Во многих семьях, которые переезжают сюда с маленькими детьми, рано или поздно, но неизбежно формируется проблема во взаимоотношениях детей и родителей. Конечно, ситуации в разных семьях складываются весьма индивидуально и в значительной степени зависят от степени близости и уровня взаимного уважения, которое сложилось между разными поколениями семьи еще до эмиграции. Конфликт приобретает форму определенного противостояния между быстро американизирующимися детьми и неспособными на это родителями. Родители никогда не догоняют детей. Дети в таких семьях быстро становятся американцами во всех смыслах этого слова, в то время как родители в значительной степени остаются «совками» или «тормозами».
Как правило, дети, привезенные в США в возрасте до пяти лет, сразу начинают говорить по-английски как американцы и быстро включаются через школу и друзей в социальную жизнь своих сверстников. Старшим требуется уже некоторое усилие. Многие родители до конца жизни плохо говорят по-английски, почти все – с сильным русским акцентом и зачастую до конца так и не адаптируются к Америке. Они продолжают смотреть русскоязычное телевидение и искать советские фильмы, говорить дома по-русски, тщательно следить за новостями из России, общаться с русскоязычными друзьями и родственниками, ходить в православные церкви. Многие ищут работу в русскоязычных компаниях и сервисах. Особенно много таких в Нью-Йорке и других больших городах. Их дети большую часть дня говорят со сверстниками по-английски, смотрят с ними американское телевидение и слушают не российско-советскую эстраду, а современную американскую музыку. Родители, конечно, никогда не слышали ни про этих певцов, ни про эти фильмы, ни про эти компьютерные игры и т. д.
В результате в семье начинают теряться общие темы для разговоров, пропадает общность интересов. Конечно, родители обеспечивают детей, помогают им прижиться в новой стране, но тем самым вольно или невольно разрывают собственные связи с ними. У разных поколений складываются разные системы ценностей и разное отношение к одним и тем же явлениям окружающей действительности. Начинает различаться юмор, менталитет. Многие «американские» дети начинают стесняться своих «совковых» родителей, говорящих на плохом английском и не знающих основных модных трендов американской жизни. Традиционное противостояние отцов и детей, существующее везде и всюду, в иммигрантских семьях приобретает еще и своеобразную межцивилизационную составляющую – тем более что многие семьи привозят в иммиграцию свои внутренние проблемы, которые тут начинают лишь усугубляться.
На это может накладываться и некоторое неудовольствие самих родителей тем, как они устроились в Америке, так как им бывает трудно найти работу по специальности или попасть на ту же ступеньку служебной, профессиональной или даже социальной иерархии, на которой они были на старой родине. С обеих сторон в семье накапливаются комплексы, обиды, непонимание, ощущение неблагодарности с одной стороны и чувство превосходства с другой. Старшее поколение старается сохранить в детях интерес к своей родине, ее культуре и языку. Дети, в свою очередь, говорят, что тогда не надо было уезжать из страны, а раз уж уехали, то следует активно социально и культурно адаптироваться, тем более что в США это сделать гораздо легче, чем в большинстве других стран мира, в том числе в России, где приезжих не очень-то жалуют.
Конечно, далеко не во всех иммигрантских семьях проявляется этот конфликт, тем более в его острой форме. Однако это реальная опасность, которая подстерегает многие семьи с детьми, переехавшие из стран с традиционными семейными ценностями. Причем зачастую это придуманная, чисто психологическая проблема, ибо, как я мог заметить, окружающим американцам, в том числе детям, совершенно безразличны родители их русских друзей, качество их английского или непрестижная работа. Такие суждения вообще вне мейнстрима американского отношения к окружающим. Но для многих подростков из бывшего СССР даже такая весьма виртуальная проблема кажется большой и несправедливой. Их эмоции часто оборачиваются против родителей, «недотягивающих» до родителей их американских друзей. Они еще больше начинают стыдиться своих родителей и стараются держаться от них подальше, что в принципе присуще всем подросткам.
Справедливости ради надо сказать, что, когда такие дети подрастают, многие из них начинают жалеть, что не сохранили свободный русский язык и знания российской истории и культуры, в том числе бытовой, с которыми они приехали в свое время в США. Тогда они заново учат русский язык, зачастую нанимая учителей из иммигрантов или напрямую из России через Интернет. Я знаю множество детей иммигрантов, которые в подростковом возрасте делали все, чтобы забыть руский язык и культуру, а потом с большим трудом наверстывали забытое. У меня самого в разное время работали два помощника из семей, когда-то эмигрировавших из бывшего СССР. Попали они ко мне случайно, нанимались на работу как американцы и по-русски практически не говорили. Сейчас, по прошествии десяти лет, они снова выучили язык и восстановили навыки русской бытовой культуры, причем для одного из них это неожиданно стало важным фактором в его профессиональной карьере.
Вообще, все, что отличает тебя от общей массы, на каком-то этапе жизни в США начинает рассматриваться с противоположных позиций. Если ты выделяешься в толпе – чего, будучи русским, не так уж трудно добиться в Америке, – то ты более заметен, более интересен и притягиваешь к себе больше внимания, в том числе со стороны представителей противоположного пола. Постепенно подростки начинают это понимать и ценить – отчасти отсюда начинается реабилитация забытого было языка, возникает интерес к своей бывшей родине и т. д. Да и в целом второй язык значительно усиливает конкурентоспособность – хотя, откровенно говоря, знание русского языка не является сегодня в США «золотым ключиком» к успеху, как это во многом было в годы холодной войны. Но лучше русский язык, чем совсем никакого, как у подавляющего большинства американцев.
Отчасти в таких межцивилизационных конфликтах в семьях иммигрантов оказывается виноватой изначальная установка многих родителей, которые переезжали в США с целью дать своим детям лучшие возможности для образования и жизни, чем они могли получить в современной России, – и не скрывали этого. Переезд «ради детей» – частая причина иммиграции в США, но еще чаще под этим подразумевается, что интересы, желания и возможности старшего поколения будут принесены в жертву интересам младшего. Целью семьи становится успех детей, а родители, как, впрочем, это часто происходит и в самой России, фактически ставят на себе крест. Я не уверен, что это правильная установка вообще, но, может быть, в России она достаточно традиционна, социально приемлема и эффективна. В Америке же такая установка входит в противоречие со всем укладом жизни. Люди, которые живут не для себя, поставив на себе крест, – то есть социальные «квиттеры»[1], – не пользуются тут никаким уважением и пониманием и не могут рассчитывать на снисходительное отношение. Что, в свою очередь, может еще больше углубить межпоколенческие проблемы иммигрантских семей из традиционных обществ, каким является, в частности, Россия.
Конечно, не только в российских семьях, переехавших в США, возникают свои «американские» проблемы. Каждая попавшая сюда семья, особенно с детьми, сталкивается с проблемами адаптации. Любопытно, что из всех национальных меньшинств, сформированных иммиграцией в Америке, наиболее успешными считаются корейцы. Как часто шутят здесь, корейские родители переезжают в США и работают мойщиками посуды, зарабатывая на свой первый ресторан или прачечную, их дети уже идут учиться в престижнейшие университеты – в Гарвард, Стэнфорд, Джорджтаун и т. д., – а внуки преподают в этих университетах.
Корейцы, как и, скажем, китайцы и многие другие иностранцы, в иммиграции держатся друг за друга. Россияне – нет. До последнего времени русские в Америке старались держаться друг от друга подальше. Российская диаспора в США, как и везде, традиционно не объединена, не консолидирована. Российское сообщество в США не создало систему связей и взаимопомощи для своих бывших сограждан. Напротив, уехав из России, многие россияне стараются не иметь друг с другом дела, быть в стороне от так называемых кругов этнической эмиграции.
Причин этому немало, и коренятся они не в Америке, а в России. Все предыдущие поколения эмигрантов из России и СССР выезжали не просто жить в другую страну – они порывали со своей родиной навсегда и зачастую даже активно боролись против страны, из которой уехали. Многие не верили, что они снова когда-нибудь увидят Россию, родных и друзей. Своих детей они тоже воспитывали в понимании, что те не должны считать Россию – в то время СССР – своей родиной.
Другая причина разобщенности – в том, что разные волны эмиграции каждый раз покидали «другую» родину. Одни, скажем, бежали в начале прошлого века от царского режима, другие – от большевиков после революции, третьи – оказались в США в результате Второй мировой войны, четвертые уехали в период хрущевской оттепели, пятые покинули СССР как еврейские отказники 1970-х и 1980-х гг. Наконец, есть весьма специфическая волна эмиграции периода перестройки: многие искатели лучшей доли уезжали в Америку, но сохраняли связи с Россией. Сейчас идет новая волна эмиграции в США – это представители социального слоя россиян с высоким достатком, которые имеют бизнес в России, но жить, обучать детей, лечиться и стареть предпочитают тут.
Все иммигранты первых волн не просто не представляли в США страну, из которой они уехали или были изгнаны, но и активно лоббировали против нее. Это была антикоммунистическая иммиграция, которая делала все, чтобы заставить американское правительство вести как можно более жесткую политику в отношении СССР. Все эти волны российской иммиграции не только не имели ничего общего между собой, но даже ненавидели одна другую, презирали или старались не замечать друг друга. Все они были друг для друга врагами.
Есть, конечно, и другие причины. Я помню, как однажды в Бостоне мы ужинали в небольшой компании с выдающимся российским поэтом Наумом Коржавиным, который и по сей день живет в этом городе. К нашему столу подошел какой-то человек явно русского происхождения и стал подчеркнуто демонстрировать свою близость к Коржавину, который вовсе не хотел общаться с этим типом. Возникла напряженная ситуация, которая продолжалась до тех пор, пока один из нас не отогнал назойливого пришельца. Это типичный пример еще одной проблемы иммиграции – создается чувство искусственной близости с людьми, рядом с которыми на родине оказаться невозможно. А тут можно подойти к выдающемуся поэту, похлопать его по плечу, назвать на «ты» и потом рассказывать, что ты с ним, мол, на дружеской ноге. В иммиграции дистанция между разными социальными группами гораздо короче, потому что сами группы гораздо меньше. Здесь практически невозможно разделить, скажем, Наума Коржавина, Иосифа Бродского и тех, кто вообще ничего не читал после окончания советской школы десятилетия назад. Узок этот круг. Поэтому считалось, что лучше вообще держаться от этого круга, от своих соотечественников, подальше.
В последнее время эта ситуация медленно, но меняется. С одной стороны, это связано с некоторой активностью, которую стала проявлять Москва в работе со своими бывшими гражданами. С другой стороны, стали исчезать многие различия в отношении разных волн иммиграции к России. Они, конечно, еще сохраняются, однако споры по поводу Путина или Горбачева не так категорически разделяют нынешних иммигрантов, как то, на какой стороне в Гражданской войне сражались их родители и деды. В Америку приезжает все больше и больше людей среднего класса – от бизнесменов и менеджеров до ученых и спортсменов.
О проекте
О подписке