова. Мне стоило усилий не выдернуть руку и не схватить её за горло, требуя ответов.

– Погубить… Квертинд? – уточнила я.

– Именно, – подтвердила она. – Через его будущего короля. Только представь, какая ты огромная проблема для королевства. Какая уязвимость!

– Не представляю, – я всё же выдернула руку, выглянула в окно и уже рявкнула: – Что это за место?

Разум оставался холодным, тело реагировало на приказы, но в кровь хлынула знакомая кипящая лава, подгоняющая мысли. Я начала ощутимо нервничать, к тому же мы без конца подпрыгивали, как мешки с костями.

На очередном крутом склоне Лаптолина ойкнула и схватилась за край лавки. Я улавливала боковым зрением каждое её движение. Она меня убьёт? Сдаст Ордену Крона? Стязателям?

Ладони заледенели, и я сцепила их в замок.

– Должно быть, боги Квертинда очень разгневались на вас, когда позволили взглянуть друг на друга, – Лаптолина погладила край моего платья, как будто хотела успокоить. И подалась ближе, а я, наоборот, отодвинулась. – Это нестерпимая мука – отказаться от любви, но и она тоже останется в прошлом. Поверь мне, я… знаю, – она опустила глаза, будто о чём-то вспомнила, но мгновенно взяла себя в руки и продолжила: – Теперь всё изменилось. Преторий взял новый курс, и вскоре спокойствие в королевстве будет восстановлено. Ты можешь помочь, Юна. Настало твоё время творить историю, – Лаптолина облизала губы и напомнила мне безумную Чахи в хижине. – Иначе мы все погибнем. Боюсь, что тот раз, когда он провалил испытание, – только начало. Боюсь, что он способен и на большие жертвы. Ради тебя. Ради любви к тебе. Это путь к разрушению.

Дилижанс остановился, и я, не замечая близости Лаптолины, лихорадочно припала к окну. Жадно всмотрелась в темноту, надеясь заметить движение, фигуру, знакомый силуэт… Сердце подскочило к горлу от страха и безумного желания найти глазами того, о ком говорила Првленская. Неужели я сегодня увижу ментора? Неужели он здесь? Он где-то рядом?

Взгляд шарил по округе, но видел только бесконечные кусты лаванды и морскую гладь на той стороне поля. Свет молодого полумесяца отражался от воды и серебрил волны.

Восторг, злость, смятение, ярость и радость, обида и надежда смешались в такой дикий коктейль эмоций, что у меня закружилась голова. Я не слышала того, что говорила госпожа Првленская, не слышала звуков ночи, не слышала ничего, кроме стука собственной крови в ушах.

– …должно быть что-то, – как будто издалека доносился голос. – Что-то такое, о чём знаете только вы. Что-то, что оттолкнёт его от тебя, не позволит уйти с головой в эти пагубные отношения. Ты должна убедить его жениться на Талиции. Должна убедить его стать королём. Избавь его от себя – и спасёшь королевство.

Она говорила торопливо, будто боялась не успеть.

– Я помогу тебе, Юна. Помогу бежать, если хочешь, с молодым Батором. Или, если захочешь остаться, я тоже помогу тебе. Поверь, в Квертинде никто не ценит великий подвиг женщины больше моего. Одно твоё слово, прямо сейчас – и мы с тобой всё изменим…

– Я увижу Кирмоса лин де Блайта? – вырвалось у меня против воли. – Я увижу его, ваше сиятельство?

Лаптолина Првленская осеклась. Губы её так и остались приоткрытыми, словно она хотела сказать ещё много, но теперь это казалось ей бессмысленным. Она потянулась и дважды стукнула в дверь с моей стороны. Та сразу открылась, как будто только этого и ждала. Свежий ветерок тут же прошёлся по голым плечам, и я накинула плащ.

За дверью оказались двое мужчин. Огромные и сильные на вид, с крепкими мышцами, в совершенно одинаковой одежде. Не разбойники, но и не солдаты. Непонятно, кто. Они с любопытством заглянули в экипаж, но тут же отвели глаза.

– Иди, – коротко кивнула женщина.

Мне вдруг стало не по себе. Один из здоровяков протянул мне мозолистую ладонь, но я не спешила выбираться из экипажа.

– Простите, что перебила вас, – осторожно извинилась я, чувствуя, как дурное предчувствие злой змеёй сжимает горло. – Спасибо вам за всё, вы так много сделали для меня… Каждый совет пришёлся кстати. И я буду благодарна за ваши мудрые наставления и сейчас.

Лгала ли я? Льстила? Нарочно пыталась усыпить её бдительность, оттянуть время? Говорила искренне? Не знаю. Думаю, теперь я так защищалась.

Лаптолина не ответила. Она отвернулась к окну, игнорируя мои попытки продолжить разговор.

Посомневавшись ещё минуту, я досчитала до десяти, кинула последний взгляд на Првленскую и боязливо спустилась под огромное, усыпанное мелкими звёздами небо Батора.

Новоиспечённые охранники тут же встали по обе стороны.

Море здесь шумело совсем близко, и ветер, пролетая над верхушками полей, напитывался лавандовым ароматом. С одной стороны темнел горный хребет, но горы высились вдали от океана и походили, скорее, на холмы Фарелби, чем на скалы Кроуница. С другой стороны поле пересекала густая полоса леса. А впереди был бескрайний океан. Никаких признаков города, нового поселения или заброшенного поместья, где я теперь буду жить.

За спиной пыхнул дилижанс и, круто развернувшись, примял траву и повёз прочь хозяйку Мелироанской академии благородных дев. Я смотрела ей вслед и понимала, что, возможно, никогда больше её не увижу. Что это был мой последний шанс вернуться, передумать, оттянуть неизбежное… или хотя бы выяснить, что меня ждёт.

– Сюда, госпожа, – позвал один из мужчин с блестящей лысиной, и я вздрогнула от грубого голоса. – Нужно пройти немного левее.

Мы миновали молодую рощу – я успела оглянуться на то место, где ещё недавно стоял экипаж, – и пошли вдоль лавандовых насаждений. Свернули к густым зарослям деревьев, диким, непролазным и удивительно тёмным.

Я ступала медленно и молча, одной рукой приподняв лёгкие полы платья, другой отодвигая мелкие ветки. Туфли проваливались в мягкую землю. Оба мужчины шли впереди, прокладывая дорогу. Они больше не пытались со мной заговорить и даже не заботились о моём комфорте. Это возмущало и одновременно веселило: как быстро Юна Горст привыкла к благородству мужчин и заботам слуг! Вот уж воистину мелироанская дева…

Чаща становилась всё гуще. Лунный свет едва проникал сквозь кроны деревьев.

Пару раз я дёрнулась, порываясь не то убежать, не то вступить в драку, но сама же себя осадила: и то и другое было бессмысленно и глупо. Совсем скоро наш поход закончится и я узнаю, зачем же два амбала притащили меня в эту глушь. Наверняка есть вполне логичное объяснение.

Когда моё замешательство достигло пика, мы набрели на… глубокую яму. Могилу.

Мужчины остановились возле неё.

Я застыла каменной статуей, отказываясь верить в происходящее. Боязливо оглянулась. Ветер приподнял полы плаща, неожиданно холодным языком прошёлся по шее.

Нет.

Невозможно.

Меня ведь не убьют. Мы ведь не за этим сюда пришли. Разве могла Лаптолина решиться на подобное? Или это приказ Кирмоса лин де Блайта?

И сразу паническое, бессвязное – почему я пришла сюда, как покорная овечка? Почему позволила этому случиться?

Потому что… Потому что этого просто не может быть.

Происходящее казалось бредом, способным вызвать лишь смех и недоумение.

Стараясь не обращать внимания на страх, скрутивший нутро, я расправила плечи, крепче сжала челюсти и заставила себя поднять подбородок.

– Вы не могли бы помочь мне? – голос прозвучал нежно и игриво, как будто мы были на балу в роскошном зале. – Пожалуйста, дайте руку, чтобы я могла на неё опереться – в этой темноте невозможно разглядеть ни зги.

Хотелось заорать от ужаса, упасть на колени и умолять сохранить жизнь, но вместо этого я натянула самую очаровательную и открытую из своих улыбок. Надеюсь, её заметят в этой серой мгле.

В ответ один из охранников спустился в темнеющую узкую пропасть и действительно протянул мне руку. По правилам нашей игры мне следовало подойти и принять помощь. Но ноги, как назло, будто вросли в землю и я превратилась в одно из местных деревьев – с толстым стволом, раскидистой кроной и вспарывающими землю цепкими корнями.

Кряхт, как же сложно сохранять достоинство на пороге собственной казни!

– Смелее, леди, – подначил лысый. – Мы очень торопимся.

Я почти не видела его лица, но в словах явно слышалась ухмылка. Да этот урод смеялся надо мной!

Другой конвоир осторожно взял меня за локоть, словно боялся, что жертва сбежит. Впрочем, именно такие мысли и проносились сейчас в моей голове. Бешеный ритм сердца и липкий страх шептали только одно: бежать, бежать подальше и немедленно! Я бы так и поступила, но глаза достаточно привыкли к темноте, чтобы увидеть, что пугающий провал – вовсе не могила, а, скорее, лаз, уходящий глубоко под землю: рядом лежал покрытый мхом люк и обломанные ветки.

Тревожная волна тут же схлынула, и я едва не рухнула в обморок от облегчения.

Не раздумывая больше ни секунды, я нырнула в бездну вслед за здоровяком. Через минуту мы оказались в кромешной тьме – второй из моих охранников прикрыл вход над нами, лишая последнего света.

Ослеплённая и всё ещё напуганная, я оперлась на крепкую сухую ладонь, пригнула голову и нащупала ногами ступени. Мы двинулись неспешно – на этот раз мужчина явно боялся того, что я упаду, – и шли, казалось, целую вечность. Спускались ниже и ниже, пока наконец впереди не забрезжил слабый огонёк света.

– Здесь осторожнее, – предостерёг мой проводник. – Крутой обрыв. Давайте я вам помогу.

Он взял меня за талию и спустил с высокого уступа на земляной пол туннеля. В нос ударил запах сырости и… крови. Я прикрыла лицо ладонью – кружево белой перчатки неприятно царапнуло кожу – и часто заморгала, привыкая к мутному свету.

Низкие своды, свисающие с потолка цепи и торчащие из стен металлические крюки нагнетали жуткую атмосферу. Заунывно выл сквозняк. Редкие факелы коптили стены, перемежаясь с пустыми металлическими кольцами. С потолка срывались крупные капли.

Ужасное, мрачное местечко, но как же я была рада здесь оказаться! Буквально тоннель жизни! Если бы меня хотели прикончить, то сделали бы это ещё там, наверху, без лишних церемоний. Теперь же я точно была уверена, что казнь мне не грозит. Я даже зашагала веселее вдоль ряда факелов и успела обеспокоиться тем, что испачкала обувь. Меня не пугали ни огромные круглые двери с десятком тяжёлых замков, ни окровавленные шипастые доски, ни даже запах крови, исходящий из грязных ведёр.

– Надеюсь, когда мы доберёмся, мне выдадут новые туфли? – попыталась пошутить я. – Или хотя бы добротные ботинки на толстой подошве.

– Не можем знать, госпожа, – отозвался охранник. – Наше дело маленькое.

Миновав пару поворотов, мы спустились ещё ниже – к точно такой же круглой двери, увешанной цепями и замками. Под усилиями мужчины громко лязгнул засов. Ему вторило отскочившее от сводов эхо, удивительно похожее на пронзительный визг. Я даже не сразу сообразила – реальный ли это крик или мне только кажется? Заозиралась и хотела возмутиться, но дверь передо мной распахнулась, являя самую настоящую темницу.

Света от факелов за нашими спинами оказалось достаточно, чтобы разглядеть металлический стол, два прибитых к полу стула и стену, увешанную инструментами. Щипцы. Длинные узкие крюки. Иглы. Ножи. Цепи и молотки. Я невольно залюбовалась этим изрядно проржавевшим богатством палача, и охраннику снова пришлось поторопить меня:

– Нужно зайти внутрь, госпожа.

Я сглотнула.

Ещё одна проверка?

Ждёте, что я снова начну бояться?

О нет, я не доставлю больше такого удовольствия. Я ведь, икша вас всех дери, смеюсь в лицо опасности!

Приподняв полы платья и до боли в спине сведя лопатки, перешагнула низкий порог.

Чтобы увидеть ещё одну местную достопримечательность – широкое вертикальное полотно с торчащими из него ремнями. Оно было похоже на сороконожку, вытянувшуюся в полный рост. Как завороженная, я подошла ближе и коснулась истёртой поверхности. Гладкое, как будто полированное дерево шириной в пару локтей источало саму смерть. Я никогда не была излишне впечатлительной, но даже мне стало не по себе. Сколько спин касалось этого постамента пыток? Сколько людей здесь погибло? Может быть, кто-то и правда кричал, перед тем как мы вошли в эту обитель боли?

– Это ведь пыточная камера? Меня будут пытать? – спросила я через плечо.

Ответом мне была хлопнувшая дверь и приглушенный лязг засова. Оба мужчины покинули темницу, и меня обступила непроглядная тьма.

Кряхт!..

Я выдохнула напряжение, расслабила плечи и принялась считать вдохи. Не от страха, нет. С приступом паники удалось справиться удивительно легко. Просто счёт помогал освежить голову и упорядочить мысли. Он был чем-то привычным, знакомым, однозначным доказательством жизни. Я всё ещё дышала, а значит, могла исправить ситуацию. Это, безусловно, ободряло.

Но стоило признать, что дела мои всё же не так уж и хороши.

Лаптолина Првленская неспроста так много говорила о чудовищных поступках. Ох, неспроста. Она явно намеревалась совершить нечто ужасное, но что – я пока не могла понять. Она ведь не надеялась спрятать меня от ментора в этом каменном мешке? Зачем она это сделала? Так и не поверила, что я смогу отказаться от любви, поэтому решила от меня избавиться? В таком случае убийство – самый верный способ. И вряд ли госпожу Првленскую остановили бы высокие моральные принципы. Почему же тогда?.. Чем вызвана такая резкая перемена? Что нужно было ответить в дилижансе, чтобы она передумала?

Мелькнула мысль о том, что я с удовольствием узнала бы всё ответы у этой нехитрой конструкции палача. Мелочные и слишком злобные для мелироанской девы картины пыток встали перед глазами. Бред. Чушь собачья. Может, я всё ещё сплю в Мелироанской академии?

Я стащила перчатки и коснулась лица, осознавая саму себя в этой мгле. Повесила плащ на спинку стула. Достала из сумки фамильный пергамент. Его слабое свечение едва разгоняло тьму, но это было лучше, чем ничего.

Шаг за шагом я исследовала своё новое пристанище. Удивительно, но нигде не было видно ни капли крови, даже наоборот – стерильная чистота прямо-таки кричала о недавней уборке. Здесь пахло не смертью, а дешёвым щёлоком и свежей водой.

Хотелось порадоваться этому обстоятельству, найти хоть какие-то положительные моменты, толику надежды, но не получалось. Силы и самообладание стремительно покидали меня с каждой новой минутой, проведённой взаперти.

Дыхание участилось, по спине скатилась капля пота. Как долго мне предстоит здесь находиться? День? Два? Год? Всю жизнь? За что? Я здесь свихнусь, точно свихнусь…

Бархотка на шее превратилась в удушающий ошейник, и я сняла её и вместе с тиалем затолкала в сумку.

Не глаза, но мысли подёрнулись пеленой. Я вмиг потеряла способность здраво рассуждать. Отчаяние, словно тьма, сгущалось вокруг меня, клало свои когтистые лапы на горло и сдавливало шею, лишая дыхания. Я заметалась в темноте, хватая ртом воздух и мотая головой. Как будто это могло как-то помочь моему положению!

– Да чтоб тебя икша жрали, тварь! – в сердцах выругалась я, ударившись ногой о стул.

И затихла.

Потому что засов снова лязгнул, явно намекая на то, что новоселье я буду справлять не в одиночестве. «А вот и палач», – пронеслось в голове. Повинуясь порыву, я попятилась, упёрлась спиной в ледяную стену. И впервые в жизни зашептала молитву:

– Семеро богов, дайте мне сил спокойно встретить всё, что меня ждёт. Об одном прошу: не лишайте разума и воли, и я смогу сохранить достоинство. Только его потеря губительна, только… – запнувшись, я сощурилась и выставила перед собой ладонь.

Мутные потоки света очертили мужскую фигуру, высветили ореолом силуэт.

Я часто заморгала, и… всё исчезло. Сырые стены темницы. Жуткая мебель. Моя ярость и отчаяние. Ничего не осталось. Ничего, кроме того, кто шагнул через порог и, откинув капюшон, позволил мне себя разглядеть.

Сердце пропустило удар.

Конечно, я узнала его ещё раньше – в первое мгновение, как только увидела. Даже скрытого самым глухим плащом, я бы узнала его из миллиона. По развороту плеч. По мимолётному жесту, по сдержанным, скупым движениям.

По запаху.

О боги.

Я всё-таки помутилась рассудком.

Ментор – живой или мною же выдуманный – на меня даже не посмотрел. Только аккуратно, нарочито медленно прикрыл за собой дверь. Скинул плащ, сделал пару шагов в темноте, затеплил на руке огонёк и зажёг свечу на столе.

Пламя заиграло на стенах, и я снова заметила, как много здесь пыточных инструментов. Щипцы. Длинные узкие крюки. Иглы. Ножи. Цепи и молотки. Прелестный набор. Если бы я только додумалась вооружиться вместо того, чтобы молиться… Сейчас, как никогда, захотелось стать обезьяной с палкой.

Кряхт! К чему эти мысли?

Передо мной тот, кого я ждала каждую секунду своей жизни. Я ведь готовилась к этой встрече полгода. Собиралась предстать перед ним во всей красе, в прелестном платье, с идеальными манерами и обворожительной улыбкой. Тысячу раз репетировала его имя вслух.

Но сейчас…

Все моря Квертинда вышли из берегов и затопили моё тело. В своих волнах они несли столько противоречия, льда и пламени, нежности и грубости, самой трепетной любви и самой злой ненависти. Но больше всего – страха. Животного, иррационального страха перед кровавым магом или… не знаю, перед кем. Имя застряло где-то под сердцем. Казалось, ничто не заставит меня произнести его вслух.

– Прошло меньше десяти секунд, а ты уже боишься меня сильнее, чем смерти, – первое, что он сказал мне до боли знакомым, родным голосом.

И тут же – впился взглядом в лицо, в знак соединения на шее. Скользнул по обнажённым плечам, груди, по рукам, сложенным на животе. Я сцепила их крепче, стараясь унять дрожь.

Оказывается, за столько времени я так и не смогла подготовиться к этому мгновению. Но… нужно было успокоиться. Давай же, Юна! Давай, глупая и трусливая ты девка! Вспомни о том, что ты благородная леди! Представление должно продолжаться.

– Большая честь для меня, ваша милость, – я отлепилась от стены и присела в почтительном реверансе, рискуя рухнуть к его ногам. Устояла. – Простите, если вы сочли моё поведение недостойным, – ошалевший разум выдал светские, заученные строки, хаотично выбирая нужные из десятка вертящихся на языке. – Я совсем вас не боюсь.

– Неужели? Я твой ментор, – он развёл руки в стороны, словно призывая к тому, чтобы я его узнала. Выглядел он не как консул: простая сорочка, гладко зачёсанные и собранные в хвост волосы. Чёрный паук и пробирающая до костей тьма в глазах. – Весьма опрометчиво врать мне о своих страхах, Юна. Я им даже названия дал. Каждому из них. Хочешь послушать?

– Нет, – стушевалась я. И почувствовала себя маленькой мейлори, которую отчитывают за очередную выходку.

– Очень жаль, – искренне расстроился он.