Часть 1
Провенер

Экстрамурос. 1. (староорт.) «Вне стен». Чаще всего подразумевались стены городов-государств того времени. 2. (среднеорт.) Нематический мир; беспорядки и нестроения после падения База. 3. (орт. эпохи Праксиса). Географические области либо социальные классы, ещё не охваченные возрождающейся мудростью матического мира. 4. (новоорт.) Близко ко 2-му значению, но часто используется по отношению к населённым пунктам, лежащим сразу за стенами матика, и подразумевает относительное процветание, стабильность и проч.

«Словарь», 4-е издание, 3000 год от РК.

– Сжигают ли ваши соседи друг друга заживо? – так фраа Ороло начал беседу с мастером Флеком.

Мне захотелось провалиться сквозь землю. Стыд ощущался физически, как будто на темя шмякнули пригоршню тёплой от солнца грязи.

– Ходят ли ваши шаманы на ходулях? – прочёл фраа Ороло по бурому листу, которому я бы навскидку дал столетий пять, если не больше. Затем поднял глаза и пояснил: – Возможно, вы называете их пасторами или знахарями.

Стыд расползался по голове, мучительно щекоча кожу.

– Когда заболевает ребёнок, вы молитесь? Приносите жертву раскрашенной палке? Или считаете, что во всём виновата старая женщина?

Горячий стыд стекал по лицу, забивал уши, щипал глаза. Я едва слышал вопросы фраа Ороло:

– Считаете ли вы, что встретите своих умерших собак и кошек в некой посмертной жизни?

Ороло попросил меня выступить его скриптором. Слово звучало важно, и я согласился.

Он узнал, что ма́стера из экстрамуроса пустили в Новую библиотеку чинить подгнившую балку, до которой не доставали наши стремянки; её только что заметили, а мы не успевали до аперта выстроить леса. Ороло хотел задать мастеру вопросы, а меня попросил записывать разговор.

Я сквозь морось слёз смотрел на лист перед собой. Он был так же пуст, как моя башка. Я не справился с порученным делом.

Впрочем, главное было записывать, что скажет мастер, а тот пока не произнёс и слова. В начале разговора он водил недостаточно острым предметом по плоскому камню. Теперь просто таращился на Ороло.

– Случалось ли, что кого-то, тебе известного, ритуально увечили, потому что застали за чтением книги?

Мастер Флек впервые за долгое время закрыл рот. Я чувствовал, что когда он снова его откроет, то что-нибудь скажет. Я черкнул пером по краю листа, проверяя, не высохли ли чернила. Фраа Ороло молча смотрел на мастера, словно на только что открытую туманность по другую сторону телескопа.

Мастер Флек спросил:

– А чего бы просто не проспилить?

– «Проспилить», – несколько раз повторил фраа Ороло мне, пока я записывал.

Я пояснил – отрывисто, потому что пытался писать и говорить одновременно:

– Когда я сюда пришёл… то есть когда меня собрали… у нас… я хочу сказать, у них… было устройство под названием «спиль»… Мы не говорили «проспилить», мы говорили «катать спиль». – Ради мастера я перешёл на флукский, и моя пьяно спотыкающаяся фраза прозвучала и вполовину не так ужасно, как если бы я говорил на орте. – Это была разновидность…

– Движущихся картин, – догадался Ороло. Он взглянул на мастера и перешёл на флукский: – Мы поняли, что «проспилить» означает прибегнуть к некоему существующему у вас праксису (ты бы сказал технологии) движущихся картин.

– Забавно вы говорите, «движущиеся картины». – Мастер смотрел на окно, как будто там идёт исторический документальный спиль, и трясся от беззвучного хохота.

– Это ортский эпохи Праксиса, и для твоего слуха он непривычен, – признал фраа Ороло.

– А почему не говорить как все?

– Проспилить?

– Да.

– Потому что, когда фраа Эразмас, который нас записывает, пришёл сюда десять лет назад, это называлось «катать спиль», а когда почти тридцать лет назад пришёл я, мы называли то же самое устройство «фарспарк». Инаки, живущие по другую сторону вон той стены и отмечающие аперт лишь раз в столетие, знают его под каким-то другим названием. Я не мог бы с ними объясниться.

Мастер Флек возмутился:

– Фарспарк – совершенно другое дело! Фарспарковский материал нельзя смотреть на спиле, его надо апконвертить и перетолкнуть в формат…

Фраа Ороло про это было так же неинтересно, как мастеру Флеку – про столетников, поэтому разговор на какое-то время заглох, и я успел всё записать. Стыд прошёл, как икота, – я и не заметил когда. Мастер Флек, решив, что беседа окончена, повернулся к лесам, которые его помощники воздвигли под гнилой балкой.

– Отвечая на твой вопрос, – сказал фраа Ороло.

– Какой вопрос?

– Тот, который ты задал минуту назад – если я хочу узнать, что творится в экстрамуросе, почему просто не проспилить.

Мастер тихонько ойкнул, дивясь, как долго фраа Ороло удерживает в памяти всё сказанное. «Я страдаю синдромом избыточного внимания», – часто говорил фраа Ороло, как будто это смешно.

– Во-первых, у нас нет спиль-агрегата.

– Спиль-агрегата?

Фраа Ороло взмахнул рукой, как будто разгоняя туман лингвистической путаницы.

– Предмета, посредством которого вы проспиливаете.

– Если у вас есть старый фарспарковский резонатор, я могу принести деконвертер, у меня валяется в мусоре…

– Фарспарковского резонатора у нас тоже нет, – сказал фраа Ороло.

– А почему вы не купите новый?

Ороло надолго замолчал. Я чувствовал, что в голове у него копятся новые неловкие вопросы: «Считаете ли вы, что у нас есть деньги? Что мирская власть нас охраняет, потому что мы сидим на груде сокровищ? Что наши милленарии знают, как превращать низшие металлы в золото?» Однако фраа Ороло совладал со своим порывом.

– Мы живём по картазианскому канону, и нам дозволены только мел, чернила и камень, – начал он. – Но есть и другая причина.

– Ну и какая же? – Мастера Флека явно раздражала чудная привычка Ороло объявлять, что он скажет, вместо того чтобы просто сказать.

– Трудно объяснить, но для меня навести на что-либо воспринимающее устройство спиля, или фарспарковскую камору, или как вы это называете…

– Спилекаптор.

– …не есть способ извлечь существенное. Мне нужно, чтобы другие люди вытащили суть посредством всех своих чувств, обработали в голове и перевели в слова.

– В слова, – повторил мастер и пристально оглядел библиотеку. – Завтра вместо меня придёт Кин, – объявил он и добавил, как будто оправдываясь: – Мне надо поставить новые кланексные компенсаторы, а то, на мой взгляд, дерево ветвлений немного зашумлено.

– Я понятия не имею, что это значит, – заметил Ороло.

– Неважно. Ему вы и зададите свои вопросы. У Кина язык хорошо подвешен. – Мастер в третий раз за три минуты посмотрел на экран своей жужулы. Мы велели ему отключить все коммуникативные функции, но жужула по-прежнему могла служить карманными часами. Мастеру, видимо, было невдомёк, что за окном – часы пятьсот футов высотой, смотрят прямо на него.

Я поставил точку в конце предложения и отвернулся к книжному шкафу, боясь, что по моему лицу расплывается улыбка. «Завтра вместо меня придёт Кин» прозвучало так, будто мастер придумал это прямо сейчас. Фраа Ороло наверняка тоже почувствовал враньё. Если бы я неосторожно взглянул сейчас на него, то рассмеялся, а он – нет.

Часы начали отбивать провенер.

– Мне пора, – сказал я и пояснил мастеру: – Простите, я должен идти заводить часы.

– Я хотел спросить. – Мастер порылся в ящике, извлёк полипак, сдул опилки, открыл застёжку (я таких раньше не видел) и вытащил серебристую трубочку размером с палец. Потом с надеждой взглянул на фраа Ороло.

– Я не знаю, что это такое, и не понимаю, чего вы хотите, – сказал фраа Ороло.

– Спилекаптор!

– А. Ты слышал о провенере и, раз уж попал сюда, хотел бы его увидеть и сделать движущуюся картину?

Мастер кивнул.

– Это допустимо, при условии, что ты встанешь там, где тебе скажут. Не включай! – Фраа Ороло поднял руки и приготовился отвести взгляд. – Мать-инспектриса узнает и наложит на меня епитимью! Я направлю тебя к ита. Они покажут тебе, куда идти.

И так далее в том же духе, поскольку канон включает много правил, и мы, на взгляд мастера Флека, нарушили их уже тем, что впустили его в деценарский матик.

Клуатр. 1. (староорт.) Всякое ограниченное, замкнутое пространство. (Фелена перед казнью держали в К., но тогда это слово не несло матических коннотаций значений 2 и др. (см. ниже), что часто сбивает с толку младших фидов.) 2. (раннесреднеорт.) Матик в целом. 3. (позднесреднеорт.) Сад или дом, окружённый строениями и считающийся центром или сердцем матика. 4. (новоорт.) Всякое тихое, пригодное для раздумий место, ограждённое от лишних впечатлений и помех.

«Словарь», 4-е издание, 3000 год от РК.

Я поднял сферу, на время разговора с мастером заменявшую мне табурет, и движением пальцев против часовой стрелки уменьшил её так, чтобы помещалась в ладони. Пока я сидел, стла сбилась; лавируя ко входу в скрипторий между столами, стульями, глобусами и неспешно ступающими фраа, я подтянул её и расправил складки. В скриптории, сразу за аркой, сильно пахло чернилами. Возможно, потому что престарелый фраа и двое его фидов переписывали сейчас книги. Но я гадал, за какое время выветрился бы чернильный дух, даже если бы здесь не писали вовсе; в этом помещении израсходовали столько чернил, что всё пропиталось их влажным запахом.

Маленькая дверь в дальнем конце вела в Старую библиотеку, одну из самых ранних построек концента. Каменный пол, на две тысячи триста лет старше, чем в Новой библиотеке, был такой гладкий, что я почти не чувствовал его ступнями. Я мог бы идти с закрытыми глазами, позволяя ногам читать память, втёртую в плиты теми, кто проходил здесь раньше.

Старая библиотека непосредственно примыкала к клуатру: крытой аркаде по периметру прямоугольного сада. С внутренней стороны ничто не защищало его от ветра, кроме колонн, поддерживающих свод. С внешней стороны аркаду загораживала стена с дверями в Старую библиотеку, трапезную и калькории.

Всё, что я видел: резные книжные шкафы, каменный пол, оконные переплёты, кованые дверные петли и ручной работы гвозди, на которых они держались, капители колонн, дорожки и клумбы сада – обрело форму стараниями древних умельцев. На некоторые вещи (например, двери Старой библиотеки) ушла целая жизнь. Другие выглядели так, будто их играючи смастерили за вечер, но по такому снизарению, что они продолжали радовать глаз сотни и тысячи лет спустя. Одни были основаны на простых и чистых геометрических формах. Другие восхищали своей сложностью, заставляя ломать голову, подчиняется ли их конфигурация хоть какому-нибудь закону. Третьи являли собой изображения реальных людей, живших и думавших интересные вещи в ту или иную эпоху, либо общих типов: богопоклонник, физиолог, бюргер, пен. Если бы меня спросили, я сумел бы объяснить четверть того, что вижу. Когда-нибудь смогу объяснить всё.

Солнце било в сад клуатра, где трава и дорожки перемежались клумбами, грядами, кустами и редкими деревьями. Я потянулся через плечо, поймал кромочный край стлы и накрыл голову. Потом оттянул нижнюю часть, болтающуюся под хордой, чтобы бахромчатый край мёл по земле и закрывал ноги. Руки я спрятал в складки на груди, над хордой, и ступил на траву. Она была желтоватая и колкая, потому что дни стояли жаркие. Выйдя на открытое место, я взглянул на южный циферблат часов. Ещё десять минут.

– Фраа Лио, – сказал я. – Не думаю, что буряника входит в число ста шестидесяти четырёх.

Я имел в виду перечень растений, дозволенных к выращиванию «Второй заново пересмотренной книгой канона».

Лио был плечистее меня. Из пухлого мальчика он за последние годы превратился в крепкого юношу. Сейчас он сидел в тени яблони на сфере, уменьшенной до размеров человеческой головы, и, покачиваясь взад-вперёд, завороженно смотрел на разрытую землю. Кромочный край стлы Лио обмотал вокруг пояса и пропустил между ног, более или менее прикрыв срам, остальное свернул в тугой цилиндр, стянул по краям хордой и закинул за плечо наискосок, как скатку. Эту обмотку Лио изобрёл сам; желающих следовать его примеру не нашлось. Я должен был признать, что в жаркий день она удобна, хоть и выглядит по-дурацки.

– Фраа Лио! – позвал я снова. Но Лио немного чудной и не всегда воспринимает слова. Плеть буряники перегораживала мне путь. Я отыскал отрезок без колючек длиной в несколько дюймов, ухватился, выдернул плеть с корнем и махнул ею так, чтобы цветки задели ершистую голову Лио.

– Башка репейная! – крикнул я.

Лио опрокинулся назад, как будто я ударил его палкой. Его ноги взлетели вверх, опустились и упёрлись в яблоневые корни. Он вскочил: колени напружинены, подбородок прижат к шее. С потной спины посыпались комья грязи. Сфера откатилась и застряла в куче выполотых сорняков.

– Ты меня слышишь?

– Буряника не входит в число ста шестидесяти четырёх, верно. Но она и не включена в одиннадцать. То есть я не обязан сжечь её, как увижу, и внести это в хронику. Она подождёт.

– Чего? Чем ты занят?

Он указал на землю.

Я нагнулся и посмотрел. Не каждый рискнул бы так поступить. За краем стлы я не видел фраа Лио периферическим зрением. Считалось, что за фраа Лио всегда надо приглядывать краешком глаза, потому что никто не знает, когда ему придёт желание побороться. Мне больше, чем кому-либо, досталось от Лио бросков через спину, захватов, подсечек и подножек, а также ссадин от столкновения с его головой. Однако я знал, что он на меня не нападёт, поскольку я проявил уважение к тому, что его заинтересовало.

Нас с Лио новособрали восьмилетними, десять лет назад, как и весь наш подрост из тридцати двух мальчиков и девочек. Первые года два мы наблюдали, как четвёрка фраа постарше заводит часы. Команда из восьми суур звонила в колокола. Потом нас с Лио и ещё двумя сильными мальчиками отобрали в команду, которой отныне поручалось заводить часы. Точно так же восемь девочек из нашего подроста начали обучать колокольному искусству, для которого нужно меньше сил, но больше прилежания, поскольку некоторые звоны длятся часами и требуют неослабной сосредоточенности. Уже больше семи лет моя команда заводила часы каждый день, если не считать дни, когда Лио забывал прийти и нам приходилось справляться втроём. Последний раз такое случилось две недели назад, и суура Трестана, мать-инспектриса, назначила ему епитимью: полоть грядки в самое жаркое время года.

Оставалось восемь минут, но без толку было напоминать Лио о времени, пока мы не обсудим то, о чём он хотел поговорить.

– Муравьи, – сказал я, потом, зная Лио, добавил: – Муравьиное искводо?

Он хмыкнул.

– Два цвета муравьёв, фраа Раз. У них война. Как ни печально, вызвал её я.

Он поворошил ногой груду выдернутых плетей буряники.

– Война или бессмысленная беготня?

– Вот это я и пытаюсь выяснить, – ответил он. – На войне есть стратегия и тактика. Например, атака с фланга. Могут ли муравьи атаковать с фланга?

Я еле-еле сообразил, что он имеет в виду «нападать сбоку». Лио выдёргивал такие словечки из старых книг по искводо – искусству долины, – как зубы из окаменелой драконьей челюсти.

– Наверное, муравьи могут атаковать с фланга, – сказал я, хоть и понимал, что вопрос содержит в себе ловушку и Лио атакует меня с фланга посредством слов. – А что?

– Да, могут! Ты смотришь на них сверху и говоришь: «похоже на атаку с фланга». Но как они совершают скоординированные манёвры, если на поле боя нет командира, направляющего их действия?

– Немного похоже на вопрос светителя Таунги, – заметил я. («Может ли достаточно большое поле клеточных автоматов мыслить?»)

– Так что?

– Я видел, как муравьи сообща уносят часть моего обеда, и знаю отсюда, что они могут координировать свои действия.

– Если я – один из ста муравьёв, толкающих изюмину, я чувствую, как она движется, верно? То есть они обмениваются информацией через изюмину. Но если я – одинокий муравей на поле боя…

– Репей, провенер сейчас начнётся.

– Ладно.

Лио повернулся ко мне спиной и зашагал прочь. Именно эта привычка обрывать разговор на полуслове, как и некоторые другие странности, создали ему репутацию слегка тронутого. Сферу свою он опять забыл. Я поднял её и бросил в Лио. Она отскочила от его затылка и подлетела вертикально вверх. Лио, почти не глядя, поймал её в падении. Я обошёл поле боя, не желая набрать на ноги бойцов, живых или мёртвых, и припустил за Лио.

Он гораздо раньше меня добрался до угла клуатра и юркнул наперерез толпе степенных пожилых суур: очень грубо, но так комично, что сууры только рассмеялись. Тут они влились в арку, загородив мне путь. Я позвал фраа Лио, чтобы тот не опоздал, а в итоге сам опаздывал с риском схлопотать нагоняй.

Актал. 1. (прото- и древнеорт.) Действие, сознательно предпринимаемое кем-либо, чаще индивидуумом. 2. (средн. и более поздн. орт.) Церемония, обычно проводимая коллективом инаков, в ходе которой матик или концент как целое совершает некое торжественное общее действо, сопровождаемое исполнением гимнов, кодифицированными движениями и другим ритуальным поведением.

«Словарь», 4-е издание, 3000 год от РК.

В определённом смысле часы – и весь собор, и его фундамент. Однако, говоря «часы», обычно подразумевают четыре циферблата, укреплённые высоко на стенах президия – центральной башни собора. Циферблаты были созданы в разные эпохи, и каждый показывал время по-своему, однако все четыре были связаны с одним и тем же внутренним механизмом. Каждый сообщал время, день недели, месяц, фазу луны, год и (для тех, кто умеет их читать) много других космографических сведений.

Президий стоял на четырёх колоннах и почти по всей своей высоте имел квадратное сечение. Впрочем, чуть выше циферблатов углы квадрата были срезаны, так что получился восьмиугольник, ещё чуть выше восьмиугольник превращался в шестнадцатиугольник, а затем – в круг. Крыша президия представляла собой диск, точнее, сплюснутую полусферу, поскольку середина у неё была слегка приподнята для стока дождевой воды. На крыше размещались менгиры, купола и башенки звёздокруга, который управлял часовым механизмом и, в свою очередь, управлялся им.