Эту кузен не знал. Хотя не заметить такую было бы трудно. Она была словно нарисована одним росчерком, с головы до пят, точным, четким, а ее пышные волосы, завязанные высоко на макушке и рассыпающиеся по плечам, казались потрясающе тяжелыми. Купальник держался на бедрах за счет тесемок. Наверно, если их развязать, на коже останется четкий след. А уж попа была просто невероятная.

– Да уж… – согласился кузен, который иногда читал мысли.

В конце концов те, что сидели в лодке, отреагировали. Это была явно парочка, парень спортивного вида и его телка, блондинистая до противного. Они быстро привели себя в порядок, спортсмен дернул трос мотора, и лодка, взвыв как миксер, резко повернула на другой галс. В два счета они оказались на берегу. Спортсмен спросил у девиц, все ли в порядке, они ответили, что да. Блондинка же поглядывала на кузенов с таким видом, будто они въехали на мопеде к ней в спальню. Антони заметил, что на спортсмене были кроссовки «Найк Эйр» последней модели. Он даже не потрудился снять их перед тем, как прыгнуть в воду. Спортсмен подошел к ним, девчонки жались позади него. Чувствовалось, что его так и подмывает навести порядок. Кузен встал, не собираясь уступать. Антони тоже.

– Что вы здесь делаете?

– Ничего.

– Вам чего надо?

Ситуация принимала опасный оборот. Спортсмен был, конечно, ниже кузена ростом, но на вид наглый и агрессивный. Этот дела так не оставит. Антони уже сжал кулаки. Но кузен одним словом разрядил ситуацию:

– У вас бумажки не найдется?

Сначала никто не ответил. Антони стоял боком, наклонив голову, так он обычно прятал свой «печальный» глаз. Кузен показал им размокшую пачку сигаретной бумаги.

– Я уронил свои в воду.

– А у вас есть что покурить? – удивился спортсмен.

Кузен вытащил из кармана коробочку из-под пленки «Кодак» и погремел лежавшим внутри шариком шмали. Все вдруг сразу расслабились, особенно спортсмен, и незаметно для себя перемешались. У спортсмена оказалась бумага. Он крайне возбудился.

– Откуда у тебя это? Сейчас ведь ничего не достать.

– У меня еще и травка есть, – сказал кузен. – Вас это интересует?

Еще бы. Две недели назад парни из «зоны» напали на антикриминальную бригаду полиции, после чего легавые в отместку высадили целый десант в несколько квартир башни Дега, проявив при этом хорошую осведомленность. Рассказывали, что за решетку так или иначе попала чуть ли не половина семьи Мерием, и с тех пор травы во всем городе было не сыскать. А в разгар лета это полная засада.

Пришлось изыскивать другие каналы. «Головастики» стали мотаться в Маастрихт и обратно, а кузен придумал свою схему, задействовав бельгийцев из кемпинга. Ему повезло: эти два милых дружка с пирсингом, которые только и знали, что лопать экстази да слушать техно, приехали в Эйанж на две недели как бы в семейный отпуск. Благодаря им из Монса была налажена доставка голландского сканка и марокканского гаша, почти красного цвета, после которого хотелось сидеть, макая печеньки в теплое молоко, и смотреть фильмы с Мэг Райан. Кузен толкал все это в Граппе и окрестностях за двойную цену, по сотне за грамм. Клиенты, конечно, немного побухтели, но решили, что лучше раскошелиться, чем оставаться вообще ни с чем.

Вечером, когда Антони объезжал напоследок на велике свой квартал, через приоткрытые окна чердаков до него то и дело доносился специфический дух этого зелья. Забравшись под самую крышу, пацаны чуть старше его кайфовали, играя в «Street Fighter». А их папаши внизу, на первом этаже, смотрели тем временем по телику ток-шоу и потягивали пивко.

Кузен зажег самокрутку и протянул спортсмену, которого звали Алекс и который становился все симпатичнее. Следующим по очереди был Антони. Он несколько раз затянулся и пустил косяк дальше. Дочку Дюрюпта Антони знал – по имени. Ее отец был врач, а сама она слыла довольно отчаянной. Говорили, в частности, что как-то вечером в субботу она угробила папашин «BMW» третьей серии, что в общем-то неслабо для того, кто и прав-то не имеет. А еще она спала с парнями. Можно себе представить.

Зато вторая девица была совершенно не известная. К тому же она уселась совсем близко к нему. Так, что он разглядел веснушки, пушок на бедрах и капельку пота, сползавшую с пупка до самой резинки ее трусиков.

Кузен свернул сразу еще одну самокрутку, а Алекс купил у него на две сотни сканка. Все уже окончательно расслабились, еле ворочали языками и то и дело бессмысленно смеялись. Девчонки, у которых с собой оказались бутылки воды «Виттель», предложили попить.

– А мы ведь приехали посмотреть на девиц топлес.

– Ерунда это всё. Никто никогда здесь голым не купается.

– Может быть, раньше так было.

– Может, вы хотите, чтобы мы разделись?

Антони повернулся к своей соседке. Вопрос задала она. Необычная девчонка. На первый взгляд она производила впечатление пассивности, какого-то чуть ли не животного безразличия, посмотришь: какая-то грустная, рассеянная, как будто ждет поезд на перроне. И вместе с тем такая прикольная, нахальная, любит повеселиться. Впрочем, она неслабо кайфанула на первом косячке. И пахнет от нее здо́рово.

– Эй, слушайте!

Издали доносился рев мотора, тот же самый, что они слышали только что, с характерным переходом от резкого визга на высоких оборотах к утробному рычанию на низких.

– Это нас ищут.

– Кто?

– Да чуваки из центра.

– Ого, там в этом году крутые парни.

– Да?

– Пожары это их рук дело.

– Да нет, это «головастики».

– А чего это они вас ищут?

– Из-за каноэ. Мы сперли его в центре.

– Серьезно, так вот и сперли?

Они долго еще прикалывались, обкуренные, довольные, чувствуя себя в безопасности. Жара уже спала, и что-то сладкое, запах древесного угля, леса, сухих сосен щекотал им ноздри. Солнце склонялось к закату, заставив умолкнуть насекомых, и теперь был слышен лишь плеск воды в озере, дальний гул автомагистрали, да временами разрывали воздух хлопки двухтактных двигателей. Девушки надели футболки и сняли лифчики купальников. Под тканью угадывались их груди. Сами они не обращали на это никакого внимания, а ребята притворялись, что им тоже на это плевать. Антони в конце концов снял солнечные очки. В какой-то миг он перехватил взгляд своей соседки, которая очевидно пыталась понять, что это за кривая физиономия. В седьмом часу она начала проявлять признаки нетерпения. Наверняка ей пора было возвращаться домой, вот она и нервничала. Она сидела по-турецки почти вплотную к Антони, и ее колено в конце концов коснулось его ноги. Какие они все-таки нежные, эти девчонки, никак к этому не привыкнуть.

Ее звали Стефани Шоссуа.

Это было четырнадцатое лето Антони. Должно же когда-то это начаться.

2

Спрятав каноэ, ребята поехали обратно на великах через лес Пти-Фужере. Антони, как обычно, развлекался, выписывая зигзаги на прерывистой линии посреди шоссе. Эта его привычка бесила кузена. За несколько дней до того они ехали вот так же по берегу неподалеку от складов, и Антони столкнулся нос к носу с «Фольксвагеном»-комби. Тому мужику пришлось резко крутануть руль в сторону. Когда кузен спросил, что он, совсем того, Антони ответил, что ехал по правилам.

– По каким правилам? Ты ехал посередине дороги.

С Антони иногда можно просто спятить. Интересно, сам-то он нормальный?

Но сейчас дорога была пустынной, и ребята быстро крутили педали лицом к солнцу, а за ними гнались только их тени. После дневной жары леса вокруг с облегчением вздохнули, а закат словно начал обратный отсчет. Напоследок спортсмен Алекс предложил им одну штуку. Один его приятель устраивает грандиозную тусовку в доме своих предков. Антони с кузеном тоже могут прийти при желании, но, естественно, не с пустыми руками. Судя по всему, веселье намечалось в одном из больших домов с бассейном. Будет выпивка, девочки, музыка, ночное купание. Антони с кузеном сказали: «О’кей, там будет видно». Но как нелегко дался им этот равнодушный вид!

Дальше – хуже, потому что та самая тусовка проходила в Дремблуа. Все-таки сорок километров на велике туда и обратно. Разве что позаимствовать отцовскую «Ямаху-YZ». Она годами гниет под чехлом в гараже. Хотя об этом даже думать нельзя. Лобовое столкновение с «Фольксвагеном» – это ерунда. А вот когда дело заходило о его старике – тут Антони было не до шуток.

– Он же даже не заметит, делов-то, – уговаривал его кузен.

– Нет, слишком стремно, – отвечал Антони. – Попробуем на велике.

– Да брось ты! Уже семь часов, не успеем.

– Я правда не могу. Он меня уроет, если я возьму его мотоцикл. Ты его не знаешь.

На самом деле кузен знал его даже очень хорошо. Патрик Казати был неплохой мужик, но иногда отпечатка пальца на телике хватало, чтобы привести его в такое состояние, что стыдно было смотреть. Хуже всего было потом, когда он понимал, что произошло. От сознания собственной низости он каменел, смущался и, не умея извиняться, пытался получить прощение, говоря тихим голосом и предлагая вытереть посуду. Мать Антони несколько раз собирала вещи и сбега́ла к сестре. Когда она возвращалась, жизнь начиналась снова как ни в чем не бывало. Но все равно между ними оставалось что-то такое, непроницаемое, что не позволяло говорить о настоящей семейной жизни.

– Там будет твоя подружка, – не унимался кузен. – Надо ехать.

– Какая подружка?

– Да ладно тебе, сам знаешь.

– А-а-а…

Стеф уже была для него вроде мелодии, которая крутится, крутится в голове, доводя вас до сумасшествия. Жизнь Антони перевернулась с ног на голову. Вроде бы ничего не изменилось, а при этом все не так, как раньше. Он страдал; это было здо́рово.

– Клёвая телка, ничего не скажешь.

– Ага.

Кузен прикалывался. Он знал эту его хитрую физиономию, точно так же тот смотрел тогда, в пятом классе, когда Антони запал на Наташу Гласман, девчонку в кикерсах и с глазами разного цвета. Задетый за живое, Антони выпрямился на своем велике. Ему надо было куда-то девать всю эту энергию. Он поехал стоя, вихляясь из стороны в сторону, естественно, посередине дороги.

Кузен жил с матерью и сестрой в узком трехэтажном доме, зажатом с обеих сторон другими строениями, с геранью в окнах и облупившейся штукатуркой на фасаде. Подъехав к дверям, ребята бросили велосипеды на гравии и устремились внутрь. Мать кузена смотрела в гостиной «Форт Бойярд». У нее была привычка врубать телик на полную мощность. При таком звуке старец Фурра обретал величие пророка – довольно неожиданное. Услышав, как они бегом поднимаются по лестнице, она крикнула:

– Разуйтесь сначала!

Понятно, ведь на втором этаже ковровое покрытие. С лестничной площадки Антони заглянул в комнату Карины, сестры кузена. Через приоткрытую дверь он разглядел сидевшую на полу фигурку, вытянутые ноги в мини-шортах. Это была Ванесса. Тут же раздалось злобное шипение: «Сопля, задрот малолетний, вали отсюда!» Карине было восемнадцать, и она все время проводила со своей лучшей подругой, шестнадцатилетней Ванессой Леонар, сплетничая, ни фига не делая и воображая разные печальные любовные истории. Летом к этим занятиям добавлялось загорание с голыми сиськами в саду у Леонаров. Время от времени в сад неожиданно наведывался папаша Ванессы. Девчонки хихикали, но Ванесса считала, что это все же довольно-таки гнусно. Зато им было невдомек, что Антони, живший в том же коттеджном поселке, подглядывал иногда за ними из-за кустов бирючины. Вот змеюки, Антони до смешного их боялся. Он ретировался, не дожидаясь, пока они примутся за него всерьез и перейдут к физическому воздействию. Такое уже бывало. С ними шутки плохи.

Войдя к кузену, он сразу рухнул на кровать. Комната находилась под самой крышей, и, несмотря на наличие вентилятора, в ней было жарко, как в преисподней. На стенах – полки с видеокассетами, несколько фотографий из «Спасателей Малибу» и постер с Брюсом Ли. Плюс огромный телик в корпусе под дерево, видеомагнитофон с четырьмя головками, пустой аквариум, в котором недолгое время жил питон-неврастеник. По углам – грязные носки, мотожурналы, пустые пивные банки, бейсбольная бита. Кузен уже сворачивал косяк.

– Вот блин…

– Ага…

– Чего делать будем?

– Не знаю.

Какое-то время они просто курили по очереди, ничего не делая, только думая. Вентилятор разгонял по комнате дым, а они, потные, с раздражением глядели друг на друга.

– В кои-то веки есть план на вечер.

– Ага, мой предок меня размажет, если я только дотронусь до его байка.

– А ты девчонку видел? Серьезно?

– Говорю тебе, нельзя.

Антони злился. Кузен умел достать.

– Чем ты рискуешь, в худшем случае? Серьезно, девять шансов из десяти, что он ничего никогда не заметит. Да она ему на хрен не нужна, эта рухлядь.

В этом была доля правды. Отец не хотел больше слышать об этом мотоцикле. Слишком много воспоминаний было с ним связано, мотоцикл напоминал ему о том, от чего он отказался когда-то, о чем-то, что походило на свободу. Правда, это ничего не меняло в том, что касалось запрета прикасаться к нему, даже наоборот. Антони машинально поднес руку к правому веку. В глаз попало немного дыма.

– Чего ты хочешь? – спросил кузен.

– То есть?

– Ты и с девчонкой-то никогда не был.

– Был!

– Ну да, конечно, это все та же история про заднее сиденье автобуса. И еще эта дочка Гласмана, ты два года парил нам мозги. А в результате ни хрена.

У Антони перехватило горло. Об этой девчонке он думал, не переставая, с первого класса средней школы до конца пятого. В классе он всегда старался держаться поближе к ней. На физкультуре все время искал ее глазами, и взгляд у него при этом был, как у побитой собаки. У него были кассеты, записанные в ее честь, собранные из песен, которые он слушал по радио: «Scorpions», Балавуан, Джонни. Он дошел даже до того, что стал крутиться у ее дома на велике. В результате он так и не решился спросить ее, не хочет ли она с ним гулять. В конце концов ее склеил Сирил Медране, сын препода по математике. Антони хотел набить ему морду, но ограничился тем, что стырил его рюкзак и выбросил в Энну. Теперь у него уже все прошло, она была просто сучка.

– Ладно…

Кузен сделал последнюю затяжку, затушил окурок и врубил «Мега-Драйв». Ну вот, приехали. Антони чуть не плакал.

– Ну блин…

Он вскочил с кровати, выбежал из комнаты и, прыгая через две ступеньки, одним махом спустился по лестнице. Хорошенькая перспектива – еще один вечер играть до посинения в «Ежа Соника», а кто-то в это время будет пить, клеить девчонок и целоваться с ними взасос. Лучше уж рискнуть. Он вскочил на велик и понесся прочь. Решено. В конце улицы он увидел кузину, которая возвращалась вместе с Ванессой от Дерша с сумками, набитыми бутылками с пивом. Он притормозил. Они стояли поперек дороги. Он слез с велосипеда.

– Ты куда?

– Спешишь?

– Эй, смотри на меня, когда я с тобой разговариваю.

Ванесса взяла его за подбородок. У них с кузиной были одинаковые прически: длинные волосы распущены, а одна прядь зачесана назад и заколота заколкой. Обе были в майках, мини-шортах, вьетнамках и пахли кокосовым маслом. На щиколотке у Ванессы поблескивала золотая цепочка. Антони заметил, что на кузине нет бюстгальтера. А размер у нее 95D. Он знал точно, потому что рылся у нее в комнате, когда ее не было дома.

– Ну так куда ты едешь? – снова спросила Ванесса, зажав ногами колесо велосипеда, чтобы не дать ему улизнуть.

– Домой.

– Уже?

– А что так?

– Выпить не хочешь?

– Куда это ты смотришь?

– Никуда…

Антони почувствовал, что краснеет. Он снова опустил глаза.

– Ну ты и извращенец. Показать, как я загорела?

И Ванесса показала ему более светлую кожу на бедре. Антони отступил назад, чтобы высвободить колесо.

– Мне надо ехать.

– Слушай, кончай. Что ты тут педика из себя строишь?

Кузина уже успела открыть бутылку и теперь потешалась у нее за спиной. Но она все-таки поспешила ему на помощь.

– Ладно, хватит. Оставь его в покое.

Она сделала еще глоток, на подбородке у нее блестело пиво. Антони снова попытался высвободиться, но Ванесса его не отпускала. Она стала кривляться.

– Антони.

Она протянула руку к его щеке, и мальчик почувствовал прикосновение ее ладони. Кожа у девушки была на удивление прохладной. Особенно кончики пальцев. Она улыбнулась ему. Он чувствовал себя полным дураком. Она расхохоталась.

– Ладно, катись!

Он рванул с места.

Спиной он ощущал их взгляды и при повороте на улицу Клеман-Адер даже не притормозил. Совершенно безлюдная в этот час улица круто спускалась к центру города. Небо на горизонте окрасилось в преувеличенно яркие цвета. Антони был как пьяный и, выпустив руль, раскинул руки. Его майка билась на ветру от бешеной скорости. На секунду он закрыл глаза, слушая свист ветра в ушах. Он несся как сумасшедший по полумертвому, странно скроенному городу, выстроенному на косогоре и под мостом. Его била дрожь, и он был до безобразия молодой.

3

Смех папаши Грандеманжа Антони узнал сразу. Соседи, должно быть, пили с предками аперитив на террасе. Он сделал крюк, чтобы к ним подъехать. Дом Казати был построен очень просто, вокруг не было ничего, только полузасохшая лужайка, шуршавшая под ногами, как мятая бумага. Отец, которому невмоготу уже было ухаживать за участком и косить траву, полностью перешел на гербициды. Теперь он мог со спокойной совестью смотреть по воскресеньям «Гран-при». Это было единственное или почти единственное, что радовало его сердце, не считая фильмов с Клинтом Иствудом и «Пушек острова Наварон». У Антони с отцом было мало общего, но их сближало хотя бы это: телик, механические виды спорта, фильмы про войну. Когда они сидели в полумраке гостиной, каждый в своем углу, это были моменты наибольшей близости, которую они себе позволяли.

В течение всей жизни родители Антони лелеяли мечту «построиться», заиметь «хижину», и худо-бедно у них это получилось. Через каких-то двадцать лет они выплатят кредит и станут полноправными домовладельцами. Стены из гипсокартона, двускатная крыша, как обычно строят в регионах, где полгода идут дожди. Электрическое отопление давало минимум тепла и огромные счета на оплату. А еще в доме были две спальни, встроенная кухня, кожаный диван и сервант с люневильской фаянсовой посудой^[4]. Большей частью Антони чувствовал там себя дома.

– Гляди-ка, а вот и наш красавчик.

Эвелин Грандеманж первой заметила Антони. Она знала его еще совсем маленьким. Он даже первые шаги сделал на дорожке перед их домом.

– Как подумаю, что он сделал свой первый шаг на нашей дорожке…

Ее муж кивнул. Коттеджному поселку Ла Грапп исполнилось уже больше пятнадцати лет. Жили там как в деревне, или почти так. Отец Антони взглянул на часы.

– И где ты был?

Антони ответил, что провел весь день с кузеном.

– Я заезжал сегодня к Шмидтам, – сказал отец.

– Я там все закончил…

– Да, но ты забыл перчатки. Иди сюда, садись.

Взрослые сидели на складных стульях вокруг пластмассового садового столика. Все баловались пивком, и только Эвелин пила портвейн.

– От тебя пахнет тиной, – заметила Элен, мать Антони.

– Мы купались.

– Я думала, что ты брезгуешь. Смотри, покроешься весь прыщами. Там же полно сточных вод.

Отец заметил, что он от этого не умрет.

– Сходи лучше себе за стулом, – сказала мать.

Папаша Грандеманж похлопал себя ладонью по ляжке, в шутку предлагая Антони сесть к нему на колени.

– Давай, не стесняйся, не упадешь.

Это был двухметровый детина с огромными, жесткими, как деревяшки, ручищами, на которых недоставало трех фаланг. На охоту он ходил с особым ружьем, позволявшим ему нажимать на курок безымянным пальцем. К тому же он был неисправимый остряк, правда, над его остротами мало кто смеялся. Антони знал кучу людей, которые шутили вот так же, больше из вежливости.

– Я все равно не останусь.

– А куда это ты собрался?

Антони повернулся к отцу. Лицо у того вдруг стало жестким, матовая кожа натянулась. Красиво.

– Завтра же суббота, – ответил Антони.

– Да оставь ты его, у него каникулы.