Глава 4. Шахин. Начало резни. Пожар

Айша обожала слушать рассказы отца, тосковавшего по родине. Она почти каждый день заходила к нему в гости и после замужества. Вечером, смеясь, говорила мужу:

– К отцу снова ходила.

– Опять про Боржоми слушала.

– Как ты угадал? – звонко смеялась она и лучилась от счастья. Ей повезло: она вышла замуж по любви, жила в согласии и достатке. Конечно, Шахина нельзя было назвать красавцем, но мужчиной настоящим он точно являлся: она до сих пор любила его фирменную улыбку, игравшую на полных мясистых губах, жилистые руки и грудь в курчавых завитках волос. Айша особенно ценила, что он не запрещал ей часто ходить в родительский дом, и иногда составлял жене компанию. Садился рядом с ней и внимательно, как будто в первый раз, слушал тестя.

– Знаете, дети, как называли место, где я родился? Деревня Даба. Она лежала на дне ущелья среди озёр. Вода в них такая чистая, что я видел на дне самую мелкую рыбёшку. И воздух хвойный, дышишь – и жить хочется. Старики крепкие были в тех местах, хворь не липла к людям. Они купались в целебной воде и молодели. Я часто с друзьями уходил качаться на висячих мостах над Курой, потом лазили в развалинах старых домов в пещерном городе. А наш дом построил мой дед, молодой ещё был и неженатый. Помню, как сидели с ним на веранде и смотрели на горы в деревьях. Но вскоре нас насильно вышвырнули из родного дома.

В этом месте старик замолкал, морщинистое лицо его кривилось, он закрывал лицо руками и молча глотал слёзы. Кадык на шее дёргался часто и неровно. Успокоившись, он продолжал рассказывать, как их выкинули в 1944 году из отчего дома и привезли в необжитые места Ферганской долины.

– Мне не хватает здесь гор, леса и свежего воздуха. Чувствую, как лёгкие забились пылью. Жаль, меня похоронят здесь. И вы останетесь жить в этих местах.

Отец ошибался. Прах его упокоился в степи на мусульманском кладбище, а дети и внуки убежали далеко-далеко. Убежали, чтобы не умереть.

Ему и в голову не приходило, что степная пыль – не самое страшное. В жизни детей случится что-то, что он не мог представить себе даже в самом страшном сне.

Однажды ночью начался пожар! Дом горел. Красные языки пламени ползли вверх, охватывали стены, трещала крыша. Огонь и разъярённые вопли с улицы:

– Бейте, уничтожайте турков-месхетинцев!

Крики становились всё громче и громче. Пламя освещало поднятые вверх руки с железными прутьями арматуры, кетменями, палками. По воротам гремели камни.

Хозяева не верили своим глазам. Дом, построенный их руками сразу после женитьбы, горел не в страшном сне, а на самом деле.

Стены рухнули, следом полетели куски черепицы. Осколки оконных стёкол пускали всполохи огненных зайчиков и смеялись над Шахином.

Сколько времени длилось это безумие, никто не знал: с улицы продолжали доноситься крики и ругань, грохот почти обвалившегося по частям дома. Рядом плакала Айша. Вчера, ещё вчера они жили обычной жизнью и не ценили, какое счастье – просыпаться в собственном доме.

Всё изменилось в один день. Абиль вернулся домой, потому что забыл школьный дневник на столе. Пробежал в обуви на кухню, пока не увидела мама, и быстро вернулся на улицу. Прикрыл калитку, обернулся. Взгляд наткнулся на крестик, почти незаметный, сразу под окном. Крестик чёрного цвета, кривоватый, нарисованный наспех. Его здесь точно не было, потому что именно сквозь это окно Абиль пытался заглянуть в комнату, пытаясь определить, дома ли отец, можно ли ещё побегать на улице или на сегодня закончить с играми. Странно, откуда взялся крестик?

Вернувшись в обед из школы, он опять наткнулся на него. Мама уже нарезала для салата помидоры и огурцы, приготовила глубокие тарелки для супа и ждала сына.

– Мам, а кто-то крест нарисовал на стене дома? – спросил он у матери, обжигаясь горячей шурпой.

– Я не рисую на стенах, отец тоже, ты и нарисовал, кто же ещё? – сердито ответила мать и вышла из кухни. Потом Абиль увидел, как она во дворе разговаривает с соседом, тот что-то отвечает ей и разводит руками.

Айша не находила себе места. Ходила из комнаты в комнату, думала о чём-то, потом кинулась к серванту, где хранились документы и деньги. Длинные ловкие пальцы быстро отложили в сторону самое необходимое. Наконец пришёл муж с работы.

– Представляешь, – она начала рассказывать ему про крестик на стене их дома. Муж ел и слушал сбивчивый рассказ Айши. Красивая, двоих детей родила, а всё как девочка. Повезло ему с женой. Улыбнулся своим мыслям.

– Дети баловались, надо же из такой ерунды придумать трагедию, – заключил он. В это время пришёл сосед. Хозяева пригласили его за стол, но он отказался и стал о чём-то взволнованно шептать им, стоя в дверях. На кухне на столе ещё стояла тарелка с супом, урчал чайник на столе, когда Шахин коротко сказал жене:

– Собери детей. Возьми документы и деньги на всякий случай.

– Абиль, Айгуль, возьмите портфели с учебниками, сегодня мы будем ночевать у дяди Вали. Собирайтесь!

Мать держала сумку, с которой обычно ходила на рынок за свежими продуктами. Иногда Абиль помогал ей, тащил одну ручку сумки, а она – вторую. Сегодня полупустая сумка висела у неё на плечах. Сосед первым вышел из дома, огляделся и махнул рукой. Отец шагнул за ним, обернулся и кивнул жене и детям. Что-то тревожное и страшное чудилось в том, как они шли в гости к соседу, чей дом находился рядом, почти примыкал к их палисаднику.

В дверях их ждала хозяйка, выбежали соседские дети и с любопытством смотрели на поздних гостей. Дядя Вали велел им ложиться спать и отправил Абиля к сыновьям, а Айгуль на женскую половину.

Абиль прислушался. Сквозь неплотно прикрытую дверь доносились голоса взрослых:

– Сват мой рассказал сегодня утром, что дома турков-месхетинцев будут поджигать.

– Откуда они знают, где живут месхетинцы?

– Крестом пометили все дома.

– Ой, утром Абиль сказал, что видел крест на стене нашего дома.

– Вам надо некоторое время пожить у нас и никуда не выходить. Потом что-нибудь придумаем.

Мать заплакала и стала благодарить соседей.

– Спасибо вам большое!

– Сестра, мы сколько лет прожили рядом, вы для нас ближе родственников. Мы с вами первые жители в Кувасае. Кто, как не мы, будем помогать друг другу.

Шёпотом Вали рассказал, что в город привозят на автобусах и поездах иногородних узбеков; прежде их в глаза никто не видел, своих-то в маленьком городке знали друг друга в лицо.

– Может быть, всё ещё уладится? – вздохнула Айша.

Абиль расстроился. Летние каникулы только начались, а надо сидеть дома взаперти, да ещё и у соседей, лишний раз вставать с места стесняешься, как будто на уроке в классе торчишь, только без перемены. Вместо учителей разговаривают взрослые, помолчат недолго и опять о чём-то рассуждают. Хозяйка не успевала заваривать свежий чай.

Глава 5. Смоленская область и Сочи

Погромы пошли по всей Ферганской долине: преследовали турков-месхетинцев, которые были депортированы в Узбекистан из Грузии в 1944 году. Жгли их дома, избивали мужчин камнями, железными цепями убивали женщин и детей. Началось с того, что один турок-месхетинец дурно обошёлся с покупательницей-узбечкой: продал ей плохую клубнику. К истории с клубникой постепенно добавляли другие факты, получалось, что какие-то пришлые обижают узбеков на их же земле.

Уцелевших в страшных событиях турков-месхетинцев вывезли в разные места.

«18 июня 1989 год – Смоленск», – отметил Шахин в небольшом календаре и напротив поставил крестик; второй после с начала погромов в Кувасае.

16 282 человека вывезли авиацией из Ферганской долины в шесть областей РСФСР. Семья Шахина попала в маленькую деревню в Смоленской области, далеко от родных краёв, почти на другом конце страны. С собой они привезли документы и печать. Печать страха на лице. Дети притихли и боялись выходить на улицу. Айгуль отказывалась ходить в магазин за хлебом, потому что там обзывались и называли чурками. Шахин боялся за жену, её улыбка исчезла с красивого лица, а в больших глазах застыла тревога. Длинные пальцы постоянно теребили край платка, которым она замотала голову и половину лица. Абиль перестал разговаривать. Только однажды спросил, правда ли, что они турки-месхетинцы и за что их так наказали? Отец доступными словами объяснил детям историю своего народа и своей семьи. Он пытался хоть иногда развеселить детей: рассказывал, как он женился на их матери, самой красивой девушке в Кувасае, потом родилась Айгуль, маленькая, всего 3 килограмма весом.

– А я? – спросил Абиль.

– 3800 – настоящий богатырь, ты же мужчина, родился сильным и смелым.

Беда. Настоящая беда пришла к ним. Их выбросили на другую планету, разместили в полусгнивших домах и забыли. Посовещавшись, переселенцы попросили у председателя колхоза стройматериалы и инструменты: надо было привести полусгнившие дома в порядок до наступления зимних холодов. Соседка зашла к ним познакомиться, поохала, что будут жить в таких условиях. Принесла необходимую посуду, погладила по голове Абиля и ушла домой. Айша скребла кастрюли, мыла чашки и ложки, удивляясь, что и этого хватало для жизни.

Странно. Можно жить и так. По одной ложке и вилке, четыре тарелки со щербатыми краями, старая алюминиевая кастрюля и ржавый рукомойник, криво прибитый к стене. Кровать с железным панцирем, пуховые одеяла, которые Айша выбивала на улице с остервенением, старый матрас с желтыми разводами и сбившимися в кучу комками ваты.

Однажды она нашла в ящике старого комода альбом со слипшимися страницами и фотографиями, пожелтевшими и скрюченными по краям от времени. На неё смотрели весёлые лица, молодые и старые. Иногда на обороте можно было прочитать написанные карандашом имена и даты. Лица повторялись. Даже не вдаваясь в подробности, можно было проследить историю семьи, жившей когда-то в стенах этого дома.

Жилистая рука мужчины в цветной рубашке обнимает покатые женские плечи, женщина склонила голову набок и улыбается. Конечно, это молодая пара, они любят друг друга. Это видно по их глазам, по счастливым глазам.

Дом, наверное, срублен перед войной крепкими руками хозяина. Он думал прожить здесь долгую жизнь, вырастить детей, нянчиться с внуками. После сенокоса за стол садилась большая семья, молодой мужчина уже стал дедом. Вот он легонько касается ложкой лба внука: не лезь поперёк батьки в чугунок за кашей. Все дружно смеются.

Нет, Айша ошиблась. На обороте снимка размашистым почерком выцветшая старая надпись: «Куковенко Павел Сергеевич, 1932 год». Год, когда проходила массовая «ликвидация кулачества как класса». Расстрелян или сослан на Соловки этот Куковенко? Уцелела ли семья, куда могла быть выслана как враждебный элемент? Потом в этот дом пришли те, кто выселил хозяев. Потом и они куда-то исчезли, бросили отобранный дом, который так и не стал им родным.

Интересно, когда обнищала эта деревня с пустыми глазницами окон, скособочившимися крышами и заросшими крапивой огородами? На дворе стоял июнь 1989 года.

А люди? Когда стали такими? Неужели все нормальные полегли в боях с фашистами в годы Второй мировой войны, а в деревне остались больные телом и душой? Жители, не привыкшие думать и работать, держали свои жилища в грязи. Из сельпо выходили с буханкой хлеба и бутылкой дешёвого пойла, если заканчивался самогон, который гнали с упоением и любовью. Пили из больших гранёных стаканов и с подозрением смотрели на чужаков, которые не употребляли сивуху и бормотуху. Как так?

Турки-месхетинцы не пили, потому что алкоголь был запрещен их предками строго и безоговорочно. И поэтому они угощали гостей чаем и сладостями. У них не принято было есть одному, дерзить старшим, осквернять рот грязными словами и бранью. Странные чужаки казались местным белыми воронами, прилетевшими неизвестно откуда со своими странными привычками.

– Что поделать, – вздыхали турки-месхетинцы.

– Хотят нами дыры залатать, чтоб мы здесь были рабочей скотиной, – один из них стукнул кулаком по столу так, что подпрыгнули алюминиевые кружки с чаем.

– Талоны дали, чтоб закрыть нам рты, – выкрикнул с обидой чей-то голос.

– С талонами в магазин заходить страшно, смотрят, как на зверей.

Вскоре председатель колхоза, корявый мужичок в кепке, увещевал односельчан:

– Погорельцы они, остались без крова, пожалеть их надо. И они повернутся к нам лучшей стороной. Посмотрите на наши запущенные поля, работать некому. Радоваться надо, что подмога прибыла.

– Ну да, подмога, – хихикнул кто-то.

– Обидите кого из них, будете отвечать по закону, – погрозил кулаком собравшимся, – поняли меня или нет.

Пришлых взяли на работу.

Инженер-производственник, основатель торговой фирмы, Шахин стал работать на ферме. Председатель колхоза ткнул пальцем в заваленные навозом хлева:

– Убрать, вычистить. Задача ясна?

– Ясна, – ответил Шахин и взялся за лопату. Зачерпнул жидкое месиво и поздравил себя с началом трудовой деятельности на новом месте. Потянулись дни. В резиновых сапогах и телогрейке он месил навоз вместе с коровами с утра до вечера, приходил домой без сил и улыбался. Улыбался детям, рассказывал им разные небылицы о том, как можно увеличить надои молока. Айша с жалостью глядела на его впалые щёки и потускневшие глаза. Всего за несколько месяцев муж похудел и не казался больше добряком-толстячком, как в прежние времена. Дети рассказывали ему, как у них дела, подружились ли с кем-нибудь:

– Нет, с кем тут знакомиться, одни старики вокруг, – хмурился сын.

– Я с бабой Нюрой познакомилась, – хвалилась дочь.

По выходным они семьёй уходили в лес. Бродили между деревьями и выискивали грибы. Самой глазастой была Айгуль, она звонко смеялась и взмахивала руками, увидев рыжики, спрятавшиеся под мохнатой елью. Смех разносился далеко в лесу и застревал где-то в высоких макушках деревьев. Срезанные грибы они складывали в старую плетёную корзину, которую подарила баба Нюра Айгуль. Шахин следил за детьми, чтобы они не убегали далеко, заблудиться здесь можно было легко.

Ближе к обеду Айша расстилала на поляне дастархан и раскладывала нехитрую еду: чёрный хлеб и хрустящие огурцы. Огурцы брызгали соком, и они смеялись, на время забыв о страхе. После обеда Абиль ложился на спину и смотрел на облака, которые лениво двигались по небу, яркому и чистому. Он смотрел и вспоминал друзей, с которыми носился на улице с утра до вечера. С кем он будет учится в новой школе, возьмут ли они его в футбольную команду? Мысли прерывал голос отца, надо собираться домой. Дома сестрёнка с матерью чистили грибы и жарили их на ужин с картошкой. Грибы, жареные с картошкой, стали в доме основным блюдом после переезда из Узбекистана.

Айша возилась по дому и думала чаще всего об одном и том же: зимой дети не смогут учиться. Школа находилась в соседнем селе за несколько километров. Как туда добираться по снегу?

Зря Айша переживала. Зимы они не дождались.

Несмотря на предупреждение председателя колхоза, местные решили проучить приезжих, чтоб нос не задирали и не отказывались от угощения, не брезговали пить вместе с ними самогонку. Способ был обычный: пускали «петуха».

– Сейчас они попляшут у нас.

– Посмотрим на кадриль-компот без самогонки.

Они прошли к входной двери и продолжали тихо разговаривать:

– Петух славный будет.

– Жаркий, – поддакнул кто-то.

– Лей, не жалей.