Еще на последней из этих карт показывают Гренландию соединенной с Норвегией вблизи Вардехуса. Эта карта, согласно предпосланному ей объяснению, составлена на основании показаний двух епископов из епархии Нидарос,^[55] к которой принадлежали Гренландия и Финмаркен и жители которой часто предпринимали как сушей, так и морем торговые поездки и хищнические набеги на землю биармийцев. Трудно было бы понять, как при подобных картах, изображавших распределение на севере суши и моря, могла возникнуть мысль о северо-восточном пути. Однако уже и в те времена раздавались голоса о возможности такого прохода. С одной стороны, основывались на старых сказаниях, что Азию, Европу и Африку окружает одно огромное море; с другой стороны, вспоминали рассказ, как индийский корабль был пригнан бурей в Европу.^[56] Только в 1539 году появилась карта севера Олая Магнуса, впервые давшая приблизительно верные очертания Скандинавии на севере.^[57] Но во всяком случае прошло около семисот лет, пока Отер нашел последователя в лице сэра Хьюга Виллоуби, которому обычно по ошибке приписывают первенство в длинном ряду людей, пытавшихся проложить северо-восточный путь из Атлантического океана в Китай.

Но следует заметить, что в то время, как в западной Европе распространялись такие карты, как карта Циглера, на севере укреплялись другие, более точные сведения о северных странах. Очень возможно, что в XV или в начале XVI века норвежцы, русские или карелы с мирными или воинственными намерениями часто отправлялись на лодках от западных берегов Норвегии до Белого моря и обратно, хотя нигде и нет упоминаний о таких путешествиях, кроме рассказа Сигизмунда фон Герберштейна в его знаменитом труде о России, где он говорит о плавании Григория Истомы и посла Дэвида от Белого моря до Трондгейма в 1496 г.^[58]

Путешествие это носит заглавие^[59] «Navigatio per Mare Glaciale» и начинается заявлением автора, что он слышал рассказ от самого Истомы, который юношей учился в Дании латинскому языку. Как на причину выбора необычного, долгого, «но верного» кружного пути по северному морю вместо обычного, более короткого, Истома указывает недоразумения между Швецией и Россией и возмущение Швеции против Дании как раз в то время, когда путешествие было предпринято (1496 год). После описания путешествия из Москвы до устья Дайны он продолжает:

«Сев в устье Двины в четыре лодки, они сначала держались правого берега моря, где виднелись очень высокие островерхие горы,^[60] и когда они таким путем прошли шестнадцать миль и переплыли морское горло, они пошли вдоль левого берега, оставляя справа открытое море, которое, как и близлежащие горы, получило название от реки Печоры.^[61] Тут они встретили народ, называющийся финно-лопарями, который хотя и живет в низких и жалких хижинах у моря и ведет жизнь подобно диким зверям, но во всяком случае более миролюбив, чем племя, называемое дикими лопарями. Затем, пройдя страну лопарей и проплыв еще восемьдесят миль, они пришли в страну Нортподен, подвластную шведскому королю. Этот край русские называют Каянской землей, а народ – каянами. Оттуда они поплыли дальше вдоль очень изрезанного берега, простирающегося вправо, и дошли до полуострова под названием Святой Нос.^[62] Название произошло от большой скалы, которая, как нос, выдается в море. На полуострове есть грот или пещера, которая в течение шести часов поглощает воду и затем с большим шумом и грохотом, в виде водоворотов, выбрасывает ее вон. Некоторые называют пещеру „пупом моря“, другие – Харибдой. Рассказывали, что водоворот этот обладает такой силой, что притягивает к себе корабли и другие находящиеся вблизи предметы и поглощает их. Истома говорил, что он никогда не был в такой опасности, как в этом месте, потому что водоворот притягивал судно, на котором они плыли, с такой силой, что они спаслись только с величайшим трудом, гребя изо всех сил.^[63]

Пройдя мимо Святого Носа, они дошли до горного мыса, который должны были обогнуть. После того как им пришлось задержаться здесь несколько дней из-за противного ветра, туземец-лоцман сказал: „Скала, которую вы видите, называется Семес, и нам трудно будет пройти мимо нее, если ее не умилостивить какой-нибудь жертвой“. Истома говорит, что бранил его за бессмысленное суеверие, но тот молчал. И так по причине сильного морского волнения они задержались на месте еще и четвертый день, но затем буря прекратилась, и они подняли якорь. Когда при попутном ветре они продолжали путешествие, лоцман сказал: „Вы смеялись над моим советом умилостивить скалу Семес и сочли это за смешное суеверие, но нет сомнения, что для нас было бы невозможным пройти мимо нее, если бы я ночью тайно не поднялся на скалу и не принес жертву“. На вопрос, что же он принес в жертву, лоцмам отвечал: „Я посыпал выдавшуюся в море скалу овсяной мукой, смешанной с маслом“. В то время как они плыли дальше, они дошли до другого большого мыса, похожего на полуостров и называвшегося Мотка. На краю его находилась крепостца Бартгус, что значит сторожевой дом, так как норвежский король держит здесь стражу для охраны своих границ. Толмач сказал, что полуостров этот такой длинный, что его едва можно обогнуть морем в восемь дней. Путешественники, чтобы не задерживаться, с огромным трудом перенесли на плечах на протяжении полумили свои лодки и вещи посуху. Отсюда они поплыли дальше мимо страны диких лопарей до места, называющегося Дронт (Трондгейм) и расположенного в 200 милях севернее Двины. Лопари сказали, что московский князь обычно брал дань до этих мест».

Рассказ интересен, так как дает нам представление, как 400 лет назад путешествовали вдоль северных берегов Норвегии. Возможно, что он имел непосредственное влияние на посылку экспедиции сэра Виллоуби: напечатанный в Венеции в 1550 году труд Герберштейна должен был скоро стать известным венецианцу Каботу, который в то время был первым штурманом Англии (grand pilot) и с большим тщанием руководил снаряжением первой английской экспедиции на северо-восток.

Еще больше вероятия, что в Англии до 1553 года была известна вышеупомянутая карта Скандинавии Олая Магнуса. Это следует из того, что тогда на севере укоренилось убеждение, которое, наперекор южноевропейским космографическим картам, признавало существование открытого морского сообщения на севере между Китайским морем и Атлантическим океаном и даже побудило Густава Вазу пытаться организовать экспедицию для изыскания северо-восточного пути. К сожалению, план не был выполнен, и все, что мы об этом знаем, заключается в письме к курфюрсту Августу Саксонскому француза Губерта Ланге, посетившего в 1554 году Швецию. В этом письме, датированном 1 апреля 1576 года, Ланге говорит: «Когда я двадцать два года тому назад был в Швеции, король Густав часто говорил со мной про этот морской путь. Наконец он стал побуждать меня предпринять такое морское путешествие и обещал снарядить два судна со всем необходимым для долгого плавания и дать экипаж из опытнейших моряков, готовых подчиняться моим приказаниям. Но я ответил на это, что предпочитаю путешествовать по населенным странам, чем отыскивать новые пустыни».^[64] Возможно, что если бы Густав Ваза нашел человека, способного выполнить его грандиозные планы, Швеция оспаривала бы у Англии честь открытия длинного ряда путешествий на северо-восток.^[65]

Карта Северной Европы Олая Магнуса. 1567 г.

В настоящее время мореплавание в Англии несравненно более развито, чем в какой-либо другой стране, но оно недавнего происхождения. Еще в середине XVI века оно было в высшей степени незначительно и ограничивалось каботажным плаванием вдоль берегов Европы или немногими рыболовными экспедициями в Исландию и Ньюфаундленд.^[66] Морское могущество Испании и Португалии и их нетерпимость к другим странам не допускали чужеземных мореплавателей заводить торговлю с восточноазиатскими странами, про неслыханные богатства которых, золото и драгоценные камни, дорогие ткани, пряности и благовония так соблазнительно рассказывал Марко Поло. Чтобы североевропейские купцы могли иметь свою долю прибыли в этих богатствах, казалось необходимым открыть новые пути, недоступные для армады Пиренейского полуострова. Этим объясняется упорное стремление англичан и голландцев к снаряжению дорогостоящих экспедиций с целью открытия нового пути в Индию и Китай, либо северо-западным путем, мимо Нового Света, либо северо-восточным, вдоль северных берегов Старого Света. Путешествия эти прекратились лишь с упадком морского владычества Испании и Португалии. Ни одна из экспедиций не достигла цели, но нужно заметить, что эти экспедиции во всяком случае были первым толчком к созданию господства Англии в море.

Путешествие сэра Хьюга Виллоуби в 1553 г. было, таким образом, первым большим морским путешествием, предпринятым из Англии в отдаленные моря. Его организовал с большим тщанием знаменитый, хотя и старый уже мореплаватель Себастьян Кабот, составивший для командиров подробные правила на всякие случаи в путешествии. Часть этих предписаний кажется теперь, конечно, ребяческими,^[67] но иные можно было бы применять и теперь как правила распорядка для каждой хорошо организованной полярной экспедиции. Кроме того, Виллоуби получил от короля Эдуарда VI открытую грамоту на латинском, греческом и нескольких других языках, в которой говорилось, что единственной целью путешествия являются открытия и установление торговых сношений и что народы, с которыми могла бы прийти в соприкосновение экспедиция, просят относиться к сэру Виллоуби и его спутникам так, как они сами хотели бы, чтобы к ним отнеслись, если бы они прибыли в Англию. Уверенность в том, что этот путь приведет в Индию, была так велика, что для защиты от червей, точащих дерево, впервые в Англии покрыли подводную часть кораблей сэра Виллоуби тонкими свинцовыми листами.^[68] Корабли эти были:

1. «Bona Esperanza», адмиральский корабль в 120 тонн, на котором находился сам сэр Хьюг Виллоуби как главный командир флота. Экипаж состоял из 35 человек, включая самого Виллоуби, капитана судна Вильяма Джефферсона и шести купцов.

2. «Edward Bonaventure», в 160 тонн, на котором находился Ричард Чанслер, капитан флота и главный штурман. Весь экипаж этого судна состоял из 50 человек, включая двух купцов. Среди судового состава встречаются знаменитые впоследствии в истории северо-восточных путешествий имена Стефана Борро, капитана судна, и Артура Пита.

3. «Bona Confidentia», в 90 тонн, под командой Корнелия Дерфурта, с экипажем в 28 человек, считая трех купцов.

Одежда лопарей

Снаряжение кораблей обошлось в 6000 фунтов стерлингов, разделенных на акции по 25 фунтов каждая. Сэра Хьюга Виллоуби избрали начальником «за его представительную наружность и опыт в военном деле».^[69] За сведениями о востоке обратились к двум «татарам», королевским конюхам, но от них не могли получить никаких разъяснений. Корабли вышли из Радклифа 20 мая 1553 года.^[70] Лодки пробуксировали их при попутном ветре мимо Гринвича, где находился королевский двор. Король не мог присутствовать по болезни, но королевский Совет, придворные и бесчисленная толпа народа приветствовали из окон, с крыш домов и с самого берега плывущие мимо корабли с моряками в новом синем праздничном обмундировании. Моряки отвечали на приветствия пушечными салютами. «Горы, долины и воды отвечали эхом, матросы кричали так громко, что было слышно до звезд».^[71] Все было торжеством и радостью, будто люди предчувствовали, что в этот день родилась наиболее могущественная морская держава, какую знает мировая история.

Само плавание, однако, оказалось очень неудачным для Виллоуби и для большей части его спутников. Миновав восточные берега Англии и Шотландии, все три судна вместе направились к Норвегии, берега которой показались 24 июля под 66° сев. шир. Высадившись на берег, мореплаватели нашли там тридцать хижин, жители которых скрылись, вероятно, из страха перед чужеземцами. Страна, как потом узнали, называлась Гальгеланд и была как раз той частью Норвегии, из которой Отер начал свое морское путешествие по Белому морю. Отсюда поплыли дальше вдоль берегов. 6 августа бросили якорь в гавани Стэнфью (возможно, Стэнфиорд на западном берегу Лофутенов), где встретили многочисленное и дружелюбное население, но в этой части страны не было других товаров, кроме сушеной рыбы и ворвани. В середине августа «Edward Bonaventure» был во время бури разлучен с двумя другими судами около острова Сенье. Последние, пытаясь достичь Варде, лавировали, пока не пришли к окруженной льдами необитаемой земле, у берегов которой море было так мелко, что не могла пристать и лодка. Земля эта, по определению мореплавателей, была расположена на 480’ к OtN от Сенье, под 72° сев. шир.^[72] Отсюда пошли на парусах сначала на север, затем на юго-восток. Таким образом приблизились к русской Лапландии, где 28 сентября нашли хорошую гавань, и тут Виллоуби решил зазимовать. Расположена эта гавань была при впадении реки Арсина «близ Кегора». О дальнейшей судьбе сэра Хьюга Виллоуби и его 62 спутников неизвестно ничего, кроме того, что все они в течение зимы погибли, вероятно, от цинги. Дневник начальника экспедиции заканчивается сообщением, что тотчас же по прибытии было отправлено для исследования местности по три матроса в юго-западном, в западном и в юго-восточном направлениях, но что она оказалась необитаемой. Год спустя русские рыбаки нашли на месте зимовки корабль и трупы умерших людей вместе с дневником, а также засвидетельствованное самим Виллоуби завещание,^[73] из которого видно, что в январе 1554 года и он сам, и часть экипажа были еще живы.^[74] Оба корабля вместе с телом Виллоуби были отправлены в Англию в 1555 году купцом Джорджем Коллингвортом.^[75]

Что касается расположения «Арсины», то из донесений о первом путешествии Антони Дженкинсона (Hakluyt, стр. 335) видно, что он употребил семь дней, чтобы пройти от Вардехуса до Святого Носа, и что он на шестой день миновал устье реки, где зимовал сэр Хьюг Виллоуби. На расстоянии 6/7 пути, между Вардехусом и Святым Носом, под 68° 20’ сев. шир. и 38° 30’ вост. долг. от Гринвича, в Ледовитый океан впадает река, которая на современных картах обозначена «Варзина». Нет сомнения, что два судна первой экспедиции на северо-восток перезимовали именно в устье этой реки с такими несчастными последствиями как для руководителей, так и для экипажа.

Плавание третьего судна, «Edward Bonaventure», под командой Чанслера было удачно и имело большое значение для мировой торговли. Как уже упоминалось, Чанслера в августе разлучила с его спутниками буря. Тогда он самостоятельно доплыл до Вардехуса. Прождав там семь дней сэра Хьюга Виллоуби, «он, несмотря на уговоры некоторых шотландцев вернуться назад, продолжил, с твердым решением достигнуть цели или умереть, свое путешествие в неведомую часть света, в такой далекий край, где солнце светит над необъятным морем день и ночь».^[76] Таким путем он наконец достиг в Белом море устья Двины, где на месте нынешнего Архангельска тогда стоял небольшой монастырь. Дружеским обхождением Чанслер быстро заслужил доверие местных жителей, которые отнеслись к нему очень гостеприимно. Они поспешили отправить гонца к Ивану Грозному, чтобы сообщить ему об этом замечательном событии. Следствием этого было, что Чанслер получил приглашение к московскому двору, где он и его спутники были приняты с большим почетом и провели часть зимы. Следующим летом он вернулся на своем корабле в Англию. Таким образом и завязались торговые сношения, быстро оказавшиеся весьма важными для обоих государств. Сношения эти уже в ближайшие годы послужили толчком для многих морских путешествий, о которых я не могу здесь говорить подробно, так как они не относятся к истории путешествий на северо-восток.^[77] Сэр Хьюг Виллоуби, конечно, не был ни выдающимся географом, ни мореплавателем, но достойны уважения самопожертвование и мужество как его, так и его спутников. Огромно значение путешествий Виллоуби и Чанслера для развития торговли Англии, России и северной Норвегии. Небольшой монастырь в устье Двины превратился в цветущий торговый город,^[78] и многочисленное население появилось на пустынных до тех пор берегах Ледовитого океана. Телеграфное сообщение и регулярные пароходные рейсы с Россией теперь уже установились. Жители Варде могут в течение нескольких часов узнавать все, что делается в Париже или Лондоне, даже в Нью-Йорке, Индии, на мысе Доброй Надежды, в Австралии, Бразилии, тогда как столетие назад почта приходила сюда всего один раз в год. Рассказывают, что один комендант, большой любитель газет, принял требовавшее в те времена большого самообладания решение – не «проглатывать» сразу почту, но читать газету изо дня в день, спустя целый год после ее выхода. Теперь все это изменилось, и все же люди недовольны. Интересы торговли и рыболовства требуют железнодорожных сообщений с остальной Европой. Без сомнения, это может осуществиться в течение ближайших лет,^[79] и не много времени пройдет, пока телеграф соткет свою сеть и регулярные пароходные рейсы установятся вдоль берегов Ледовитого океана, далеко за тем морем, которое Чанслер открыл для мировой торговли.