Цитаты из книг автора «Николаус Вахсман»

Чтобы еще больше успокоить обреченных, ту же историю в общих чертах повторяли заключенные из зондеркоманды, хорошо понимавшие, что ослушание грозит им гибелью (летом 1943 года заключенный из зондеркоманды, сказавший молодой женщине, что ее сейчас отравят газом, был заживо сожжен перед своими товарищами). Мучимые беспомощностью, заключенные зондеркоманды считали, что, сказав правду, они лишь усугубят страдания жертв[1796]. «Все, что мы говорили, было ложью, – сказал один из них интервьюеру после войны. – Я старался никогда не смотреть в глаза [людям], чтобы они не догадались»

(летом 1943 года заключенный из зондеркоманды, сказавший молодой женщине, что ее сейчас отравят газом, был заживо сожжен перед своими товарищами).

Еще один миф – также связанный с Освенцимом как фабрикой смерти – об абсолютно пассивных жертвах[1794]. Согласно ему, обреченные предстают некими апатичными объектами, дрейфующими навстречу смерти, не нарушая устойчивого хода промышленного конвейера массового убийства. Подобный взгляд в заостренной форме выразил психолог Беттельгейм, сам прошедший через довоенные концлагеря (проведя в Дахау и Бухенвальде около года – с июня 1938 по май 1939 года). В короткой статье, написанной в 1960 году и вызывающей споры десятилетия спустя, он развернул тотальную атаку на жертв: европейские евреи сначала отказались от воли к жизни, а затем «словно лемминги» добровольно двинулись «в газовые камеры»[1795].

В Освенциме комендант Рудольф Хёсс наблюдал за агонией советских солдат, как ученый-антрополог, будто бы со стороны. «Они перестали быть человеческими существами, – писал он в 1946 году. – Они превратились в животных, охотившихся исключительно за пищей». Некоторые лагерные эсэсовцы забавлялись, бросая в барак военнопленных хлеб, и наблюдали, как те, обезумев, сражаются за каждый кусок

Как летчики люфтваффе гордились количеством сбитых самолетов противника, так и эсэсовские лагерные палачи кичились числом убитых лично ими комиссаров[1569]. Кое-кто из эсэсовцев демонстрировал якобы присущее им хладнокровие, глумясь над мертвыми. Их юмор переходил все мыслимые границы. Однажды на

Дым и смрад быстро распространялись за пределы лагеря, всполошив местное население Ораниенбурга. Жители шептались об убийствах, а детишки посмелее даже подходили к эсэсовцам на улице и осведомлялись, когда снова будут жечь русских

Делая вид, что проводит краткий медицинский осмотр, он на самом деле убеждался, есть ли у заключенного золотые коронки; тех, у кого они были, отмечали крестиком (еще один прием, заимствованный у палачей «эвтаназии»). Затем заключенного просили пройти в смежную комнату с распылителем душа на потолке. Эсэсовец приказывал заключенному встать спиной к ростомеру у стены. В линейке ростомера была проделана узкая щель, позволявшая другому эсэсовцу, находившемуся в крохотном чуланчике за перегородкой, нацелить пистолет прямо в шею узника. Когда тот прижимал голову к линейке ростомера, убийца по сигналу спускал курок. Судя по зияющим отверстиям в черепах погибших, эсэсовцы применяли специальные разрывные пули.

По примеру «акции 14f13» лагерные эсэсовцы до самого конца держали свои жертвы в неведении. Эсэсовцы убеждали заключенных, что после медицинского обследования их переведут в лучшее место. Но жертв отправляли на смерть. Внутри барака было отделено помещение, в котором по приказу эсэсовцев все заключенные раздевались, затем их по одному заводили в соседнее помещение поменьше, обставленное как кабинет врача; реквизитом служили медицинские инструменты и анатомические схемы. Здесь их дожидался одетый в белый халат изображавший врача эсэсовец.

В центре бойни был Заксенхаузен: за два месяца с начала сентября по конец октября 1941 года эсэсовцы казнили 9 тысяч советских военнопленных, то есть намного больше, чем в любом другом концлагере

В ноябре 1941 года один немецкий учитель записал в своем дневнике, что слышал о прибытии русских в Нойенгамме: «Они были настолько истощены, что некоторые из них буквально падали из грузовика и, шатаясь, плелись к баракам»