Каждая из таких наук имеет специфические, присущие только ей законы и методы, свой, единый для всей этой науки язык, категориальный аппарат и т. п., что позволяет верно описывать и объяснять свершившиеся процессы, адекватно понимать настоящее и с определенной степенью точности предсказывать то, что обязательно наступит или может при определенных обстоятельствах наступить в соответствующей области знаний. Как содержание той или иной науки, так и полученные ею результаты едины для всех культур и народов и никаким образом не зависят от позиции, точки зрения или мировоззренческих установок отдельного ученого. Они передаются как совокупная, проверенная временем и практикой сумма знаний, которую нужно усвоить, чтобы в данной области идти дальше.

Почему философия не наука?

Иначе обстоит дело с философией. Она, если суммировать вышесказанное и выразить это словами известного философа М. К. Мамардашвили, «не представляет собой систему знаний, которую можно было бы передать другим и тем самым обучить их… Философия – это оформление и до предела развитие состояний с помощью всеобщих понятий, но на основе личного опыта» (Мамардашвили М. К. Как я понимаю философию. М., 1990. С. 14–15).

Здесь по существу сформулирован ответ на интересующий многих вопрос: «Почему в истории философии во все времена „на равных“ сосуществуют различные противоборствующие, порой абсолютно несовместимые школы, течения и направления и разнообразию этому не видно конца?» К сказанному можно добавить, что у философского знания нет четко обозначенных границ, и это дает возможность рассматривать философию как личный, субъективно переживаемый опыт автономного мыслителя. У нее, в отличие от того или иного научного знания, нет единой системы, нет основателей и продолжателей (в том смысле, как это есть у научных дисциплин), а путей философствования в итоге оказывается множество. Философские теории по большей части находятся в противоречиях и даже взаимоисключают друг друга.

Иными словами, плюрализм взглядов в философии – норма и, более того, абсолютно необходимое условие. Дорога философии устлана прецедентами; образно говоря, философия – «штучный товар», чего никак не скажешь о науке. Великий немецкий философ И. Кант, отмечая эти особенности философии, утверждал, что можно учить философствовать, но не философии, ибо она не имеет фундамента в виде эмпирической базы и подобна воздушному замку, живущему лишь до следующего философа. По мнению другого классика немецкой философии А. Шопенгауэра, «философ никогда не должен забывать, что философия есть искусство, а не наука».

Философия – мать всех наук

Но как тогда соотнести такое представление о философии с широко распространенным мнением, что философия является прародительницей, матерью всех наук? Каким образом ответить на вопрос: «Как это „искусство“, „воздушные замки“ могут порождать стройные, доказательные системы?». Другой не менее интересный вопрос: «Когда и почему, в силу каких обстоятельств наука выделилась из философии?» В стремлении дать более полный, развернутый ответ, сделаем некоторые пояснения и небольшой экскурс в историю.

Заметим, что уже в древности у любителей мудрости на бесчисленное количество вопросов находились некоторые ответы, которые они получали рациональным и опытным путем и которые можно было бы назвать достоверным знанием, т. е. точным, подтверждаемым практикой, повседневной жизнью. Такие ответы с достаточной полнотой «закрывали», «снимали» вопрос, иными словами, однозначно формулировались и исключали другие ответы.

Относительно этого можно привести множество примеров. В частности, как только было установлено, что сумма углов любого треугольника равна 180° градусов или что на тело, погруженное в жидкость, действует сила, равная весу вытесненной жидкости, эти вопросы перестали быть «открытыми», т. е. они получили однозначное, исключающее другие варианты решение. Это означало, что любые дополнительные мудрствования на этот счет теряли всякий смысл по причине своей бесполезности. А решенные вопросы и проблемы переходили в разряд точного, достоверного знания (в виде конкретных ответов на них) и с этого момента переставали быть собственно философскими. В XX в. К. Ясперс так сформулировал это принципиальное положение: «То, что из непреложных оснований признается каждым, становится тем самым научным познанием и не является больше философией, а относится к конкретным областям знания».

Таким образом, в недрах философии, изначально выступавшей как нерасчлененное протознание (от греч. protos – первый), уже тогда с нарастающей динамикой формировались области знаний, которые имели прикладной характер и соответствующую направленность. Так постепенно зарождалось естествознание, складывались конкретные науки (математика, геометрия, физика, медицина, астрономия, история и др.), которые все больше обретали свои очертания и самостоятельность. Именно в этом смысле философия выступает прародительницей, матерью всех наук, которые, выделившись из нее, нередко начинают затем дробиться в процессе дифференциации научного знания, все больше ограничивая, детализируя предмет своего исследования. Глубина их анализа и проникновение в суть вещей, разумеется, увеличиваются, в то время как круг рассматриваемых вопросов сужается.

Наука обогащает философию

Было бы логично предположить, что то же самое происходит и с философией, когда из нее выделяются конкретные науки со своими некогда философскими предметами исследования. Однако, как ни парадоксально, ничего подобного не происходит. Более того, как показывает история, чем больше наук выделяется из философии, тем больше вопросов и проблем у нее появляется, т. е. философии не только не становится меньше, а скорее, наоборот, больше. Почему? Ответ следует искать в специфике, разнице, вопросов и их решений, которые характеризуют в отдельности науку и философию.

Из того, что наука опирается прежде всего на полученные ею достоверные знания и конкретные результаты, закрывающие вопросы, вовсе не следует, что у нее нет своих проблем и «открытых» вопросов. Но в отличие от философских вопросов, которые в принципе не имеют однозначных, бесспорных ответов, научные вопросы требуют скорее не мудрствования, а продумывания, ибо имеют реальную или потенциальную возможность получить конкретные решения, которые в итоге опровергают или подтверждают изначальные предположения, расширяя сферу достоверных знаний.

Зарождающиеся таким образом научные дисциплины, подобно пузырькам закипающей воды, увеличиваясь в объеме, расширяют тем самым и сферу философствования, область соприкосновения познанного с непознанным, так как порождают новые вопросы, ответить на которые в рамках естествознания не представляется возможным.

Стрелки на приводимой ниже схеме (1) как раз и показывают направленность такого постоянного расширения, как конкретно-научного знания (за счет накопления теоретических результатов и эмпирических данных), так и философского (за счет появления все новых вопросов).

Схема 1.

Таким образом, чем больше знания, шире кругозор, тем большей панорамой раскрывается сфера непознанного, вызывающего множество новых, как научных, так и философских вопросов.

Именно это обстоятельство дало в свое время основание древнегреческому философу Сократу (469–399 до н. э.) произнести на склоне лет знаменитую фразу: «Наконец-то я знаю, что ничего не знаю». И хотя любой человек мог бы сказать в отношении себя то же самое, тем не менее, дорасти до такого «незнания», стоившему Сократу не только прожитых лет, но и каждодневного поиска истины, дано далеко не каждому.

От «старых» к новым философским тайнам

Философские вопросы, типа: «Есть ли Бог?», «Что есть истина?», «Какова природа духа, и что есть душа?» не представляется возможным решить конкретно и однозначно, быть может, и в принципе, что, однако, также остается без ответа. Почему «быть может»? Потому, что совсем не философские вопросы с точки зрения сегодняшнего дня, некогда занимали лучшие умы и были в полном смысле этого слова философскими. Например: «Куда деваются звезды днем, а Солнце – ночью?», «Как догнать быстроногому Ахиллесу ползущую черепаху, если каждый раз, прежде чем преодолеть все разделяющее их расстояние, он должен пробежать половину этого расстояния?» и т. д. и т. п.

Но, переходя из области философии в область естествознания, эти и подобные им вопросы зачастую приоткрывают завесу над новым, еще бо́льшим числом философских тайн. В частности: «Где та сила, которая придала вращение Земле, и почему именно в этом направлении?», «Если наше Солнце – звезда средней величины, то хотя бы у некоторых среди миллиардов и миллиардов похожих на него звезд могут быть такие же спутники, где, подобно нашей Земле, есть жизнь. Но как доказать или опровергнуть это, если в принципе возможное время преодоления человеком расстояния даже до ближайших звезд несопоставимо не только с человеческой жизнью, но и с историей его цивилизации?».