Конечно, могло оказаться и так, что Эвдора всю жизнь любила Мод куда больше, чем Мод – ее, что их дружба порождена одной лишь семейной обязанностью. Возможно, в поездке с Клэнси Мод развлекалась на славу, а если вообще вспоминала Эвдору, то разве что с легкой грустью, с ностальгией по детским годам, какую испытываешь при виде старой плюшевой обезьянки, случайно обнаруженной в дальнем углу чулана. Соображения эти подействовали на Эвдору двояко: породили острый, болезненный стыд, словно бы угнездившийся в самом сердце, и натолкнули на мысль: пожалуй, и ей пора сделать шаг вперед, в новую, более взрослую жизнь. За неимением иного выбора, Эвдора решила стать независимой юной дамой и начала выезжать в город верхом сама по себе либо надолго уединяться в «крепости», читая все, что покажется интересным и при том недвусмысленно «взрослым» – всего за одну неделю прочитала «Джен Эйр», «Мы всегда жили в замке»^[7] и «Кровавую комнату»^[8]. Все прочие дети в Затерянном Озере выглядели просто самими собой, детьми, а вот Эвдора ребенком себя вовсе не чувствовала. Она находилась где-то между детьми и взрослыми – потому-то и оказалась в полном, совершенном одиночестве. Прежде она даже не замечала, насколько они с Мод Манн откололись от остальных, создав независимое, самодостаточное сообщество из двух человек. Порой могло показаться, будто подруга старательно оберегает Эвдору от всего прочего города.

На десятую ночь после приезда Эвдоры к отцу Ден с большинством своей братии засиделись за выпивкой допоздна – трудно сказать, от радости или с горя: тосты и выкрики звучали громко, но слишком невнятно, чтобы Эвдоре удалось разобрать хоть словечко. Так ли, иначе ли, а ясно было одно: проснутся все они, даже караульные, поздно. Тут-то Эвдоре и пришло в голову, что лучшего шанса проскользнуть в лес никем не замеченной ей вполне может не представиться до самого конца зимы. Хватит ли ей храбрости отправиться в лес без Мод, а если да – захочется ли? В конце концов, пускай Затерянное Озеро хранит свои тайны и дальше. Похоже, секреты да тайны в этом мире – основная валюта.

Двумя днями раньше Эвдора, изнывая от скуки, брела мимо большого зала для совещаний и, заглянув в приоткрытую на полдюйма дверь, увидела отца сидящим за столиком у дальней стены, невдалеке от буйного пламени камина. Отец деловито считал деньги, которые перекладывал из металлического, высотой по колено, сейфа, стоявшего на полу, в обувные коробки, грудой сваленные на столе. Считал он не банкноты, а пачки – стопки наличных, туго стянутые широкой бумажной лентой. За его спиной, у огня, стоял, скрестив руки на могучей груди, огромного роста охранник в черной униформе без знаков различия. Яснее ясного было одно: открывшееся Эвдоре зрелище не предназначено для посторонних глаз. От всей этой сцены так и веяло какой-то грязной интимностью. Почувствовав это, Эвдора поспешила как можно тише отойти от дверей.

А впрочем, грязных секретов хватало и в Белладонне. Порой, сидя на милой, уютной кухоньке матери, луща горох или строгая сладкий картофель, она смотрела по сторонам, слушала старших женщин, трепавшихся ни о чем, – о сущих пустяках, чаще всего уходивших корнями в те давние времена, когда эти дамы сами были девчонками, – и та самая пустота, которая отделяет сказанные людьми слова от их настоящего смысла, на глазах росла, ширилась, пока кухня не превращалась в настоящую бездну. Сейчас, лежа в узкой кровати, под глухой, неразборчивый гомон хмельных гостей, доносившийся с нижнего этажа, Эвдора почувствовала, что и ей всерьез угрожает опасность исчезнуть в глубинах этой пустоты, в зияющей повсюду вокруг бессмысленности. Шанс на спасение оставался только один – вот этот, и мешкать было нельзя. «И Мод, – подумалось ей, – тоже будет со мной». Нет, не та Мод, что исчезла, уехала с Клэнси по каким-то там «делам города» – другая Мод, настоящая, ее Мод, создававшая смыслы одним только взглядом и, с неподражаемой гордостью подняв голову, озаренная пламенем внутренней красоты, без оглядки бросавшаяся навстречу любой преграде, что посмела встать у нее на пути.

Перед самым рассветом Эвдора тихонько выскользнула из постели, оделась как можно теплее и дрожащими пальцами застегнула все пуговицы. Неся башмаки в руках, чтоб не стучали по полу на ходу, она прокралась вдоль коридора и на цыпочках сошла вниз. У подножия лестницы находилась дверь в большую комнату с бетонным полом, куда Ден обычно определял на ночлег гостей из тех, кто не задержится в доме надолго. Доносившийся изнутри храп и сонное бормотание свидетельствовали: сия по-монастырски скромная обитель не пуста. Встревоженная, Эвдора тихо прошла мимо полуоткрытых дверей и заглянула внутрь. Там, в койках и на тюфяках, расположилось около двадцати человек; примерно половина – в черной униформе охранников. Над спящими витал крепкий дух перегара пополам с вонью кишечных газов. Беззвучным широким шагом прокравшись к задней двери, Эвдора вышла наружу, в студеную свежесть, показавшуюся ей самым чудесным из ароматов на свете. До длинного здания конюшен под плоской крышей оставалась всего пара шагов по бетонной дорожке.

Конь Эвдоры приветливо, с радостью дохнул теплым паром в ее ладони. Погладив бархатистую морду, она обошла коня сбоку и, не прекращая поглаживать да похлопывать жеребца, ловко, как настоящая девчонка из Затерянного Озера, прыгнула ему на спину. Пришпоренный, ободренный шепотом на ухо, конь поскакал вперед, а Эвдора, припав к его шее, не выпрямляла спины, пока пределы Затерянного Озера не остались позади. «Вот и всё, – не без испуга подумала она. – Дело сделано, остается только идти до конца». Никогда в жизни она не нарушала запретов так дерзко, да еще сознательно. Рядом скакала верхом Мод-призрак, Мод-тень, заражая, вдохновляя Эвдору своей природной, абсолютно безумной дерзостью. Винного цвета пятнышко, огнем полыхавшее на щеке Мод, излучало куда больше мужества, чем могло бы найтись у Эвдоры, будь она одна.

«Дерзость? Прекрасно. Стоит вообразить рядом Мод, и моя дерзость расцветет, распустится – пышнее некуда».

Пока конь мерно шагал мимо заколоченных баров и пустых гостиниц, тянувшихся вдоль объездной дороги, Эвдора гадала: каким образом ее родителям вообще удалось познакомиться? Как удалось им пробыть в одной комнате достаточно долго, чтоб породить ее из ничего? Сколько же всяких вещей должно было совпасть, чтобы она появилась на свет… Когда-то, многие годы назад, у Мод тоже была мать, а у Лили с Джейн были отцы. Почему ни у кого вокруг нет и отца и матери разом? Ведь где-нибудь в других частях света наверняка такое бывает! Вот бы на будущий год, прежде чем ее вынудят предстать перед судьей и сделать выбор, выпрыгнуть из вагона с сумкой, полной еды да одежды, и идти, идти, пока новое, самостоятельное путешествие не приведет в приличный город, который покажется ей подходящим местом для жизни… Местом из тех, где родители не разводятся, где нет ни безукоризненной – нигде ни пылинки – чистоты Белладонны, ни мрачных тайн Затерянного Озера. Наверняка такое место где-нибудь да найдется. Должно найтись, непременно должно. Вот только как бы, отправившись в самостоятельное путешествие, вместо одного из уже имеющихся у нее мест не потерять оба разом…

С этой мыслью Эвдора бросила фантазировать о том, на что, вероятнее всего, никогда не решится – особенно одна, без Мод. Конь медленным шагом – нога за ногу, нога за ногу – пересек широкое полотно объездной дороги и подошел к неровному ряду дубов и берез на опушке огромного леса. То самое место, где они с Мод так безбоязненно, самоуверенно, ни о чем не подозревая, вошли в лес впервые… На сей раз Эвдору одолевал испуг и сомнения: теперь она знала об отряде солдат в черной форме, расставленных по укрытиям там, за деревьями, готовых наброситься и схватить любого, посмевшего нарушить запрет. Поколебавшись, она легонько тронула поводья. Конь мягко, спокойно миновал первый ряд деревьев и понес ее в лес. Бледно-серый сумрак северного рассвета тут же сменился бархатной тьмой долгой ночи. Ясное дело: всех солдат у Дена на празднестве быть не могло. Вероятно, примерно такое же их количество осталось в карауле, на посту – или как это там у них еще называется. Ладно. Значит, сегодня придется держаться куда осторожнее, а главное – тише.

Порой Эвдоре казалось, будто деревья крадутся навстречу из непроглядной темноты впереди, а порой – будто незримые узловатые пальцы тянутся к ней, вот-вот вцепятся в волосы, в плечи, в грудь… Однако конь, видевший много лучше нее, не артачился, не паниковал, а уверенно переступал через толстые бревна да кружева бурелома, то и дело преграждавшие извилистый путь. Да и есть ли он впереди, хоть какой-нибудь путь? В тот раз, при свете дня, они с Мод следовали какой-то старой тропой, наполовину заросшей папоротником, а теперь Эвдоре, хочешь не хочешь, во всем пришлось положиться на коня. Самой ей оставалось одно: уворачиваться от низко растущих ветвей да направлять жеребца в более-менее верную сторону.

Счет времени она потеряла. Порой останавливала терпеливого коня, замирала на пару минут, прислушивалась, что происходит вокруг. В темноте, без часов с «ночным», светящимся циферблатом, минута сделалась весьма растяжимым отрезком времени. Вокруг слышалось негромкое дыхание леса, едва уловимый шорох листвы, быстрый топот крохотных лапок в жухлой траве, испытующие, любопытные крики птиц, отзывающихся на оклики пернатых собратьев. А вот какой-то зверь почесался, потерся боком о кору дерева, и Эвдора почувствовала, как конь напрягся, переступил с ноги на ногу и – в этом можно было не сомневаться – в ужасе закатил глаза. Потрепав коня по шее, Эвдора снова тронула поводья и двинулась вперед, знать не зная, что за зверь напугал жеребца, и от души этому радуясь. Оставалось только надеяться, что зверю не вздумается последовать за ней… и тут ей пришла в голову новая мысль: а ведь этот зверь вполне может оказаться человеком. Человеческим существом с автоматическим оружием за спиной. В очках ночного видения, в черной униформе с черным капюшоном. В черных башмаках на резиновой подошве…

Проехав еще футов тридцать, больше не чувствуя себя надежно укрытой тьмой, Эвдора мягко натянула уздечку, остановила коня, перекинула ногу через его спину и беззвучно соскользнула на землю.

Сквозь темноту сочился неяркий, сероватый свет. Эвдора не спеша зашагала вперед, сквозь заросли. На миг ей почудилось, будто деревья растут, выстроившись в ровные шеренги, точно солдаты: стоит лишь оказаться меж двух стройных рядов, и – вот она, у всех на виду. Промчавшаяся высоко над головой вдоль тоненькой ветки белка зацокала, пронзительно заверещала по-беличьи:

– Вижу-вижу! Вижу ее! Вон же, вон там, идиоты!

Эвдора развернулась, точно ужаленная, взглянула назад, и лес в тот же миг, как по команде, принял прежний беспорядочный вид. Тогда она пристально пригляделась к стволам деревьев, к кустам, к свежим росткам, пробивавшимся сквозь серо-зеленый дерн, стараясь увидеть то, чего не могла разглядеть, – настороженные капканы, блеск проволоки, лица солдат, раскрашенные под мох.

– Окей, – пробормотала она себе под нос и повела коня за узду в направлении, показавшемся верным.

Минут через десять упорной ходьбы Эвдора услышала явственный шум: по лесу, не осторожничая, ничего не боясь, двигалась группа людей. Замерев без движения, Эвдора напрягла слух. Похоже, эти люди двигались следом за ней, с той самой стороны, откуда она пришла. Стараясь как можно меньше шуметь, она отвела коня за груду бурелома, за огромный, посеревший ствол сломанного дерева, безжизненно торчавший из частого, как паутина, переплетения сучьев величиною поменьше, сплошь оплетенных стеблями растений-паразитов. Здесь, опустившись на колени, она осторожно выглянула из укрытия. Вскоре на только что покинутую ею прогалинку вышла кучка охранников из отряда самообороны – расслабленных, с оружием за спиной, явно в прекрасном расположении духа. С ленцою протопав мимо, охранники скрылись в зарослях.

Выждав еще пару минут, Эвдора выбралась из-за груды сухих ветвей и снова прислушалась. Шаги удалялись. На ходу охранники то и дело переговаривались между собой, только слов ей было не разобрать. «Хотя это и неважно, – подумала Эвдора. – Радуйся, что от них так легко удалось улизнуть».

С этой мыслью она продолжила путь на север. Конь, дружелюбно посапывая, шел рядом.

Спустя почти час, когда бледное северное солнце поднялось выше, пронзив огромными копьями лучей стену деревьев (заметно зеленее и выше оставшихся позади), Эвдора почувствовала, что земля под ногами становится топкой. Воздух сделался студенее, чище, откуда-то спереди повеяло сыростью. Эвдора потянула коня за поводья, зашагала быстрее, и вот впереди, там, где ничего подобного вроде бы быть не должно, замаячило нечто: неестественные линии, острые углы, коричневые пятна, слишком уж отливающие красным, чтоб оказаться естественными… Еще шаг-другой – и все это слилось в укромное пристанище, в хижину, в лесную избушку. В избушку с темным окном, за которым мерцал огонек, и трубой дровяной печи, торчащей над крышей. Рядом с избушкой был припаркован темно-зеленый грузовичок, пикап, облепленный снизу доверху коркой засохшей грязи.

Казалось, сердце Эвдоры замерло, пропустило удар и только после забилось снова. Пикап этот был ей знаком. Какое-то время она никак не могла сдвинуться с места.

– Стой здесь, – шепнула она коню, бросила повод, пригнулась пониже и, несмотря на объявший ее ужас, тронулась дальше, к задней стене избушки, к мерцающему огоньку за окном.

Нет, этого просто быть не могло, но против очевидного не возразишь. Разумеется, Эвдора не ошибалась. Она прекрасно помнила, как шла к этому грузовичку сквозь порывы студеного ветра, сойдя с поезда и спустившись с платформы. Похоже, с той ночи пикап повидал немало скверной погоды.

Настоящим испытанием мужества стал для нее вопрос, дерзнет ли она выпрямиться настолько, чтоб заглянуть в окно. Семеня по пружинистому ковру погубленной стужей травы, Эвдора только о том и гадала, что будет делать, подобравшись к красно-коричневой стене. А подойдя к ней вплотную, поняла: придется рискнуть, бросить взгляд внутрь. Об ином тень Мод, молчаливая, бесплотная Мод, не желала и слышать. Да. Всего-то одним глазком, на секундочку, заглянуть в эту загадочную полутьму – и вперед, дальше, к новым великим свершениям. Например, к попытке вернуться домой так, чтобы Ден не заметил ее отсутствия.

Очень и очень медленно, сама того не желая, Эвдора выпрямилась и вжалась в дощатую стену рядом с окном. Глубоко вдохнула, и выдохнула, и вновь набрала полную грудь воздуха… и затаила дух. Пора. Начала она с поворота головы, затем повернулась к избушке всем телом, привстала, выставила над краем окна макушку и левый глаз. В избушке, за карточным столом, широкой спиной к ней, сидел Клэнси Манн. Сидел и считал банкноты из тех пачек, что раскладывал по коробкам Ден. Разложив деньги на три стопки, он махнул рукой, маня кого-то к себе. Эвдора снова пригнулась пониже, сосчитала до двадцати, поднялась и рискнула взглянуть в окно еще раз. За стеклом двое солдат в черном, до ушей улыбаясь Клэнси, тянули руки к поданным им деньгам. Похоже, в избушке все были крайне довольны жизнью.

«День выплаты жалованья, – сообразила Эвдора. – Окей, это все, что мне нужно».

Тут охранники отошли от стола, и Эвдора увидела перед собою Мод Манн. Лучезарное великолепие Мод изрядно померкло, лицо искажала гримаса злости. Одета она была в измазанный грязью свитер и джинсы, кулаки глубоко засунула в карманы короткого, свободного кроя пальто с капюшоном, тоже довольно грязного. Как только Эвдоре подумалось, что ни этот свитер, ни жуткого вида пальто Мод не принадлежат, ее некогда дорогая, лучшая в мире подруга подняла голову и взглянула ей прямо в глаза. Эвдора обмерла. Во рту ее разом пересохло.

Мод резко кивнула и бросила взгляд на отца. Тот подал ей пару купюр и махнул рукой, веля убираться. Шагнув назад, Мод покосилась из стороны в сторону, а, видя, что Эвдора не движется с места, нахмурилась злее прежнего и мотнула головой влево. «Линяй отсюда», – явно говорила она, и Эвдора поспешила убраться подальше. Опустилась на четвереньки, поползла так тихо, как только можно передвигаться ползком, и – стоит надеяться, незамеченной – шмыгнула назад, за деревья. А укрывшись в зарослях, заметила, что у дальней стены избушки высится штабель тех самых длинных, узких черных ящиков с поезда – и с ее рейсов, и со всех остальных.

Не слишком владея собой, Эвдора бесцельно побрела прочь от лесной избушки и, наконец, поняла, что деревья вокруг редеют, а земля чавкает, попискивает под ногами. Прямо впереди сверкала, будто расплавленное серебро, зеркальная гладь Затерянного Озера. Эвдора оглянулась назад, убедилась, что конь ее здесь и уходить не намерен, и вновь повернулась к озеру – оно ведь и было главной целью всей этой затеи. На вид озеро казалось очень холодным и очень глубоким, словно огромная каменоломня. Невдалеке справа, на пристани, стоял грузовик. Двое охранников вытаскивали что-то из кузова и складывали на тележку.

Эвдора прищурилась, пытаясь разглядеть, что у них там за груз, однако охранники, заслоняя обзор широкими спинами, покатили тележку по мосткам, тянувшимся от пристани вдаль. Дойдя до конца, они накренили тележку, и что-то черное, соскользнув с нее в воду, мигом ушло на дно.

Этого было довольно, и даже слишком. Большего Эвдоре не требовалось. Спотыкаясь на каждом шагу, она вернулась в лес, подхватила поводья и повела коня подальше – туда, где сможет, ничего не опасаясь, вновь сесть на него верхом. В то время как они брели по лесу, перед глазами Эвдоры снова и снова, точно освещаемое фотовспышкой, возникало изменившееся лицо Мод Манн – лицо помрачневшей, повзрослевшей, погрустневшей, смирившейся Мод Манн, обычной девчонки, такой же, как все остальные. А еще – та непонятная черная штука, скользнувшая в воду и канувшая в глубину, исчезнувшая навсегда…

Теперь Эвдоре было уже все равно, однако удача не изменяла ей до тех пор, пока она не поставила коня в стойло, не вошла в жуткий отцовский дом и незамеченной не пробралась к себе в спальню. Никто не обратил внимания на ее бегство, никто и не думал ее искать. Все работники отца были слишком заняты делом, или слишком мучились с похмелья, чтобы заметить пропажу. По пути к себе Эвдора оставила на полу множество отпечатков грязных подошв, но кто-нибудь наверняка подотрет их, ничего дурного не заподозрив. В конце концов, Затерянное Озеро – городишко вообще довольно грязный.

Кое-как избавившись от множества теплой одежды, Эвдора подошла к зеркалу. В зеркальном стекле отразилась грязь на теле, дикий взгляд, сучки в волосах… казалось, собственное отражение от души возмущается ее проступком.

Рухнув в кровать, Эвдора будто бы освободилась от телесной оболочки, но бестелесность ее ничуть не встревожила. Лишенное тела, ее «я» поднялось над кроватью на фут-другой, и тут она увидела дверь – элегантную, крепкую красную дверь, возникшую перед ней прямо в воздухе. Увидела и поняла, что за этой дверью кроется следующая. Может, побольше, а может, и поменьше, безобразнее или еще элегантнее, но не такая же в точности. А за второй дверью обнаружится третья, а за третьей – четвертая, а за четвертой – пятая… а путешествия, начинающиеся за порогом каждой, изобилуют нищетой и блеском, сокровищами и тленом, и множеством феерических впечатлений, и таким же множеством печалей и горестей. А главное, ей точно было известно: ни одна из этих бессчетных, бесчисленных дверей не приведет ее назад, к первой.