Мы обошли шумный дом и двинулись к хозяйственным загонам. Тия вдруг поднял голову и издал серию коротких щелчков. В ответ из тишины тут же послышался короткий жалобный скулеж и такие же щелчки.

– Там, – тихо сказал Тия, указав на средний сарай.

Загон оказался крепким. Толстые стены без окон из не ошкуренного дерева. Массивная кованая дверь, закрытая на огромный тяжелый замок. Толстая решетка на смотровом окошке. Таких отсеков было пять только в этом сарае. В других двух, судя по их размерам, тоже по столько же. На стенах были развешаны капканы разного размера, веревка, чтоб силки делать, ошейники, плетки. Кто-то собрался крупно охотиться в этих местах. Все загоны были пустые и только в одном сидела крохотная копия Тия. Маленькая худенькая мохнатая девочка, завидев нас, повисла на решетке смотрового окна.

– Тише, Каю, не шуми, – попросила я. – Мы тебя вытащим.

– Нам нужен ключ. По-другому ее не вызволить, – сказал Нирс. – Решетка толстая.

– Ключ явно в доме, – добавила я.

– Забрать ключ! – сказал Тия.

Все задумались.

– Есть идея, – робко предложила я и они оба повернулись ко мне, причем уши Тии повернулись раньше головы. – Отвлечем. Тия, пошуми.

– Они заметить!

– Да. Это нам и надо. Пусть заметят тебя. Шуми, кричи, чтоб они подумали, что ты очень хочешь забрать Каю.

– Тия хотеть!

– Их там трое. Я в окно видела. Пусть они гонятся за тобой, но не поймают. Обмани. Уведи их от дома. Далеко они не пойдут. Покрутись рядом, но так, чтоб в дом не ушли. Мы достанем ключ, – закончила я.

– А ты молодец! – похвалил Нирс, одобрительно глядя на зардевшуюся от похвалы меня. – Может сработать.

Мы вернулись к дому, в котором шел пир. Я и Нирс завернули за угол и притаились. Тия вышел на середину двора и издал громкий вой. Звук прокатился по воздуху, улетел в даль и аукнулся эхом где-то на кромке леса.

В доме охотники повскакивали со своих мест. Слышалось, как скребут по деревянному полу двигаемые стулья. Тия отошел чуть дальше и снова завыл. Дверь распахнулась, и прямоугольник света, вырвавшийся из дома, выхватил из темноты гибкую фигуру болотного жителя. Тия ощерился, коротко и зло фыркнул и сделал еще несколько шагов.

– Гляди, какой крупный! – крикнул один охотник.

– За детенышем своим пожаловал, – догадался второй. – Иди отсюда!

Но Тия не думал уходить. Он скользнул к загону, в котором сидела Каю. Он что есть силы схватился за решетку смотрового окошка и принялся короткими рывками дергать дверь. Кованые петли громыхнули несколько раз.

Охотники похватали свои ножи и устремились за зверем.

Мы с Нирсом не сговариваясь рванули в дом.

В маленькой клетушке пахло дешевым кислым вином, прогорклым жиром и жареным луком. Стараясь не вдыхать сильно вонючий воздух, я обыскивала полки и стол, пока Нирс шарился по курткам охотников. Где же ключ? Время шло. Вой Тии раздавался совсем близко где-то за домиками. Он рисковал. Если подпустит охотников близко, его схватят. Если сделает ошибку, попадется сам. Или же охотникам надоест бегать за ним по задворкам, и они вернутся в дом и застанут нас с Нирсом. И тогда не поздоровится уже нам.

– Нашел! – Нирс сорвал с гвоздя за печью связку из пятнадцати похожих ключей.

– Ура! – радостно вскрикнула я и мы бросились к выходу. Двор мы пересекли очень быстро и спрятались за одной из построек. Судя по тому, что Тия издал грустный протяжный вой и бросился в лес, преследуемый охотниками, он видел, что мы вышли. Но мужчины не заметили нас.

Они вернулись в дом довольно скоро разочарованные и злые. Сердито хлопнули дверью и снова расселись за столом.

– Быстрее, пока они не хватились ключа, – шепнул Нирс и мы побежали к загону Каю. Тия вернулся к нам и маячил за спиной Нирса.

– Долго! Быстро надо! – подгонял он, возбужденно пританцовывая. Погоня раззадорила его. Шерсть на его загривке стояла дыбом.

Нирс пробовал один ключ за другим. Наконец, с девятой попытки, замолк согласно щелкнул и разжал свои челюсти. Тия протиснулся вперед и распахнул дверь. Девочка повисла на нем, радостно щелкая.

– Пойдемте скорей. Уходим, – потянула я за рукав Нирса.

– Куда ключ? – спросил Тия, обнимая дочь.

– С собой заберем, в лесу закопаем, – хихикнула я. – Пусть поищут.

Тия одобрительно кивнул.

– Идите на опушку леса, – приказал Нирс. – Я задержусь немного здесь. Тия, присмотри за Шани.

Мы скрылись в лесу. Спустя совсем немного времени к нам присоединился Нирс. С опушки было хорошо видно зарево занимавшегося пожара.

– Ты поджег? – удивленно спросила я.

– Да. Загоны. Пусть сгорят. Не люблю клетки, – сказал Нирс. Каю, сидя на руках отца согласно тявкнула.

– Но они отстроят их заново, – с сомнением сказала я.

– По крайней мере, на ближайшие дни они будут заняты и не будут никого ловить. Да, и их браконьерский арсенал придется собирать заново.

Должна была признать, он был прав. Охотники останутся без загонов. Очень мала вероятность того, что они втроем смогут погасить такое пламя до того, как оно нанесет существенный ущерб. Я оглянулась назад. На всех трех хозяйственных постройках уже яркими факелами горела кровля. Суетились вокруг огня три темные фигуры.

На какое-то время Тия и его семья в безопасности. А потом? Браконьерский промысел этих людей продолжится. Они съездят в большие города, закупят новые капканы, веревки, сделают новые ошейники. И в крохотные клетки попадут новые детеныши из народа Тии. И это только здесь. А сколько всего вот таких же существ продают, ловят, крадут, калечат нечаянно при поимке или убивают намеренно при попытке защитить свое потомство? Тех, кто не является людьми, магами или эльфами. Тех, кто не относится к Высшим привилегированным народам равнины. Пожалуй, из «низкосортных» только гномы в безопасности и не становятся добычей охотников. У гномов своя мощная диаспора. Они прекрасные мастера ковки, гравировки, ювелирного дела. Они руководят очень внушительной долей в производстве оружия и украшений. Клинки их работы считаются лучшими на равнине. Гномы хитрые и изворотливые. Дипломатия – их конек. Потому их уважают все народы Великой Равнины.

Гоблины, орки и великаны тоже относятся к низшим, но их уважают немного больше. Как правило они становятся наемными воинами, охранниками, хотя часть их так же попадает в рабство и пополняет бойцовские арены.

А такие, как Тия приравниваются к домашнему скоту. Те, кто не интересуется золотом и деньгами и не зарабатывает их. Те, кому неважно, сколько комнат в твоем доме и сколько слуг ты содержишь.

Таких народов на Равнине немало. Они не оборотни и всегда живут в одном обличье. Как нечто среднее между человеком и зверем. Но они думают, чувствуют, общаются между собой, растят детенышей и живут в гармонии с местом, которое считают домом и сторонятся людей.

Глядя на то, как Каю жмется к отцу, я ей завидовала. Они – семья. Кажется, этот «низший» народ чем-то намного превосходит людей. Они не продают своих. Отец пошел за ней к людям. Он рискнул заключить сделку с нами, а ведь он боялся нас. Он не относится к крупным хищникам и яростно драться не склонен. Когда Нирс свалил его, Тия, конечно, пытался укусить или оцарапать в ответ. Но это скорее было проявлением страха, чем агрессии.

– Ну, Тия. Мы сделали. Теперь ты. Проводи, – напомнил Нирс, когда мы шли назад к тому месту, где оставили коня и лежак с пледом.

– Проводить! Проводить! Чужак не взять. – Улыбнулся, обнажив мелкие клыки зверек. – Сначала есть. Катао делать спасибо.

Мы переглянулись с Нирсом. Ну, спасибо, так спасибо.

Мы забрали вещи и коня и Тия повел нас куда-то в глубь болот. Мы петляли, сворачивали в каких-то неожиданных местах, но всегда шли по твердой земле. Ни разу не провалились в жижу и не увязли в грязи. Тия шел так, словно мог бы проделать этот путь и с закрытыми глазами. Его покрытые короткой шерсть стопы шагали быстро и наступали в точно-выверенные места. Он почти не оставлял следов, не шуршал травой, не задевал ветки.

Наконец, он остановился возле большого куста.

– Прийти! – сообщил зверек. – Ждать. Тия сказать гости.

Он схватился за остаток ствола какого-то деревца, торчащий из земли тонким обломанным пеньком, и потянул. И мы увидели, как сдвинулась в сторону часть дерна, открывая вход в нору. Тия с дочерью исчезли внутри, но вскоре зверек появился один.

– Заходить! Гости! Заходить! – помахал он нам.

– А как же конь? – спросил Нирс.

– Оставь куст. Не умрет. Топь кругом. Не найдут.

Нирс привязал коня, забрал седельные сумки, и мы заползли в лаз. Тоннель в нору был довольно длинным и узким. Приходилось встать на четвереньки и продвигаться друг за другом. Постепенно ход расширился, и мы попали в довольно широкую подземную комнату с низким потолком. В центре комнаты возле маленького костерка сидели такие же существа, как и Тия. Восемь голов самого разного размера осматривали нас. Младшие – с любопытством. Старшие – с беспокойством. Настрадавшаяся за прошлый день Каю прилипла к матери, на руках которой свернулся в клубочек совсем маленький детеныш. Тия втиснулся между мохнатых тел и дал нам знак присоединиться к костру.

– Сидеть! Сидеть! Есть. Вкусно.

Дважды приглашать нас не пришлось. Нирс выудил из сумки свой меховой лежак, и мы устроились на нем, радостно вытянув озябшие ноги к костру. Семейство Тии вернулось к своим занятиям, иногда поглядывая на нас. И только младшие дети не могли удержаться от того, чтоб не вытянуть в нашу сторону крохотные носы и не понюхать. Нам подали два длинных прутика и указали на горку снеди, предлагая угоститься.

Логово было по-своему уютным. В центре более широкая, комната имела вдоль стен ниши, в каждой из которых были оборудованы лежаки – довольно высокие постели из веток, мха, листьев. На некоторых кто-то спал, какие-то были пустыми. Земляные стены были выровнены и имели три воздуховода в разных сторонах в виде полых внутри деревьев. Дальнее от входа было настолько большим, что человек мог бы поместиться туда и посмотреть через узкие дупла, что происходит снаружи.

Мы нанизывали на палочки небольшие круглые грибочки и поджаривали их на огне. Они были ароматные и вкусные с мягенькой шляпкой и упругой приятно хрустящей на зубах ножкой. Мы уплетали грибы и закусывали их какими-то шишковатыми чуть волокнистыми клубеньками, очень отдаленно похожими на картошку. И радовались возможности поесть горячей пищи, хоть и такой простой. Никогда раньше не ела запеченых змей и лягушек. Оказывается – вкусно. Особенно, если до этого ты пару дней ничего толком не поешь.

– Интересно, если их запечь, будет вкусно? – я покрутила в руке один из клубней, которые все ели сырыми.

– Давай попробуем, – предложил Нирс, и я не долго думая закопала клубень в золе с краю костра.

Один мальчик чуть постарше внимательно следил за клубнем, который я сунула в костер. Когда, на мой взгляд, пришло время, я выгребла палочкой посеребренный золой корнеплод, разрезала одним из ножей Нирса, который тот милостиво одолжил мне, и понюхала дымящуюся белую сердцевину. Пахло вкусно. Я ковырнула кончиком ножа мякоть и положила на кончик языка. Действительно, не дурно. Волокна клубня стали мягче. Вкус был приятный, не сильно выраженный. Я счистила остатки золы и протянула угощение пареньку.

– Хочешь? – предложила я. – Вкусно!

Он неуверенно вытянул тонкую шейку и принюхался.

– Бери! – я почистила вторую половинку и предложила Нирсу. Он съел клубенек прямо из моих рук. Его собственные были заняты разделкой тушки выдры. Мягкие губы ненароком коснулись моих пальцев и сердце в груди екнуло, пропустив удар.

– Вкусно! – похвалил Нирс. – Сделай еще.

Улучив момент, когда я смотрела на Нирса, подросток-зверек тоже утащил из моей руки предложенную ему долю клубня и теперь жевал горячий кусочек, хватая ртом воздух. Должно быть, побоялся, что чужак съест все.

Я сунула в костер еще три клубня. Мальчик поспешно запихал в золу еще один специально для себя. Но терпения ждать, видимо, не было. Подросток почти тут же выгреб клубень обратно, пошипел, хватаясь голыми пальцами за горячую кожицу, куснул с краю и наморщился, смешно тряхнув ушами.

– Жди, – рассмеялась я. – Шкурка потемнеет, можно есть.

Мальчик раздосадованно кивнул и забросил недопеченный клубень обратно в золу. Потом он уселся, обернув колени длинным пушистым хвостом и принялся ждать.

Мужчины заложили на угли тушку выдры. Нирс сходил к реке ополоснуть руки и вернулся к костру.

Подруга Тии внимательно следила за мной своими раскосыми как у лисы глазами. Они у нее были очень выразительные. Темно-желтые, обведенные темным контуром. Они красиво мерцали, отражая блики от костра. Ее тонко очерченный кошачий носик то и дело принюхивался в нашу сторону.

– Маи, – представилась она.

– Шани, – ответила я.

– Ша-а-ани, – протянула она, пробуя мое имя на языке. И похвалила. – Мягко!

– Нирс, – представила я спутника.

– Нис! Ни-и-ирыс! Рыс… Трудно, – заключила женщина и кивнула на Нирса – Хороший.

– Да, – согласилась я, млея от удовольствия за него. Странно и здорово. Хвалят его, а приятно мне. – Твой тоже хороший.

Маи улыбнулась, принимая комплимент спутнику.

Маленькая мохнатая девочка сидела на руках у Маи, повиснув на ней на манер рюкзака. Прижавшись щекой к плечу матери, она следила за мной одними глазами. Где-то между Каю и ее мамой сладко спал кроха, прикрытый с двух сторон теплыми телами родных. Возле Маи копошились трое одинаковых малышей. Залезали на спину, прижимались маленькими мордочками к рукам. Искали ласки.

– Можно? – спросила я протянув руку к полосатой пушистой спинке одного из детей.

– Можно, – кивнула Маи.

Я погладила пушистую шерстку, и детеныш тут же зафырчал, оборачиваясь на новый источник ласки. Он подставлял под мою руку то голову, то уши, то загривок, то оборачивался и требовал почесать спинку. Иногда в порыве чувств он прихватывал мою руку мягкими ручками и слегка прикусывал, тут же зализывая это место.

Спустя всего немного времени он уже залез ко мне на колени целиком и устроился, довольно подфыркивая.

Мне было хорошо. Теплым мягким комочком свернулся на коленях чужой ребенок. Ноги отогрелись, просохли ботинки. Приятно грела нутро горячая еда и на душе было тепло. Нам очень нужна была эта передышка. В этой подземной норе все дышало любовью и спокойствием. И миром. Потому что здесь жила семья. Настоящая, пусть и лохматая. Большая, шебутная, шумная и дружная. Я теребила пальцами мягенький мех детеныша и смотрела на Нирса.

Сегодня он сказал «моя». Было ли это намеренное упрощение, чтоб Тия с его скудным языком понял? Или я имею право надеяться, что это не случайно оброненное слово.

– Ты хорошая. Уметь любить.

– Спасибо, – улыбнулась я.

– Он уметь. Тоже любить. Ласки много. И сильный. Детей рожать. Много рожать. Ему, – посоветовала Маи. – Защитить уметь.

– Это точно, – вздохнула я горько.

– Что грустить? – обеспокоенно наклонилась ко мне Маи.

– Любить умеет. Но не меня, – сказала я ощущая ком в горле, смахивая непрошеную слезинку. – Страшно. Скоро он оставит меня.

– Не отдать, – уверенно тряхнула головой Маи. – Он смотреть. Тебя видеть. Видеть пара.

Катайка протянула руку и погладила меня по голове, почесала за ухом прямо как одного из своих котят. Я печально улыбнулась. Какая она добрая и ласковая. Говорит то, что мне так хочется слышать, чтоб подбодрить. Как бы мне хотелось, чтоб она была права.

– Не верить? – спросила Маи. Я грустно покачала головой. – Верь! Луна не пройдет. Пара станет.

Мы обе замолкли.

Маи принялась вылизывать уши Каю, а я невольно снова прислушалась к тому, о чем говорили Тия и Нирс.

– Ради этих грибов чужаки забирают ваших детей? – спросил Нирс, с сомнением рассматривая сморщенный после запекания грибок. – На вид – обычные.

– Нет, – ответил Тия и указал на кучку грибочков. – Простой гриб. Есть. Много.

– А какие тогда?

– Плохо гриб. Съесть – голова улететь. Отрава. Тьфу! – сердито сплюнул Тия. – Чужаки любить. Отраву есть. Голова улететь.

– А дети их находят?

– Все Катао уметь. Дети уметь. Нюхать уметь. Чужаки взять. Пао взять. Тои взять. Не забрать, – погрустнел Тия. – Никто не забрать. Только Каю забрать. Спасибо тебе.

– Шани молодец. Быстро сообразила, как охотников отвлечь, – похвалил меня Нирс.

– Шани спасибо, – горячо закивал Тия. – Хорошая.

– Да, – согласился Нирс с задумчивой улыбкой, глядя на меня.

Уходить совершенно не хотелось. Мне казалось, что между мной и Нирсом что-то едва уловимо изменилось, и если уйти, то оно тут же разрушится. Его смоет волна невзгод, поджидающих нас впереди. Хотелось это удержать. Прикрыть нежный росток, чтоб он окреп, выпустил новую пару тонких листочков, порадоваться ему еще немножко.

Нирс сказал «моя», улыбался мне, похвалил мою задумку с охотниками. Он расслабился ненадолго. Приопустил внутренние барьеры, и из-под них показались живые человеческие чувства. Рядом с ним стало уютно. Словно он, наконец, позволил мне быть рядом с ним не только как неизбежной обузе, перед которой он оказался невольно виноват. А я его не винила. Сам взял на себя обязательства. Сам отгородился, наверное, чтоб не причинить еще большего вреда. И не понимает, что своей отстраненностью он причиняет мне больше боли, чем вся эта кошмарная ситуация с моим неудавшимся браком и нашим побегом. Думает, это будет мне во благо. Если бы мне выпало право выбирать, я бы выбрала эти несколько дней настоящей близости с ним. Чтоб бушевали чувства. Чтоб тело горело от прикосновений, а разум от любви, даже если в ответ я получу просто вожделение. Даже если потом придется расстаться навсегда. Чтоб хотя бы воспоминания об этих днях грели душу оставшуюся жизнь.

Маи укладывала весь свой многочисленный выводок спать. Она ушла на один из лежаков, и уставшие детеныши один за одним поползли к ней. Она вылизывала фырчащие маленькие головки и подставленные под мамин ласковый язык пушистые животики. Дети облепили ее со всех сторон. Они сворачивались в клубочки, привалившись спинками к матери, прятали мордочки в теплом меху на ее животе и абсолютно умиротворенно засыпали.

Старшие дети разошлись по отдельным лежакам, и я видела только дымчатые полосатые спинки.

Маи лежала, вытянувшись на лежанке как большая кошка, и лениво моргала, осматривая свое потомство. Само спокойствие. Красивая она. Мягкая, заботливая. Тия смотрел на нее с покровительственной нежностью. Пару раз он подходил, обнюхивал спящих детенышей и Маи. Наверное, проверял, достаточно ли им хорошо. Она терлась об него щекой, а он неизменно целовал свою кошку в ответ. Им хорошо вместе. Несмотря на сложную жизнь, подстерегающих их охотников и необходимость каждый день бороться за выживание себя самих и своего потомства, они остаются вместе и находят утешение друг в друге.