– А у тебя она есть, сила воли?

– Да, у меня она есть.

– Например?

– Вот, например, я летом звеньевым был. Ребята играли в футбол, а я оформлял дневник. Мне не хотелось, а я оформлял. Значит, она у меня есть, сила воли.

– Ну, это еще не большое доказательство!

– Начинать нужно всегда с небольшого.

Топот маленьких ног в коридоре, и как будто заплакал кто-то. Распахнулась дверь, Оля и ее подруга ввели Славика, истекающего слезами. На голове у Славика почему-то висел красный заводной автомобиль.

– Нянечку позовите! – кричала Оля.

– Светлана, смотри, что случилось!

А случилось вот что. Автомобиль в комнате девочек все-таки завели. Сначала он очень хорошо ездил по Олиной тумбочке. А потом Славику пришла неожиданная мысль спустить автомобиль с собственной головы. Два раза автомобиль благополучно съехал, как с горки, вниз, а на третий раз тонкие и довольно длинные спереди волосы мальчика были захвачены вращающимся колесом. В результате автомобиль, как пришитый, висел на прядке волос, что было, конечно, очень больно, а главное – страшно. Девочки пытались отцепить его, поворачивая колесо в обратную сторону, но это причиняло малышу только новые страдания. Наконец Оля с подругой взяли Славу за руки и повели по коридору, взывая о помощи.

Аня-Валя вскочили и бросились к двери:

– Где Тамара Владимировна?

– Подождите, – властно остановила их Светлана. – Аня, держи его. Славик, не шевелись.

Она взяла со стола Анины ножницы и осторожно просунула их между колесом автомобиля и нежной розовой кожей, конусообразно поднявшейся в этом месте подобно маленькому вулкану.

Наталья Николаевна вошла как раз в тот момент, когда Светлана подрезала прядку волос у самого корня.

Освобожденное колесо заскрежетало и закружилось, желтым цыплячьим пухом разлетелись подрезанные волосенки. Славик, сразу почувствовав облегчение, радостно засмеялся. Теперь смеялись все, смеялись неудержимо, а Наталья Николаевна весело сказала:

– Тебе, Светлана, хирургом быть: рука твердая!

– Она, Наталья Николаевна, не хирургом, она учительницей хочет стать, – возразила Аня.

– Для этого тоже нужна твердая рука, – сказал незнакомый женский голос.

Светлана обернулась и только теперь заметила, что Наталья Николаевна вошла не одна.

Девочка с волнением всматривалась в лицо гостьи.

Где же, где же они встречались раньше?.. Нет, не встречались!

Немолодая уже, а глаза по-молодому живые и в светлых волосах ни одного седого не видно.

Красивая? Конечно, нет! Но у нее лицо, на которое приятно смотреть.

Вошедшая улыбнулась, и Светлана радостно воскликнула:

– Я знаю, кто вы! Вы Костина мама!

Оказалось, что Зинаида Львовна приехала, чтобы позвать Светлану к себе на каникулы.

– Наталья Николаевна разрешает. Если хочешь, можно прямо и поехать сейчас. Успеешь в полчаса собраться?

Светлана вместо ответа бросилась к ней на шею и вылетела из комнаты собираться.

Тем временем Зинаиде Львовне стали показывать детский дом. Славик тянул ее за руку:

– К нам пойдемте!

Наталью Николаевну отозвали, и Зинаида Львовна осталась одна на половине малышей. У них были отдельная спальня, столовая и комната для игр.

Зинаиду Львовну сейчас же обступили ребята.

Девочки доверчиво сообщили ей последнюю новость:

– А Вася дерется!

Драчун Вася, не обнаруживая никаких признаков раскаяния, уселся рядом с Зинаидой Львовной и завладел ее сумкой. Ему нравилось, что она щелкает, когда ее открываешь и закрываешь.

Вслед за Васей и другие ребята очень быстро освоили технику открывания и закрывания сумочки.

Славик протянул ей книжку:

– Почитайте.

– Как тебя зовут? – спросила Зинаида Львовна.

– Славик, – ответил мальчуган, прижимаясь к ней.

Одна из девочек сказала с застенчивой улыбкой:

– И меня спросите, как меня зовут.

– А тебя как?

Она застеснялась еще больше:

– Ирочка.

Еще одну книжку с картинками просунули откуда-то из-под локтя, сзади, и раскрыли на коленях у Зинаиды Львовны.

– Вы лучше эту почитайте.

Но читать было почти невозможно. Разноголосый шум в комнате и деловая суета, со стороны кажущаяся беспорядочной, напоминали уменьшенный во много раз зал ожидания на Казанском вокзале.

Так суетятся и так разноголосо шумят все довольные жизнью ребятишки – в школьном коридоре на перемене или в детском саду. Но было что-то отличающее этих малышей от ребят детского сада – какой-то особенный, ласковый интерес к каждому взрослому человеку, входящему к ним. И каждый взрослый человек, входящий в комнату, не мог не быть особенно ласков с этими ребятами.

Что удивляет и радует ребят в детском саду? Величина помещения, разнообразие и добротность игрушек. Но главное – энергичные товарищи-однолетки, с которыми так интересно играть. Им весело всем вместе, но чувствуется, что за стенами детского сада у ребят есть другая жизнь. В особенности это бывает заметно к вечеру, когда ребята чуть-чуть устанут, притихнут, начинают чего-то ждать, прислушиваться, посматривать на дверь…

Здесь, в детском доме, у малышей-дошкольников только одна жизнь – в этих стенах. Они привыкли друг к другу, им хорошо вместе, но даже самые маленькие, которые ничего другого не помнят, бессознательно тянутся к взрослым людям.

Не прошло и пяти минут, как Славик уже сидел на коленях у Зинаиды Львовны и, обняв ее за шею, шептал на ухо:

– Я вас люблю!

Ирочка с озабоченным видом несколько раз выходила в соседнюю комнату и возвращалась обратно. Потом попросила Зинаиду Львовну:

– Вы зайдите к нам в спальню, там Сережа лежит, он болен, он вас еще не видел!

В спальне – в два ряда сияющие никелем и белыми одеяльцами кровати. На одной из них лежал серьезный мальчуган, подперев кулачками подбородок.

Зинаида Львовна подсела к нему:

– Чем же ты болен, Сережа?

Он ответил с терпеливым вздохом:

– Животиком.

Когда ребенок хворает в семье, сколько взрослых людей хлопочут около него, волнуются, стараются развлечь! И порой сколько капризов в комнате маленького больного!

В этой комнате тихо. Няня – за дверью. Она только иногда заглядывает проверить: спит Сережа или нет, не повысилась ли температура, приносит поесть. Она одна, а ребят двадцать человек.

Что делает мальчуган? Он даже не умеет читать. Скучает? Должно быть, ребята, когда их так много, очень возбуждаются к вечеру, и самое разумное для больного – это именно поскучать, полежать в тишине. Но не всегда хочется делать разумное.

Пока Зинаида Львовна разговаривала с ним, в спокойный, деловой шум игры ворвались высокие ноты – запищали девочки: драчун Вася опять ущемил чьи-то интересы.

На этот раз Ирочка не стерпела и дала сдачи. К писку девочек присоединился громогласный мальчишеский рев. Захлебываясь от гневных слез, Вася выкрикнул:

– Она меня ботинкой ударила!

– Неправда! – с не меньшим гневом и с сознанием своей правоты возразила Ирочка. (Она почему-то надумала переобуваться, и одна ножка у нее босая.) – Вовсе я его не била ботинкой! Я его чулкой ударила! С пуговицей!

– А мне с пуговицей больно!

Вмешалась няня – успокоила обиженных, пожурила и утешила обидчика. Сообщила кстати, что нужно говорить «ботинок», а не «ботинка», и то же самое относительно чулка. Потом самому младшему из всей компании потребовалось внеплановым образом менять штанишки.

– Беспокойный народец, – сказала Зинаида Львовна. – Должно быть, к вечеру у вас прямо голова кругом идет.

Няня, сидевшая на низеньком стуле, ответила, пристегивая помочи смущенному малышу:

– А знаете, нет!

Зинаиде Львовне понравилось, как искренне и добродушно она сказала это. И лицо у няни было приятное, чуть-чуть насмешливое, чуть-чуть усталое, с еле заметными морщинками около глаз и губ.

Терпение? Профессиональная привычка? Да, конечно. Но, кроме терпения и привычки, чтобы ответить вот так, нужна любовь.

В передней Зинаида Львовна раскрыла свой небольшой, но довольно-таки увесистый чемодан и сказала Наталье Николаевне:

– А это новогодний подарок от моих ребят вашим ребятам.

– От ваших ребят? – переспросила Наталья Николаевна. – Сколько же их у вас? Я думала, что у вас только один сын.

– Сын один, а ребят много. Пожалуй, даже больше, чем у вас в детском доме. – Она пояснила: – Ведь я в библиотеке работаю.

В чемодане оказались книги, правда не новые, но чистенькие, аккуратно подклеенные и переплетенные.

– Вот за это спасибо! – сказала Наталья Николаевна. – Читают у нас жадно. Да книги-то какие хорошие!

Зинаида Львовна улыбнулась и опять стала очень похожей на Костю.

– А разве можно дарить плохие? Я им прямо сказала: скучных книг не повезу. Если хотите дарить – только то, что вам самим нравится.

Уже в вагоне Зинаида Львовна спросила Светлану:

– А тебе не жаль уезжать от ребят, от Натальи Николаевны, от елки?

Светлана ответила честно:

– Жаль, конечно… А все-таки мне хочется к вам поехать.

– Ты не успела поужинать. Хочешь пирожков?

Каждая хозяйка печет пироги по-своему, и каждые новые, незнакомые пироги кажутся особенно вкусными. К тому же в поезде почему-то всегда есть хочется.

– А елка и у меня будет, – сказала Зинаида Львовна. – Конечно, не такая большая, как у вас в зале стоит.

Домашние пироги, ожидание праздника… А в метро и на вокзале Зинаида Львовна вела Светлану за руку – боялась, что потеряется в толпе. В поезде заботливо усадила подальше от двери, чтобы не продуло, а шубку посоветовала расстегнуть и надеть внакидку.

Это так напоминало поездки с мамой…

Первый раз Светлана думала о матери без острой боли, а с грустной нежностью.

А Зинаиду Львовну не только радовала возможность доставить девочке удовольствие. Светлану привез в Москву Костя. Она видела Костю там. С ней можно было говорить о Косте.

От Кости как раз накануне пришло письмо – новогоднее, поздравительное. Костя просил не беспокоиться о нем: «У нас сейчас тихо». Судя по газетам, так оно и было, и эта «тишина» смягчала – ненадолго! – неотвязную тревогу, с которой ни днем, ни ночью не расстается мать солдата.