Вышеизложенное послужило причиной тому, что в течение двадцати одного года, прошедших с момента знакомства с Ансольмом, я провел тысячи нагреваний (но никогда с кровью, поскольку это было бы преступно и отвратительно). К тому же я нашел в книге, что философы называли кровью минеральный дух, присутствующий в металлах, в основном в Солнце, Луне и Меркурии, к соединению которых я всегда стремился; к тому же интерпретации Ансольма производили на меня впечатление скорее хитроумных, нежели правдивых. Так, не наблюдая в своей работе признаков описанных в книге этапов, я вынужден был каждый раз начинать все заново. В конце концов, потеряв всякую надежду когда-либо понять истинное значение фигур, я поклялся Господу и Святому Иакову Галисийскому, что отправлюсь на поиски Иудея духовного звания из тех, кто служит в синагогах Испании, который бы смог помочь мне в этом деле.

Итак, я получил согласие Пернелль, взял с собой выдержки из книги, а также накидку и посох пилигрима, другими словами, привел себя в соответствие с тем, как я изобразил себя на упомянутой Арке вместе с Иероглифическими фигурами на Кладбище невинных, где я также изобразил по обе стороны стены процессию, порядок которой представляет все цвета Камня, от начала и до конца, и надпись на французском, гласящую:

Сия процессия радует Господа,

Если осуществляется с истинной верой.

(Надпись эта представляет собой начало книги Царя Геракла^[35], которая называется книгой радуги и описывает цвета Камня. В ней говорится: «Operis processio multum Naturae placet, e.t.c.»^[36]; надпись эту я поместил для мудрых книжников, которые уловят аллюзию.) Снарядившись описанным образом, я отправился в путь. Преодолев немалое расстояние, я достиг Монжуа, а затем и Сен-Жак^[37], и, таким образом, с Божьей помощью исполнил свой обет. На обратном пути, остановившись в Леоне, я встретился с неким купцом из Болоньи, который, в свою очередь, познакомил меня с врачом, евреем по национальности, но христианином по вере, остановившимся в упомянутом городе; он был весьма высоко квалифицирован во многих сложных науках, и звали его мэтр Канчес. Как только я показал ему фигуры, которые были у меня с собой, он немедленно стал расспрашивать о судьбе книги, из которой они были скопированы, не скрывая своей радости и удивления. Я ответил ему на латыни, на языке, который был понятен нам обоим, что у меня есть самые хорошие новости касательно этой книги и я ищу человека, который бы мог расшифровать ее Тайные символы. Не медля ни минуты, он с большим воодушевлением и подъемом стал разъяснять все с самого начала. Итак, избегая чрезмерного многословия, скажу лишь, что он был весьма удовлетворен новостью, которую я сообщил ему о местонахождении манускрипта, а я, в свою очередь, с удовлетворением слушал его разъяснения (конечно же, он многое знал об этой книге, но лишь как о вещи, по его мнению, безвозвратно утерянной). Мы продолжили наше путешествие, направившись из Леона в Овьедо, а затем в Сансон, где пересели на морской транспорт, чтобы добраться до Франции. Наш вояж был вполне счастливым, и к моменту возвращения во французское королевство мой спутник весьма достоверно интерпретировал большую часть моих фигур, где, как оказалось, даже в самых малых и незначительных вещах скрываются большие тайны (что я нашел весьма замечательным); однако, когда мы достигли Орлеана, этот ученый человек тяжело заболел, его окончательно замучила рвота, преследовавшая мэтра еще с того момента, когда он почувствовал признаки морской болезни во время нашего плавания; он опасался, что я оставлю его одного, причем опасения его были столь сильны, что он не мог более ни о чем думать. Хотя я всегда был рядом, он непрестанно просил меня не покидать его; в конце концов, он умер на исходе седьмого дня болезни, что ввергло меня в несказанную печаль. Я похоронил его, как мог, в церкви Сен-Круа в Орлеане, где он покоится до сих пор. Да примет Господь его душу, ибо он умер добрым христианином. Конечно же, если смерть мне не помешает, я буду выплачивать этой церкви небольшую ренту, чтобы за упокой души мэтра Канчеса там служили ежедневную мессу.

Тот, кому хотелось бы увидеть мое возвращение и радость Пернелль, может лицезреть нас обоих в городе Париже, над входом в церковь Се-Жак-де-ля-Бушери, где мы изображены подле моего дома: я у ног святого Иакова Галисийского, воздающий ему хвалу, и Пернелль, воздевшая руки к Святому Иоанну, которого она часто призывала. Итак, милостью Божьей и при содействии Пречистой Святой Девы, а также благословенных Святых Иакова и Иоанна я узнал все, что я желал, то есть изначальные принципы делания, но все же не Первое приготовление^[38], которое является одной из самых трудных вещей на свете. Но в конце концов я справился и с этим, после почти трех лет проб и ошибок, в течение которых я только и делал, что учился и трудился, в точности как вы видите это на вышеописанной арке (там, где я поместил меж двух ее колонн изображение процессии, под святыми Иоанном и Иаковом), на которой я запечатлен молящимся Господу, с четками в руках, внимательно читающим книгу, обдумывающим слова философов, а затем проделывающим различные операции, которые были измыслены мной на основании их слов. Наконец, я нашел то, что искал, я узнал это сразу же по сильному запаху. Имея нужное вещество, я легко завершил магистерий, потому что, зная приготовление Первичных агентов и следуя каждой букве моей книге, я не мог потерпеть неудачу, даже если бы захотел.

Итак, я в первый раз осуществил проекцию, используя Меркурий^[39], полфунта которого, или около того, я превратил в чистое серебро, лучшее, чем то, что добывают в шахтах: я сам проверял пробу, причем неоднократно. Произошло это 17-го января, в понедельник, около полудня, в моем доме; при этом присутствовала только Пернелль; был год от спасения человечества одна тысяча триста восемьдесят второй. В дальнейшем, следуя в точности рекомендациям моей книги, я совершил проекцию красного Камня на примерно такое же количество Меркурия, опять в присутствии лишь Пернелль, в том же месте, 25-го апреля того же года; металл превратился почти в равное количество чистого золота, несомненно, лучшего качества, чем обычное, более мягкого и ковкого.

Церковь Сен-Жак-де-ла-Бушери.

Автор – Манессон Малле. 1702 г.

Я описываю все, как было: я проделал это троекратно при содействии Пернелль, которая научилась разбираться в этом деле не хуже, чем я, потому что помогала мне во всех операциях, и если бы она вдруг захотела самостоятельно повторить магистерий, она, без сомнений, добилась бы цели. Одного успешного завершения делания, конечно же, достаточно, но я испытывал огромное удовольствие, наблюдая в философском сосуде чудесные дела Природы. Дабы дать понять, что я совершил магистерий трижды, я изобразил на упомянутой арке (только для тех, кто сможет узнать их) три печи, сходные с теми, какие используются для наших операций^[40]. Долгое время я боялся, что Пернелль не сможет скрыть своей неуемной радости и блаженства, которые вполне были сравнимы с моими, и проболтается своим родителям о нашем великом сокровище, потому что большая радость ослабляет разум ничуть не меньше, чем большое горе; но Божье благословение одарило меня счастьем иметь жену не только целомудренную, но и умную. Она, обладая здравым смыслом, и поступки совершала, с ним сообразующиеся, будучи скромной и сдержанной гораздо более других женщин. Кроме того, она была очень набожна; посему, не имея детей и будучи уже в летах, она, как и я, все чаще думала о Боге и делах богоугодных.

К моменту, когда я сел писать эти комментарии на исходе 1413 г., после кончины моей верной супруги, о которой буду скорбеть во все дни отпущенной мне жизни, мы с ней основали и поддержали денежными средствами четырнадцать больниц в нашем городе Париже; построили, начиная с основания, три церкви, помогли деньгами и ценными дарами семи другим церквям, привели в порядок прилегающие к ним кладбища, не считая того, что мы сделали в Болонье (а сделано там ничуть не меньше). Я не говорю о том, как мы помогали беднякам, в особенности бедным вдовам и сиротам; я не могу назвать их фамилий и в чем именно заключалась моя помощь, потому что в этом случае не только награда моя была бы получена на земле, но и потому что я вызвал бы неудовольствие этих достойных людей (коих благословил Господь), а этого мне хотелось бы менее всего.

Построив все эти церкви, больницы и кладбища в нашем городе, я решил достоверно изобразить на четвертой арке Кладбища невинных, если войти в него через большие ворота на улице Сен-Дени и свернуть направо, наиболее важные секреты Искусства, все же скрыв их под покровом Иероглифических фигур, повторяющих те, что встретились мне в богато украшенной книге Авраама Еврея, и которые позволяют представить две вещи вместо одной, в зависимости от способностей и знаний наблюдателя: во-первых, несомненно, мистерии нашего грядущего Воскресения в день Суда и пришествия Господа Иисуса (да проявит он свою милость), то есть вполне подходящий сюжет для места упокоения, и, во-вторых, для интересующихся натурфилософией, все основные принципы и операции Великого делания. Эти Иероглифические фигуры служат своего рода двумя стезями, ведущими в жизнь небесную; один путь, более открытый, учит святым мистериям нашего спасения (как я покажу это в дальнейшем), другой же учит людей пониманию того, чем является Камень, то есть учит истинному деланию, которое, будучи завершенным, меняет человека в лучшую сторону, уничтожая в нем корень всякого греха (каковой есть алчность), делая его щедрым, кротким, набожным, религиозным, богобоязненным, и насколько плох он был до этого, настолько теперь поразят его милость и доброта, переданные ему Господом, а также дела Его чудесные и непревзойденные.

Таковы причины, подвигнувшие меня поместить изображения именно таким образом, именно в этом месте, на кладбище, поскольку если уж человеку выпадет счастье завоевать это бесценное сокровище и он станет обладателем Золотого руна^[41], то он поступит так же, как я, и не станет дар Божий зарывать в землю, покупая поместья и умножая имущество, каковые есть тщета мира, но напротив, станет трудиться на благо ближнего и будет помнить, что он нашел разгадку этой тайны среди праха, которым и сам вскорости станет, и что по окончании этой преходящей жизни он должен будет дать отчет перед справедливым и грозным Судьей, который не упустит ни одного слова, произнесенного всуе или в порыве тщеславия. Тот же, кто хорошо взвесит мои слова, хорошенько изучит и поймет мои фигуры (зная, кроме того, первичные принципы и первичные агенты, потому что среди этих фигур и комментариев к ним он не найдет их описания), и завершит к славе Божьей магистерий Гермеса, пусть не забывает Католическую церковь, Апостолическую и Римскую, а также другие церкви, кладбища и больницы, в особенности же Церковь невинных в нашем городе, на кладбище которого можно увидеть изображенными доказательства истинности доктрины; кошелек его втайне всегда должен быть открыт для бедных, отчаявшихся, беззащитных вдов и покинутых сирот. Да будет так.