Летели весело – всю дорогу пили и играли в «зелёного человечка». Смысла этой игры Никита так до конца и не понял, тем более что ему пришлось почти весь девятичасовой полёт бегать от одного кресла к другому, передавая этого пресловутого «зелёного человечка» – плюшевую куколку лягушонка Кермита из «Улицы Сезам». Сами участники будущего проекта «Звёзды в бешенстве» восседали на своих местах в бизнес-классе и, потягивая виски и коктейльчики, в перерывах между взрывами смеха строили планы на отдых – как, кто, с кем и где позажигает. По официальной версии, они летели отмечать день ангела Спицы.

В самолёте собрались сливки бомонда: успешный и популярный у пубертатной части женского населения страны актёр с гомосексуальными наклонностями, которого Никита про себя называл Тюлень; его спутник, тоже актёр, но калибром поменьше, получивший прозвище Подсос; певица песен ртом с тусовочной кличкой Пихта, очень точно отражающей её основное занятие вне сцены; светский лев и по совместительству композитор, за кремовый пиджак поименованный Никитой Бисквитом; старлетка Светочка Горчак, снявшаяся в трёх с половиной сериалах, но умудрившаяся переспать с десятью продюсерами, и, наконец, компания музыкантов из группы «Оба-на!», стареющих кумиров бандитов из девяностых.

При музыкантах имелся выводок молодых особ с одинаково надутыми губами и узкими носиками, жертв пластической хирургии. И если «оба-нистов» Никита ещё как-то различал – их звали Алик, Павлик и Толик, то их подружки-модели для него все казались на одно лицо. А поскольку каждая из них являлась лауреатшей какого-нибудь конкурса типа «Мисс Кубаньжелдормаш», он называл их просто – «миски».

В аэропорту Бангкока всю компанию встретил с десяток разномастных лимузинов, и кортеж, больше похожий на цыганскую свадьбу в Румынии, рванул на юг страны – к морю, пальмам, массажу и супчику том-ям.

Пока всё шло по плану Тани, которая прилетела на день раньше. Она встречала дорогих гостей на пороге виллы, наряженная в народное тайское платье пха нунг из золотого шёлка. Кланяясь и улыбаясь, Таня позвякивала золотыми браслетами.

– Спицечка! – заорал Бисквит, первым выбравшийся из своего лимузина. – Если мне сейчас не нальют стакан виски, я кого-нибудь убью. Здравствуй, дорогая!

– Здравствуй, – Таня обнялась со светским львом как с родным отцом. – Проходи на террасу, там всё будет.

Следом за Бисквитом с Таней пообнимались «оба-нисты», Тюлень, Подсос, Пихта и Светочка Горчак. Миски не являлись особами, приближёнными к Снежной королеве, и объятий не удостоились.

Пока гости гомонили на террасе, выходящей на море, а портье и водители таскали багаж, Никите удалось переговорить с Таней. Диалог их был похож на разговор двух заговорщиков или разведчиков:

– Всё в порядке?

– Абсолютно.

– Они не догадываются?

– Даже в мыслях не имеют.

– Летели без проблем?

– Да вроде… «Зелёный человек» спас. Кстати, что это за игра такая?

Таня удивлённо посмотрела на Никиту:

– Прекрати меня разыгрывать! Все знают игру в «зелёного человечка».

– А я вот как раз… – начал Никита, твёрдо решивший докопаться до сути, но его перебил мощный рык Бисквита с террасы:

– Спица!! Где тут пляж? Мы хотим купаться!

– Купаться! Купаться!! – заголосили «оба-нисты».

Завизжали миски, загоготал Подсос, а набравшаяся Пихта, уже облачившаяся в купальник, забралась на стол и запела свой главный хит:

 
Моя любовь —
Дельфин весёлый.
Он молодой и
Вечно голый!
 

Так Никита и не узнал в тот вечер, что такое игра в «зелёного человечка». Впрочем, не узнал он этого и ночью. Вся весёлая компания большую часть вечера гульбанила на пляже, относящемся к вилле, плескалась в тёплом море и под неодобрительными взглядами тайских спасателей запускала в тёмное южное небо фейерверки.

Наорались, натанцевались, напились и наделали разных других вещей до одури. Ближе к часу ночи гости начали вырубаться. Никите пришлось помогать портье затаскивать в номер Бисквита – он был тяжёлым, как рояль. На втором этаже хихикали миски и скрипели кровати. Пихта танцевала на террасе, роняя стулья, под одной ей слышимую музыку – Никита видел, что она не довольствовалась алкоголем и прикладывалась к пакетику с белым порошком.

Одиноко и печально грустил на берегу Тюлень – он поругался с Подсосом. Подсос был чужд рефлексии, он просто напился и уснул в шезлонге, а поскольку весил намного меньше Бисквита, хрупкие портье унесли его в дом прямо вместе с шезлонгом. Пьяненькая Светочка Горчак бродила поодаль, тщетно пытаясь привлечь к себе внимание Тюленя, чтобы изменить его ориентацию.

Никита курил у крыльца, отдыхая от всего. Табачный дым сизыми завитками уносился в темноту.

– Всё, – Таня вынырнула из-за двери. – Я отчаливаю. Сейчас они допьют по своим номерам – и баиньки. Потом портье и обслуга уедут, ворота будут заперты, на заборе колючая проволока – и твой выход.

– Ну, то есть всё по плану, – кивнул Никита.

– Есть одно «но» – наш актёр.

– Что случилось?

– Оказалось, что он зожник, – Таня помрачнела. – Да ещё с этим своим… партнёром по ориентации поссорился. В общем, сбирается улетать, – Таня сделал недовольную гримаску. – Устроил истерику, проклял весь Таиланд и нас в придачу. Это капец!

– Ну и что? – Никита пожал плечами. – Хочет – пусть летит.

– Я знаю, что он тебе не нравится, – Таня нахмурилась. – Но он нам нужен, понимаешь? Он тут – главная звезда. Так что… ещё есть время. И надо его быстро напоить. Под любым предлогом. А ты вполне в его вкусе.

– Не-не-не! – Никита отчаянно замотал головой. – Я с ним заигрывать не буду!

– Ты что?! – Таня зашипела, как обваренная змея. – Хочешь нам всю малину обгадить?! А ну давай, пошёл! И чтобы всё было тип-топ! Вперёд.

И Никита пошёл. А что ему оставалось делать? Без Спицы он был тем, кем, собственно, и являлся до неё, – никому не нужным студентом с подержанной бээмвухой.

Тюлень стоял, есенинским жестом обнимая ствол пальмы, и его чеканный профиль красиво озарял прожектор со спасательного катера, пришвартованного у пирса. Катер тоже должен был покинуть виллу около пяти утра вместе со спасателями.

– Привет! – сказал Никита. – Хороший вечер.

– Ночь уже… – меланхолично поправил его Тюлень. – Такси приехало?

– Какое такси?

– Что значит – какое такси? – меланхолические интонации в голосе Тюленя исчезли, теперь там явственно слышался лязг железа. – Я Спицу попросил заказать мне… Что, до сих пор нет? Ты… как тебя, Неон, да? Иди, позвони, или как тут у вас это делается? Прислугу попроси…

Никита глубоко вдохнул, сжал кулаки и выпалил:

– Увы, никак! Тут ночью нельзя вызвать за городом такси.

– Вообще? – Тюлень повернулся и выпучил от недоумения и негодования глаза. – Почему?

– Ну, тут этот… комендантский час, – соврал первое, что пришло на ум, Никита. – Камбоджийская граница же рядом. А знаешь, как раньше Камбоджа называлась?

– Как?

– Кампучия. Там людям головы мотыгами рубили.

Тюлень стиснул ствол пальмы так, что он захрустел, и простонал:

– Я хочу домой!

– Тебе надо расслабиться, – твёрдо сказал Никита и вытащил из-за пазухи приготовленную бутылку «Glenmorangie». – Всё будет хорошо.

– Не будет! – истерично выкрикнул Тюлень. – И я не пью!

– Пил же, я видел, – не согласился Никита.

– Это было до того, как он… – Тюлень бросил взгляд на освещённые окна виллы. – Как он… неважно!

– Конечно, неважно, – солидно подтвердил Никита, открутил крышечку и протянул бутылку. – Давай. Во все времена это – универсальный успокоитель. Выпьешь – и баиньки. А завтра будет новый день.

Он повторил слово «баиньки», сказанное до этого Спицей, машинально, но именно оно, произнесённое с успокаивающей, домашней интонацией, сыграло свою роль – Тюлень взял виски, вздохнул, как на съёмках – грустно и одухотворённо, – и профессионально присосался к горлышку.

Никита стоял и слушал бульканье виски. Судя по количеству булек, своё дело он сделал – после того как в Тюленя перелилась практически половина литровой бутылки, он просто обязан был вырубиться.

Но случилось непредвиденное. Оторвавшись от «Glenmorangie», Тюлень не глядя сунул бутылку Никите и размашистым шагом двинулся к дому со словами:

– А где там эти сладкие мальчики-тайчики?

Никита несколько секунд ошалело смотрел вслед Тюленю, потом сорвался с места и устремился за главной звездой, размахивая бутылкой.

– Стой! Ты куда!

– Отвали! – прорычал Тюлень и оттолкнул догнавшего его Никиту. – Я должен отомстить!

Он схватился за ручку двери, ведущей в холл со стороны моря, и тут Никита, отчаявшийся как-то остановить эту одержимую сексуальной манией тушу, ударил Тюленя «Glenmorangie» по затылку.

Бутылка, вопреки его ожиданиям, не разбилась, но Тюлень обмяк, кулём осел на плитку пола и распластался на ней, гулко стукнувшись лбом о кафель.

– Что ты наделал?! – заорал вдруг у него над ухом Подсос.

Никита не успел повернуться – твёрдый, как лошадиное копыто, кулак врезался ему в челюсть и отправил в длительный полёт через всю террасу. Оказалось, что Подсос давно проснулся и всё это время мучился из-за размолвки со своим «мужем». Он прятался в тени, наблюдая за Тюленем и присоединившимся к нему Никитой. И когда страдающая звезда устремилась в дом, решил перехватить любовника, но тут появился Никита с бутылкой – и накачанный Подсос вступился за Тюленя, нанеся роковой удар.

Пролетев через веранду, Никита под вопли Подсоса, пытающегося поднять любовника, врезался в танцующую Пихту и сбил её с ног. Пихта завопила так, словно её насилуют сразу десять тайцев, причём со слоном в придачу. На шум и крики из виллы выскочили проснувшиеся «оба-найцы» и не успевшая уехать тайская прислуга. В темноте все решили, что в дом пробрался вор.

– Это он! Держите его!! – вопила Пихта, после волшебного порошка сверкая в полумраке красными, как у вампирши, глазами.

– Убью!! – ревел очнувшийся Тюлень.

– Дайте мне! – вторил ему Подсос.

– Гаси баклана! – орал кто-то из «оба-найцев».

И что-то пронзительно верещали на своём птичьем языке тайцы, внезапно оказавшиеся со всех сторон и вцепившиеся в Никиту как минимум десятком рук.

– Таня!! – в отчаянии закричал Никита, понимая, что сейчас он никому ничего не докажет и случится непоправимое, но Таня уже уехала, и спасти его могло только чудо, которого не случилось.

Тайцы, надо отдать им должное, всё же не дали Никиту на растерзание звёздам отечественной эстрады и кино. Они как-то очень споро и сноровисто упаковали Никиту, попутно дав пару раз по шее, так, что он даже слегка поплыл, и утащили на катер. Катер зарокотал и отвалил от пирса.

Никита был уверен, что его везут в полицию, где всё и разъяснится, и даже несколько успокоился, тем более что похожие друг на друга, словно братья-близнецы, тайцы не предпринимали никаких попыток вступить с ним в разговор.

Обнаружив, что до сих пор сжимает в руке бутылку «Glenmorangie», в которой осталось как минимум пол-литра виски, Никита сделал приличный глоток, а следом за ним – второй и третий. Виски ударил в голову не хуже, чем кулак Подсоса, и вскоре Никита задремал, убаюкиваемый мерным покачиванием катера, бурчанием мотора и приятным теплом, разлившимся по всему телу.