Глава 3. Свидание

В течение трёх дней после посещения Кайсаровых Алексей ходил сам не свой. Образ прелестной Кати стоял перед глазами, руки помнили прикосновение её пальчиков, он понимал, что влюблён страстно и бесповоротно, радовался этому и невыносимо страдал. Ему до боли в сердце хотелось увидеть Кати, но явиться без приглашения в дом Кайсаровых не позволяла гордость и вероятность показаться навязчивым. На четвёртый день он случайно встретил подполковника, поздоровался с ним и учтиво поинтересовался здоровьем супруги и дочери.

– Благодарю за беспокойство, обе чувствуют себя вполне превосходно, – ответил Кайсаров. – Вас давеча вспоминали, велели кланяться при встрече.

– Приятно польщён. От меня тоже передавайте поклон.

Алексей взглянул на подполковника с надеждой, но тот кивнул:

– Непременно, – и отправился дальше по своим делам.

Этим же вечером Алексей отправился с Тушневым в «Весолека», чтобы заглушить душевную боль пивом и грушевой настойкой. Компания встретила его радостными возгласами и упрёками в долгом отсутствии.

– Как же так, Алёшка, променял старых товарищей на красотку! Неужто настолько хороша? – Вигель залихватски подкрутил рыжий ус и подмигнул.

– Не смей говорить о Катерине Панкратовне в таком фривольном тоне! – взвился Алексей, а потом вздохнул: – Это, господа мои любезные, не девушка, а само очарование. Нежный бутон…

– Богиня! – подхватил старший Авинов и поднял кружку. – За богиню нашего Алёшки!

Кружки сомкнулись, и после их осушения разговор пошёл живее.

– Эх, если бы она была моей богиней… – снова вздохнул Алексей.

– Не понял, – протянул Вигель. – А где ж ты пропадал столько вечеров?

– Тосковал…

За столом повисла пауза, все уставились на Алексея в недоумении.

– Она что? Дала тебе от ворот поворот? – уточнил младший Авинов.

– Нет, как раз наоборот. Катерина Панкратовна дала ясно понять, что испытывает ко мне сердечное влечение.

– Тогда в чём проблема? Мамаша строгая?

– Да нет, Ульяна Назаровна почтенная женщина, отнеслась ко мне мило.

– Тогда за матушку богини! – старший Авинов снова призвал поднять кружки, предусмотрительно наполненные подоспевшим Чеславом.

– А вот батюшка… – проговорил захмелевший Алексей, принимаясь за поданные пани Ивоной голубцы. – С батюшкой как-то странно всё.

– Фёдор говорил, что это подполковник Кайсаров, – уточнил Вигель.

– Он самый. Вроде бы приветлив, но ведёт себя холодно, отстранённо. Даже не пригласил меня заглядывать к ним, хотя по этикету вежливости так принято в приличных семьях.

– Может, ему не нравится твой унтер-офицерский чин? – поинтересовался младший Авинов. – Хочет для своей дочери кого-то не ниже обер-офицера?

– Так ведь и сам Кайсаров не сразу в подполковники был произведён! Должен же понимать, как в армии поднимаются в званиях! – воскликнул Алексей и снова вздохнул. – Не знаю, как я прожил эти дни, не видя Кати… Эх, напиться что ли с горя!

– Хорошая мысль! – поддержал Тушнев. – Чеслав!

– Чего панове изволят? – подбежал поляк.

– Прибери со стола эту бурду, – указал Фёдор на пиво, – и неси нам настойку!

Спустя полчаса обильных возлияний, за столом друзей царило оживление. Авиновы, перебивая друг друга, рассказывали о своих похождениях, Тушнев хохотал над анекдотами Вигеля, и только на Алексея хмель подействовал иначе. Он сидел с мрачным выражением лица и не мог заставить себя даже улыбнуться.

– Нет! Я так не могу! – наконец вскричал Вигель. – У нас друг чахнет, а вы… – он укоризненно покачал головой и обвёл приятелей мутным взглядом. – Надо спасать Алёшку.

– Согласен, – поддержал его Тушнев. – Как?

– А давайте прямо сейчас поедем к Кайсаровым и засвидетельствуем Катерине Панкратовне своё почтение! – воскликнул старший Авинов. – Вот прямо сейчас! Все! И пусть попробует подполковник отказать нам в гостеприимстве!

– Правильно! – вскочил младший Авинов, но Вигель дёрнул его за рукав, усаживая обратно.

– Вам, буянам, всё равно, а я у Кайсарова в подчинении. Да и Алёшке мы так медвежью услугу окажем. Посмотрите на свои пьяные рожи! После нашего визита его в жизнь на порог не пустят! Вот скажи, друг, – обратился он к Алексею, – разве не можешь ты встретить даму своего сердца вне дома? На прогулке?

– Они с матерью домоседки. На прогулки выбираются редко.

– Ладно, вариант отпадает.

– Слушай, а зачем тебе приглашение подполковника? – не унимался Александр Авинов. – Поезжай сам в гости. Так, мол, и так – проезжал мимо по делам, решил заглянуть.

– Какие у меня дела в Праге? И не могу я как незваный гость без приглашения и без повода.

– Так найди повод! – вскричал Тушнев. – Узнай, не забыл ли ты у них перчатки? Или не находили ли они платок, дорогой сердцу, вышитый лично твоей маменькой?

– Вышитый… – пробормотал вдруг Алексей, и глаза его засверкали. – Федя, а ведь ты умница! Чеслав! – крикнул он.

– Чего изволите, пан Алекси?

Услужливый корчмарь мигом оказался рядом.

– Скажи, где ближайшая лавка, торгующая акварельными красками и кистями?

– Фарбами? Та-ак… Через две улочки есть лавка пана Леха. Но уже поздний вечур, лавка закрыта.

– Для меня откроется! Покажешь, где?

– Дело такое срочное, что не подождёт утра?

– Не подождёт! Идём! А не пойдёшь, буду ломиться там во все двери! – Алексей решительно встал из-за стола, накинул епанчу и вышел из корчмы, не обращая внимания на удивлённые возгласы друзей.

– Добже, только скажу матери и надену кожух.

Чеслав вскоре последовал за ним, а приятели за столом переглянулись и рассмеялись.

– Говорю ж, пропал Алёшка, – развёл руками Тушнев. – За него!

Кружки с глухим звоном соединились, и весёлый ужин продолжился.

Тем временем Алексей уверенно шагал по вечерним улицам Варшавы. Едва поспевающий за ним Чеслав указывал дорогу. Нужная лавка оказалась совсем неподалёку. Как и предсказывал корчмарь, она была закрыта, впрочем, как и все лавки в это позднее время. По примеру большинства лавочников хозяин с семьёй жил на втором этаже, поэтому он быстро спустился, услышав громкий стук в дверь.

– Замкнэтэ! – крикнул он и что-то заворчал через дверь. – Убирайтесь!

– Пшепрашам, пан Лех! Откройте, прошу! Это Чеслав из «Весолека»!

Ворчание прекратилось, и голос хозяина спросил:

– Чего тебе?

– Я привёл русского офицера. У него к вам срочное дело.

Послышался шум открывающихся засовов, и в дверном проёме показался пожилой лавочник в наброшенном цветастом халате поверх свободной рубахи. Он кивнул Чеславу, потом окинул быстрым взглядом Алексея и расплылся в улыбке:

– Какое же дело могло привести пана военного в мою лавку в столь поздний час? Тут нет табака, не подают колбас и пива.

– Мне нужны хорошие краски и кисти, – проговорил Алексей. – У вас есть такой товар?

– Пан художник? – осведомился лавочник.

– Это не мне, – Алексей смутился. – А одной юной особе.

– Подарок прекрасной панянке? О-о-о, понимаю, очень мило. Что ж входите.

Лавочник впустил молодых людей и запер за ними дверь. Пока он зажигал свечи, Алексей растерянно оглядывался – такого разнообразия мелочей для любительниц рукоделия он с роду не видел. Тут были прозрачные коробочки с бисером, катушки тонких, разноцветных лент, мотки пряжи, холсты, мольберты, кисти, краски, в общем всё то, что приводит в восторг дам, созидающих прекрасные мелочи для домашнего уюта.

– Какие краски вам предложить?

– Самые лучшие. И кисти к ним.

– Понятно, – усмехнулся лавочник. – Панянка рисует на бумаге? На холсте? Большие картины на стену или маленькие в альбом? Пейзажи? Портреты?

Алексей объяснил, и лавочник принялся рыться на полках, собирая необходимый товар.

– Уж не той ли красивой панянке ты хочешь сделать подарок, с которой познакомился у «Весолека»? – поинтересовался Чеслав.

– Ты угадал.

– Она, кажется, дочь подполковника?

При этих словах лавочник замер, быстро взглянул на корчмаря и принялся подбирать кисти, внимательно прислушиваясь к разговору.

– Да, подполковника Кайсарова. Ах, Чеслав, я так благодарен вашему негодяю-родичу из-за которого узнал Катерину Панкратовну, – вздохнул Алексей. – Кстати, где этот наглец? Угостил бы его пивом.

– Радзимиш уехал в Краков, но я налью ему кружку от твоего имени, когда он вернётся.

– Ну вот, – лавочник протянул Алексею затянутый розовой лентой бумажный пакет. – Всё как вы просили.

– Благодарю.

– Только, надеюсь, вы не собираетесь сами прямо сейчас к юной пани? Не советовал бы вам это делать.

– Это почему? – опешил Алексей.

– Даже мой слабый нос чует грушевую настойку и великолепное пиво, которое подают в «Весолеке». Панянка, как я понял, из хорошей семьи, её родители тоже могут подумать, что вы явились навеселе. Есть у меня шустрый хлопец. Могу отправить его с подарком и запиской от вас. Где, говорите, живёт ваша юная особа? В Старом городе?

– Нет, подполковник снимает квартиру на том берегу, в Праге.

– Наверное, у Люблека Томчика? – поинтересовался Чеслав.

– У Катаржины Рапацкой. Она сдаёт целый этаж.

– В Прагу сегодня уже бежать далековато, – лавочник поджал губы.

– Не надо хлопца! Я сам отвезу подарок, но вы правы – не сегодня, а завтра. Спасибо. Доброй ночи!

Алексей быстро расплатился и вышел наружу. За ним последовал Чеслав. Перед выходом он обернулся к лавочнику, и тот кивнул ему. Когда шаги поздних посетителей затихли, пан Лех запер дверь, достал из-под конторки толстую книгу и раскрыл её посредине. На листах в столбик были записаны имена и фамилии с указанием места жительства и краткими приписками рядом. Были здесь шляхтичи, лавочники, портные, пекари и простые горожане. «Катаржина Рапацкая, Прага» – вывел пан Лех новую запись, а рядом добавил: «сдаёт жильё москалям. Подполковник Кайсаров с семьёй».

***

Но вернёмся ещё раз ненадолго к тому вечеру, когда семейство Кайсаровых укладывалось спать после визита Алексея. Стоило Ульяне Назаровне зайти в спальню, как она сразу поняла, что муж не спит, а лишь притворяется спящим. За долгие годы семейной жизни она изучила его вдоль и поперёк, знала каждый взгляд, понимала мимику и жесты и уж, конечно, могла отличить дыхание спящего от тихо лежащего в темноте. Она быстро разделась, шурша юбками, и улеглась под одеяло рядом с супругом. Она молча полежала несколько минут, а потом прошептала:

– Ну что случилось, Панкратушка?

Он словно ждал этого вопроса, повернулся к супруге и подставил ей плечо. Она привычно устроилась на нём, как повелось ещё с тех лет, когда они оба были молоды, и обняла мужа.

– Зря ты приехала сюда, Улюшка, – прошептал он, целуя жену в лоб и нежно проводя рукой по волосам, заплетённым в косу.

– Это почему же? Али ты не рад мне?

– Что ты, голубушка, рад конечно. Что я без тебя – ноль без палочки, – улыбнулся он в темноте. – За Кати просто волнуюсь. Девочка расцвела, красавицей вон какой стала. Видела, как этот капрал пожирал её глазами?

– Само собой видела, – вздохнула Ульяна Назаровна. – Потому и не могла её одну в Тополином оставить. В отсутствии матушки и батюшки далеко ли до беды?

– Замуж её надобно поскорей пристроить. Тогда сможешь со мной ездить, куда пошлют. А за Кати пусть муж присматривает.

– А ты что ли ещё долго по гарнизонам жить думаешь? Не хочется осесть уже?

– Вот дослужусь до полковника и сразу подам прошение об отставке, – пообещал муж, а Ульяна Назаровна улыбнулась – сколько уже было таких обещаний. Сначала до капитана, потом до майора и подполковника.

– Я ведь, Панкратушка, тоже не молодею. С каждым разом всё тяжче и тяжче по дорогам да по квартирам мыкаться.

– Улюшка, родная, так я ж не настаиваю. Можешь оставаться в Тополином, хозяйство вести.

– Ах ты, старый греховодник, – шутливым тоном произнесла Ульяна Назаровна, – никак хочешь от меня отделаться, адюльтерчик какой завести? – Она приподнялась на локте и чмокнула супруга в нос. – Смотри у меня. Я-то с виду женщина кроткая, но могу лысину твою потрепать.

– Эк, какая ты у меня ревнивица, – тихо рассмеялся довольный подполковник. Они с женой давно так подшучивали друг над другом, оставаясь при этом верными и любящими супругами. – При такой-то жене интрижки заводить – да чтоб мне пусто было!

Он крепко обнял жену и зарылся носом ей в шею – тёплую, родную. Её мягкая грудь упиралась в его грудь, вызывая знакомое приятное волнение. Все красавицы мира не могли сравниться с его дражайшей Улюшкой, следовавшей за ним по пятам все годы семейной жизни, создающей уют и ощущение дома в любом месте, куда б его не забрасывала судьба. Но он не мог не замечать, до чего тяжела ноша верной жены военного, поэтому и желал для единственной, горячо любимой дочери другой судьбы.

– Обещай, что увезёшь Кати, как потеплеет, и займёшься её устройством.