И голос Сашкин, он такой… Как будто прохладный. Без лишних обертонов, разливов-переливов. Чистый, как вода. Иногда же хочется просто воды, а никакой не фанты и не чаю даже.
А потом и остальные подключились, и Алик с Кириллом притащили какие-то коряги и рубили их по очереди. Мне очень хотелось попробовать, но я никогда раньше не держал в руках топора и побоялся, что все увидят, как я совсем не умею. Вот Кирилл умеет, надо же, как ловко.
– Алик, вон ту чурку подкинь мне!
Алик дернулся, сильно, прямо изменился в лице. А потом засмеялся:
– А, вот это…
Я сидел на бревне, вытянув ноги к огню («Смотри, кроссовки не спали́», – сказала мне Сашка). И наблюдал, как там все происходит, в огне. Как изменяется каждую секунду. И слушал, как Кирилл настраивает гитару. И думал, что устал. Что никогда в жизни еще так не уставал, просто не знал, что это такое. И как же это хорошо: вот так устать физически и сидеть потом, вытянув ноги к огню…
Комарик, конечно, сначала боялся. Вот дурачок – чего там бояться?! А потом проехал два круга вокруг большой клумбы с анютиными глазками. И стал такой счастливый! Такой!
Надо же, как просто устроить человеку праздник.