– Пора… Все правильно, все так. Ему снова пора прийти. И надеялась я напрасно. Пора наступила: ты появилась, значит, и он скоро появится. – Старуха ухватила Аню за рукав, словно боялась, что она сбежит.

– Кто появится? Я тороплюсь. Мне нужно идти. Пустите. – Аня попыталась выдернуть руку.

– Никуда тебе не нужно, милая. Ничего тебя там хорошего не ждет, в твоей квартире. Пойдем-ка лучше ко мне, я тебе кое-что расскажу. И покажу. – Старуха потянула ее к свой двери. – Чайку попьем, поговорим.

– Нет, нет, спасибо, я и так уже очень задержалась. Извините, может быть, в другой раз.

– В другой раз? – Женщина засмеялась неприятным, каркающим смехом. – До следующего раза ты можешь и не дожить. Изверга ведь так и не нашли. Как знать, не придет ли он снова? А он наверняка придет, все сходится.

– Какого изверга? Что сходится? – Аня в ужасе смотрела на старуху.

– Они занимали весь верхний этаж, Семеновы, а ты так похожа на Наташечку, на дочку их, очень похожа. Изверг снова придет, не может не прийти.

– Кто занимал весь верхний этаж? Никто не мог занимать весь верхний этаж, дом только заселяется, а раньше здесь было какое-то учреждение, никто не жил. И вы… откуда вы можете знать… Вы разве давно здесь… Да нет, давно вы не можете, только два месяца назад дом стал заселяться.

– Я жила здесь всегда. Этот дом – мой.

Сумасшедшая, просто выжившая из ума старуха. И не надо ни о чем ее спрашивать. Резким движением вырвать руку и убежать к себе, за сумкой потом Ирину послать.

– Но беда вся в том, что на Наташечку ты похожа как две капли воды. Если бы я сама тело ее, душегубом истерзанное, тогда не видела, подумала бы… А крови-то, крови сколько было! Они весь верхний этаж занимали, Семеновы. Наташечку в квартире нашли. Она ведь почти никуда не выходила, все дома сидела.

– Какая Наташечка? – Вырвать руку и ни о чем не спрашивать.

– Девочка, душегубом растерзанная, Наташа Семенова. Изверга не нашли. Он снова придет. Ты ведь похожа-то, господи! Как две капли воды. Пойдем ко мне, выпьем чайку, я тебе покажу Наташечку. Фотография старая, но разобрать можно.

– Да отпустите вы мою руку! И… и прекратите нести этот бред! – Аня вырвала руку и ухватилась за сумку, как за спасение. Нужно уйти и не слушать. Сумасшедшая бабка! Откуда она вообще здесь взялась? Квартиры дорогие, элитный дом, а эта… Наверняка чья-то мать. Или бабушка.

Чертова старуха.

– Нет, голубушка, это не бред. Вот ты вся дрожишь, значит, и сама не веришь, что бред.

– Но что же тогда? И не дрожу я вовсе, а просто…

– И побледнела как. – Старуха снова ухватила ее за рукав куртки.

– Да ничего я не побледнела, а просто… Ну хорошо. Вы хотите сказать, что в нашей квартире, то есть в квартире, которая теперь наша, произошло когда-то убийство?

– Убийство. – Старуха всхлипнула и закивала головой часто-часто. – Никто не видел, как он входил. Его вообще никто не видел. И, как Наташечка кричала, никто не слышал. А ведь она должна была кричать: все тело изверг ее искромсал, на куски порезал. Он еще придет. За тобой придет. Его Наташечка пошлет, ей без подружки скучно.

– Но что же мне делать?

– Уезжать. А новоселья не надо. Это квартира Наташечки.

Старуха наконец выпустила Анин рукав, повернулась и пошла к своей квартире. Хлопнула дверь, лязгнул замок – заперлась. До следующего раза. Теперь, конечно, она не даст ей покоя, изведет своими бредовыми сказками. Да ей ведь уже и теперь страшно.

А Кирилл уезжает. Оставляет ее один на один с сумасшедшей старухой.

А она сумасшедшая, это же ясно.

Или не сумасшедшая?

Нет, сумасшедшая. И все, что она говорила, – бред один.

Или не бред? Может, действительно… в их квартире…

Нет, этого быть не может. Никто до них там не жил, разве что…

Разве что в этом самом девятнадцатом веке, когда был построен их памятник архитектуры, будь он неладен. Но ведь тогда старуха не могла жить.

Или могла?

«Я жила здесь всегда».

Бред какой-то! Ну можно ли верить этому бреду?

Конечно, нельзя! Но…

Аня подняла сумку и тележку со ступенек и оглянулась на дверь, за которой скрылась старуха (наверняка она стоит там и прислушивается). Настроение окончательно испортилось. Новоселье, которое и так-то не радовало, и отъезд Кирилла, который и так воспринимался как катастрофа, теперь представлялись ей прелюдией к кошмару и ужасу.

Зачем, зачем они переехали в этот чертов дом? Зачем переехали накануне его отъезда? Как только Кирилл улетит в Америку, все и начнется.

Да нет, все уже началось.

Аня поднялась по ступенькам и остановилась у своей квартиры.

Ну вот, ей уже не хочется туда входить. Страшно и… А ведь там Ирина. И день. И Кирилл скоро с работы вернется. А вечером вообще толпа народа соберется. Что же будет, когда она останется одна, маленькая, несчастная, запуганная черной старухой Аня?

Нужно рассказать все Кириллу. Попросить, чтобы не уезжал.

Нельзя просить, нельзя ни о чем рассказывать. И так ее все дурой считают, маленькой, бесполезной дурочкой. А тут еще окажется, что дурочка сбрендила. То-то Раиса Михайловна обрадуется. И все они обрадуются, все друзья и знакомые Кирилла. Даже Ирина, и та обрадуется. Нет, нельзя просить, нельзя рассказывать.

Но как же прожить три недели в этой квартире без Кирилла?

Изверг снова придет. Изверг вернется. Все сходится.

Надо было принять предложение. Надо было пойти к ней на чай. И все узнать поподробней. И на Наташечку эту посмотреть: действительно ли она на нее похожа.

Сумасшествие заразительно. Нет никакой Наташечки, нет никакого изверга. Нет и не может быть!

Аня решительно позвонила в дверь. Открывать своим ключом она не стала. Ей почему-то представилось, что именно так в квартиру попал убийца: тихонько, чтобы не скрежетал замок, вставил ключ, повернул его и вошел… Может, ключ, который лежит у нее в кармане, тот самый, которым воспользовался убийца. Неизвестно ведь, когда это убийство произошло, а если недавно? Замок в двери только один, и нет следов, что его переставляли.

– Где ты так долго? – Ирина встретила ее с мокрой тряпкой в руках. – Я уже все ваши посудо-хрустальные коробки разобрать успела, книги в библиотеку перенесла, теперь вот пыль вытираю… Что-то случилось? – Она внимательно посмотрела на Аню. – Да на тебе просто лица нет. Что с тобой? Кошелек, что ли, в магазине увели?

– Н-нет… я… – Аня шагнула в свою страшную новую квартиру. Хорошо, что здесь Ирина, одна она ни за что не решилась бы войти.

– Но ведь что-то произошло, я вижу. – Ирина бросила тряпку и взяла Аню за плечи – сумка больно прижалась к ногам, и тележка впилась в бедро.

– Нет, ничего, все нормально. – На глаза навернулись слезы. Аня высвободилась от Ирины, поставила сумку и отвернулась. Присев на корточки, долго развязывала кроссовки. Нужно взять себя в руки и успокоиться, нельзя про старуху рассказывать: Кирилл все равно улетит, а Ирина…

– Ну точно, кошелек увели! Сколько там у тебя было? Много?

– Да нет же! Ничего у меня не увели. – Кроссовка никак не развязывалась, шнурок запутался узлом. Слезы закапали на пол. Аня всхлипнула и дернула изо всех сил шнурок.

– Анют, эй! Ты чего? – Ирина присела на корточки рядом с ней. – Ты плачешь? Анютка, ну что с тобой? – Она обняла ее и прижала к себе, как тогда, в спальне, Кирилл. – Ну расскажи, что случилось?

– Я… я не… Нет, ничего, ничего, просто… Кирилл уезжает. Я никогда… мы никогда так надолго… Да ерунда, я сейчас успокоюсь, что-то нашло на меня.

– Так ты из-за Кирюши? Господи, Анечка, совсем ты малышка. Ну кто же так по мужу убивается? Не навек же он уезжает. Через две недели вернется.

– Не через две, через три.

– Ну… какая разница? Через три.

– Очень большая разница. И потом… Я никогда, никогда… Я… – Аня заплакала в голос. – Я без него не смогу.

– Да брось! Нашла из-за чего расстраиваться. Взрослей нужно быть. Совсем ты ребенок. А хочешь, мы с тобой без него гульнем? Нет, в самом деле, это идея. Действительно, чего тебе все в квартире киснуть? Только дом и Кирилл, ничего-то ты больше не видишь. А мы с тобой вот возьмем и кутнем на всю катушку.

– То есть как кутнем?

– Ну, в гости к кому-нибудь сходим.

– В гости? К кому? Без Кирилла? Я не хочу без Кирилла.

– Да в том-то и суть, что без Кирилла. Развлечемся, развеемся. Ну что ты как маленькая?

– Нет, я не хочу.

Как может Ирина предлагать ей такое? Это же… Да она в сговоре с Раисой Михайловной. Хочет рассорить ее с Кириллом, хочет подсунуть ей мальчика в пару…

Нет, вряд ли они в сговоре. Да и Раиса Михайловна все же не стала бы так прямолинейно действовать. Просто Ирина хочет ее утешить и… развеять. С ее точки зрения в этом нет ничего такого. У нее самой чуть ли не каждую неделю новая любовь. Правда, все неудачные… Но… это ведь не ее вина, просто ей не везет в личной жизни.

Она добрая и хорошая, она хочет утешить.

Она добрая и взрослая, она может утешить.

Надо ей рассказать про старуху. Только ей рассказать. И попросить, чтобы Кириллу ни слова. Потому что… Нельзя, чтобы он не летел в Америку. Это подло и плохо. А Ирине рассказать можно. И нужно. Нужно выговориться. Иначе… Иначе она все равно не выдержит и расскажет Кириллу, а этого делать нельзя. Кирилл должен лететь.

Кирилл улетит, и все кончится.

Нет, начнется. Кошмар.

Он уже начался.

– Аня, ну что ты опять плачешь? Не хочешь так не хочешь. Я же только предложила.

– Я… Я не то, я не то… Ты не знаешь, кто жил здесь до нас?

– Где жил?

– В этой квартире?

– Никто, насколько я знаю. А почему ты спрашиваешь?

– Я… Мне страшно… Я не смогу, не смогу…

Всхлипывая и вытирая рукой мокрое лицо (платок лежал в том же кармане, что и ключ, и потому воспользоваться им она просто физически не могла), Аня рассказала про старуху и про то, что та ей говорила. Она очень надеялась, что Ирина просто посмеется над ней, отнесется к ее рассказу как к детскому, глупому ужастику, придуманному ребенком в темной комнате, – тогда все ее страхи действительно ерунда, – а потом начнет утешать. Но Ирина отнеслась ко всему очень серьезно. И совсем уж не думала смеяться.

– А она не сказала, когда произошло убийство? – озабоченно спросила она, как только Аня закончила.

– Не сказала. Ты думаешь, убийство в самом деле могло быть?

– Не знаю. Может, маньяк какой-нибудь орудует.

– Но ведь дом-то только заселили, да и то не полностью. И раньше здесь никто не жил.

– Ну… может, когда он перестраивался, какой-нибудь маньяк, ну или просто псих, затащил девушку на стройку.

– Старуха говорила, что они занимали целый верхний этаж, Семеновы эти. Занимали – значит, жили. Не в недостроенном же доме они жили.

– Да, в недостроенном жить не могли. – Ирина на минуту задумалась. – Может, старуха что-нибудь спутала, в голове у нее все перемешалось, вот и представилось ей, что жило здесь какое-то семейство, а на самом деле просто маньяк на стройку затащил… Или, может, до вас здесь все-таки кто-то жил, совсем недавно, ну а потом съехали, после убийства. Надо у Кирилла спросить.

– Нет, Кириллу не нужно ничего рассказывать. Он только расстроится, а ему завтра ехать. И вообще никому не говори.

– Но, Аня, это может быть действительно серьезно. То есть, скорее всего, нет, но мало ли что? Или, хочешь, я схожу к этой старухе и поговорю? И родственники, должны же быть у нее какие-то родственники, как ты ее описала, не сама же она купила такую квартиру. Поговорю с родственниками: если старуха в самом деле сумасшедшая, то и обращать на нее внимание не стоит.

Они сидели на полу в прихожей. И потому звонок, раздавшийся внезапно, прозвучал особенно резко и неприятно. Аня вскрикнула и обхватила голову руками. Ирина нервно засмеялась, но, быстро справившись с собой, поднялась и открыла дверь.

Кирилл, нагруженный сумками, с огромным букетом роз, как-то тяжело ввалился в квартиру.

– Еле позвонить сумел: руки заняты, и букет колется. Привет, Ириш. Как ваши дела продвигаются? Совсем запарились?

– Да так, продвигаются. – Ирина забрала у него пакеты и положила на тумбочку.

– Это тебе. – Букет ткнулся Ане в лицо. – Ой, Анют, прости, я тебя не поколол?

– Нет, ничего, спасибо. – Аня притянула к себе Кирилла и поцеловала. Букет теперь ткнулся ему в лицо. Кирилл замахал руками, в шутку обороняясь:

– Убери, убери, это не розы, а какие-то кактусы.

– Давай я поставлю. – Ирина взяла букет, принесла из комнаты большую хрустальную вазу (самую Анину нелюбимую). – Я коробки со стеклом распаковывала, вы без меня ничего и не найдете. – Она засмеялась и унесла букет в ванную.

– Ты продукты купил? – Аня кивнула на груду пакетов на тумбочке. – Я тоже купила.

– Но мы же договаривались, что я по дороге заеду.

– Ну, у нас изменения вышли в меню. Ирина сказала… Но это ничего, продуктов много не бывает, потом не придется лишний раз идти в магазин, когда ты уедешь.

Кирилл разделся и направился в спальню.

– Свари, Анют, кофе. Я пока переоденусь. Перекусим, и за работу. Вы много с Иринкой успели сделать?

– Не очень. А вообще, не знаю. Я в магазин ходила.

Аня взяла пакеты и поплелась на кухню разбирать продукты и снова варить кофе, третий раз за сегодняшнее утро. Ей было слышно, как плещется в ванной вода, – это Ирина возилась с розами. Хорошо бы ее куда-нибудь услать, хоть немного побыть с Кириллом вдвоем, осталось всего несколько часов прожить им вместе – ночь не в счет, а потом… Утро в аэропорту тоже не в счет. Собственно, с того момента, как прозвенит завтра будильник, и наступит окончательный конец. Они будут суетиться, по сто раз проверять, не забыли ли билеты и документы, торопиться в аэропорт, бояться пробок, бояться нелетной погоды. То есть это Кирилл будет бояться нелетной погоды, а она… Вчера весь день шел дождь и всю ночь лил, как знать, может, и завтра… В этом году вообще май дождливый. И тогда час, а может, и больше они выгадают. Они будут сидеть в зале аэропорта, тесно прижавшись друг к другу, и… И Кирилл каждую минуту станет смотреть на табло, прислушиваться к объявлениям, нервничать, вскакивать. Нет, пусть уж лучше никакого дождя не будет.

К семи часам стали собираться гости. Они все шли и шли нескончаемым потоком: парами, тройками, поодиночке и компаниями. Груда бесполезных подарков росла на тумбочке в прихожей: немыслимого дизайна светильники, диких расцветок пледы и салфетки, бесчисленные наборы посуды. Последней пришла мать Кирилла, Раиса Михайловна, внесла в квартиру какой-то громоздкий предмет, обернутый в несколько слоев серой бумаги.

– Повесите в прихожей, – сказала она и сунула предмет в руки Кириллу.

Предметом, когда его оголили, оказалось массивное зеркало под старину в псевдопозолоченной оправе.

Вот только этого монстра им как раз и недоставало. А повесить придется обязательно и именно в прихожей. Пледы и светильники можно просто сгрузить в кладовку с глаз долой и постепенно раздарить неблизким знакомым на такие же случайные торжества, а с зеркалом так не получится: мамин подарок, как же!

– Спасибо, Раиса Михайловна. – Аня улыбнулась свекрови заискивающе. – Очень красивое зеркало, и оно очень хорошо будет сочетаться с общим дизайном прихожей.

Раиса Михайловна хмыкнула, поджала губы, будто Аня ее чем-то обидела или сказала глупость, и ничего не ответила.

– Отпадное зеркало! – Ирина вышла из кухни с каким-то блюдом в руках. – Здравствуйте, Раиса Михайловна.

– Здравствуй, Ириша. – Свекровь расплылась в улыбке. – Как у тебя дела? Давно мы не виделись.

– На личном фронте без перемен, а так все о’кей.

– С личной жизнью, – Раиса Михайловна вздохнула и сердито покосилась на Аню, – получается не у всех… А у тех, у кого получается… Ладно, что уж говорить. Ну, показывайте квартиру, – обратилась она к Кириллу, – я ведь у вас еще не была. Прихожая шикарная, да… Вот сюда зеркало повесьте. А тут у вас что?

Кирилл повел маму по новой квартире. Ирина унесла блюдо в гостиную и вернулась на кухню дорезать какой-то свой сложный салат. Аня пристроилась было ей помогать, но та услала ее к мужу и свекрови.

– Ты что? Неудобно. И фартук сними. На кухне я сама справлюсь. Да ведь уже почти все готово. А ты иди, иди. – Она была в курсе их отношений с Раисой Михайловной.

Пришлось с кухни уйти. Но к экскурсии по их новой квартире Аня так и не присоединилась. Хотела проскользнуть в ванную и отсидеться там до начала застолья, но и тут вышел облом: ванная оказалась занята. Гости заполонили всю квартиру: торчали на кухне, теснились в прихожей, сидели вокруг стола в гостиной, просто бесцельно бродили из комнаты в комнату. От такого бесцеремонного наплыва гостей стало душно, дымно и шумно, а огромная квартира вдруг словно съежилась и значительно уменьшилась в размерах.

Потолкавшись из угла в угол, Аня снова вернулась на кухню – все-таки с Ириной ей было много проще, чем с остальными. Но оказалось, что приготовления закончились и пора усаживаться за стол (вернее, за три стола, сдвинутых вместе, – разместить такое количество народа было проблематично).

Сначала провозглашали длинные витиеватые тосты, восхищались квартирой, расхваливали на все лады хозяина, как журналиста и как человека, желали успехов в работе и личной жизни, спохватывались и отпускали натянутые комплименты Ане. Потом про Аню и вовсе забыли, а тосты стали короче и проще. А часа через два тосты и совсем прекратились. Теперь народ просто пил и закусывал, не очень уже и помня, по какому поводу банкет: то ли чей-то день рождения, то ли проводы кого-то куда-то, то ли их общий профессиональный праздник – все друзья, родственники и знакомые Кирилла были журналистами, и разговоры велись исключительно вокруг газетного дела вообще и еженедельника «Криминальный город» в частности.

– Ну и стоило их всех собирать именно сегодня, в последний наш день, – шепнула Аня на ухо Кириллу. – Можно было подождать и до 13 января.

– Да они уже скоро уйдут, потерпи немного, Анют. А не собирать народ неудобно, все же знают, что я купил квартиру.