Долго ли сказка сказывается, коротко ли дело делается, но прошло с того дня аж пятнадцать годков! Дааааа!
Долгими путями-дорогами ходили Маня и Ваня по нашей чудесной стране туда-сюда, уходили за тридевять земель, прятались от людского любопытства и искали, где же находится тридесятое царство. А мальчонка-то подрастал и подрастал. Назвали они его назло всем – Робертом, а никакими ни русскими именами. Маня так решила:
Раз Бог дал им сына необыкновенного, значит он ПРЫНЦ, а раз так, то и имя ему будет заграничное, как у английской королевны. У ней – Альберт, а у Мани – Робэрт! «Где поведётся, там и на щепу придётся»!
Ваня на поводу не пошёл и звал сына по-своему – Роба. Мане не нравилось. Что ещё за роба? Как дерюга какая на грузчике, но Ваня упёрся рогом, как бык! Роба и всё тут. Маня, в конце концов, успокоилась. Ну, Роба, так Роба. Пускай будет роба, раз «Он в рубашке родился!» Но сама говорила с выражением и торжественно:
– РОБЭРТ!!!
А что, красиво ведь? Да? РОБЭРТ!!!
А помучиться им пришлось нехило. В ту ночь, когда они сбежали из больницы, цельный кипеш поднялся. Они правильно тогда подумали, что домой нельзя, там менты должны были набежать в засаду, но Ваня, он жа хитрый! Он вначале подготовился.
Да-а-а… За два дня кой-какую мебелишку быстренько продал прямо во дворе, хотули собрал, и к соседу в деревню отвёз, а сам даже соседу ничего и не сказал. А чё ему говорить? Ваня на русский авось понадеялся. Как грится: «Авось небосю родной брат». А у соседа деды поумирали, дом бесхозный почитай три года себе стоит, никому не нужный. Когда бабку последнюю хоронили, Ваня помогал. Вот и знал. Да там вся деревня, помяни её Господи, закончилась. Из сорока домов только в семи ещё бабки жили, а так пу-у-у-сто. Совсем пусто. А дедов ни в одном. «Пришла смерть по деду, не указывай на бабу».
Когда Ваня проводил «операцию ликвидацию», Маня к этому готова была. Мальчонку уговорила у ней под сиськой допозна подержать. Сестричка и согласилась. А этаж-то первый! Чё там воровать! Перешагнул через подоконник, да и тикай, куда глаза глядят. А у них уже глядели на деревню. Вот они, не заходя в квартиру, и подались сразу в деревню. И во время.
А то уже началося! Какие-то заездили «светилы», как говорил врач, из району, а потом из самой Столицы грозились! А им с Маней это всё зачем? Им теперя жить надо, мальчонку подымать надо, исьть чего-то надо, опять жа пелёнки, распашонки. Хотя народ и говорит: «Дал Бог ротик, даст и кусочек», но «Под лежачий камень и вода не затечёт». Хорошо, что Ваня всё бельишко из квартиры зацепил. Что и бросил там, то это всякую муру, типа хрустальных рюмок, да ковровой дорожки. Их и было то шесть штук в давку по очереди и с записью, да и давно.
В деревне они целых пять годов прожили. Хорошо жили. Нормально. Прям: «Тишь да гладь, да Божья благодать»! Маня по хозяйству, в огороде, да над картошкой, а Ваня в соседней деревне, в колхозе стал работать, слесаря они везде и всегда, ой, как нужны! И всё бы хорошо, да Роба подрос уже большой и раз на речке с пацанами купался. Купались, купались, а потом трусы стали выкручивать, ну, его крантик кому-то на глаза и попался. А деревня она же радио имеет беспроводное, которое работает быстрей проводного, вот вечером в дом петиция и ввалилась из самых любопытных. Покажи, да расскажи! Понимаешь! А что он должон кому показывать? Вот он им всем и показал! Свой собственный!
– Нате, – грит, – смотрите! А если кому очень любопытно, можно даже потрогать!
Хоть «Русский человек – добрый человек», но, после этого пришлося им местожительство менять. Двинули они куда подальше. Там, сям понемногу жили, пока не оказались на берегу Чёрного моря.
Робе было уже четырнадцать годочков. Большой парень рос, красивый! Маня на него налюбоваться не могла. «Русы волосы сто рублей, буйна голова тысячу, а всему молодцу и цены нету»! Ростом пошёл в отца, явно собрался под два метра вымахать. Глаза голубые, все в мать, даже чем-то на ту загадочную молодуху-бабку похожи, как влажные. Волосы вьются, молочно-золотистого цвета, да как-то вьются необыкновенно, крупными локонами и по плечам, и по плечам, а в плечах с каждым годом всё ширей и ширей, хоть ещё и малец, но какой-то сбитый прямо рос.
Красавец на все сто! «Молодец, хоть во дворец»!
Только стал он ни с того, ни с сего, книжками увлекаться, и не просто обыкновенными книжками, а сказками. Маня, коне-е-е-ешна, понимала. Как грится: «Сын у меня мой, да ум у него свой». Сам-то он как из сказки, вот на сказки и потянуло. Да так взялся читать, прямо цирк! Ни ест, ни пьёт, а всё носом в книжку!!! Даже ночью под одеялом с фонариком! «Кто больше знает, тому и книги в руки», это понятно, но это ж совсем невидаль какая-то прямо. У них раньше в доме и книжек-то не было. А кому читать? Ваня работал с утра до ночи, Маня по хозяйству, плюс огород, плюс пара свиней, корова, куры, гуси, утки и даже кролики!
Хорошо, что в Верхнем Мисхоре, где они стали жить, попался им домик с земелькой. Они сначала снимали у бабки Василисы угол, но бабка одинокая оказалась и стала им настоящей бабушкой. И за малым присматривала и так… по хозяйству Мане помогала, как своя, родная. А потом и померла как-то в одночасье, а когда они испугались, что надо опять куда-то перебираться, выяснилось, что бабка всё своё имущество им завещала. Вот они удиви-и-ились! Да-а-а-а…! «На чужой стороне, а наша старушка – Божий дар»!
– Ма-а-аня-я-я! – обрадовался Ваня, хотя и жалко было бабку, хорошая была. – Это ж мы нашли наше счастье. За тридевять земель зашли, а счастье нашли, в этом удивительном тридесятом царстве с видом на море. Вот нам Бог дал, так и дал! А я знаю за что! «Не ела душа чесноку – не будет и вонять»! Это надо же!!!
А тут и время вдруг стало меняться. Всё-таки шёл уже девяносто шестой год, какие-то новые сплетни в воздухе залетали. Даже с наследством как-то быстро оформилось, без проволочек. Так что с бытом было всё в порядке и даже действительно с видом на море. Правда, наученный горьким опытом, Роба при посторонних трусы больше не снимал, хотя и сидел с пацанами в море в свободное от сказок время.
Годочек шёл за годочком, Роберт рос и всё мужал и мужал. Уже и голос изменился, стал более к мужицкому, грубеть, и кадык вылез на молодой красивой шее, и вот-вот усы вроде как стали намечаться, тут Маня с Ваней и занервничали. Им всё чаще и чаще стала старуха-молодуха вспоминаться. Маня уже в сто десятый раз рассказывала про всю эту невидаль Ване, и даже Робе, а они всё повтори, да повтори…
А что повторять?
Маня за столько годов и сама половину забыла. Только что и помнила толком, то, что была она «Сама собой миленька, личико беленько». Можно даже сказать, что каждый раз что-нибудь, да привирала, раз Ваня с сыном просили. К Робертовому совершеннолетию из той, старой истории выросла какая-то совсем новая. И бабка окончательно превратилась в Царевну необыкновенной красоты, навроди, как будущий подарок. Будущая невеста. А та загадка в теле Роберта считалась сегодня настоящим подарком бабкиного колдовства. Они это чётко стали понимать. Только висел в воздухе, как вопросительный знак, непонятный вопрос, связанный с моментом произрастания бороды?
О проекте
О подписке