Егор проводил экспедицию ученого Максимова от деревни Уральской, с Амура, за хребты и теперь возвращался домой. Сегодня солнце большое и яркое, словно Егор подобрался к нему поближе. Лес вокруг холодный, еловый. Солнце жаркое, а прохладно.

Открылось озеро. Вокруг лес и горы, как шапки. А Егор знает, что горы тут должны быть высокие, он видел их издали. Глядя на них, брел по болотам и протокам на бате – долбленой лодке. А здесь они кажутся маленькими. Значит, это их вершины. Озеро не под облаками ли?

Подумалось, что в таких местах надо селиться сектантам, отшельникам. Покой и тишина. Крикнешь – как выстрел раздастся. Кажется, что вся природа здесь, как настороженная оленушка.

Егор поднял ружье и выстрелил дробью по стайке пролетавших уток. Все озеро, казалось, вздрогнуло, как испуганное. Утка свалилась вблизи. Через миг упала другая, немного пролетела подбитая.

Место чистое и глухое. Из озера вытекает широкая речка. У ее истока Егор разжег костер, ощипал уток и стал варить похлебку. Подумал, что это, наверно, и есть речка Ух. «Только Улугушка почему-то не сказал, что Ух вытекает из озера. Разве он в вершину никогда не добирался? Быть этого не может. Хитрый Улугушка! Моет золото. Нашел местечко!» – вспомнил Кузнецов своего приятеля из соседней деревни.

Улугушка не согласился проводничать. Пришлось идти Егору. Улугу советовал ему возвращаться по речке Ух, хвалил, что там безопасно, ночевать можно спокойно.

– Никто не застрелит с берега из-за лесины. Никого там нет, – говорил он, – некому грабить и воровать. Тебе будет хорошо. Возьми с собой лоток. Когда я там бывал, я еще не знал, какое золото, как его мыть, простого лотка сделать не умел. А ты попробуй, может быть, там есть…

У Егора с собой лоток.

Вчера с трудом тащил Егор свою лодку, купленную Максимовым для него у тунгусов. Волочил ее через низкую седловину там, где переволок через водораздел. Подложил под нее полозья и впрягся в лямки. Перейдя перевал, почувствовал, что заблудился. Стал искать какой-нибудь ключ. Куда вода потечет – там и дорога. Вода обязательно выведет. Любого человека. Заблудился – ищи текущую воду.

И побрел Егор в рыжих, измытых ичигах, шлепая по воде и грязи, тянул лодку по мелководью.

Увидел, что из-под дернины выбегала слабая струйка, перебивая лужицу, глубокую и чистую. На дне ее, как чудо, – лежала галька, несколько кругляшей. Вокруг росли мелкие, но густые деревья, опутанные подлеском и кустарником, и было сумрачно, тесно и как-то грустно. Только в ключевой водице светло, как в солнечном небе. Один камешек как золотой самородок, чуть щербатый, но изрядно обкатанный.

Егор давно хотел пить. Он нагнулся к ключу, встал на ладони, упершись ими в траву по обе стороны лужи. Слышно стало, как журчит вода. Как перышко, невидимое в воде, течение оставляло след на ее поверхности. Рождался родник. Вот она – вода и верная дорога. Не хотелось Егору запускать свою огромную лапищу в родник, из которого он только что испил. Бог с ним! Неизвестно, что за камень: пусть лежит, тут ему и место. Вода дороже.

Он вспомнил, какие страшные засухи бывали на старых местах. Из низовьев Волги люди приходили на Каму с мешками, говорили, что бросили дома и хозяйство и что соседи их умирают от голода. От недорода народ мер повально. Почему люди держатся за старые места? Надо уходить оттуда, пусть помещики спохватятся и не утесняют крестьянство.

Здесь не знают, что такое засуха. Само слово, наверно, скоро забудется.

Егор тащил вчера лодку по траве и по камням, откидывая ногой белые валеги как раскиданные кости – сушняк мертвых кустарников и деревьев. На горном высоком и холодном лугу трава, как большие листья. Вспомнил дом, своих выросших детей, как тянет их город, как стреляют они зверей новыми ружьями, крыши кроют белым железом. А Егор тянет лямки, волочит лодку. Начальник экспедиции Максимов говорил, что памятник поставят человеку с лямкой, который открывал новые земли. Были бы дети счастливы! Если их американское железо и ружья не разбалуют, то пусть живут, как им хочется, по-своему. А я как привык.

Магазинное ружье у Егора с собой. Он новинок не чурается. Сыновья прочли в газете, что собираются строить через Сибирь железную дорогу. Купцы станут закупать больше рыбы – кеты…

Ключ слился сразу с двумя другими, ушел под сваленный ветром кедр.

Егор притомился. Надо лодку перетаскивать через чащу, валега мешает, поперек ключа лежит. Не пробить бы долбленую легкую лодку обколотыми, острыми, как кинжалы, обломками сучьев. Такое острие скрыться может и в охапке больших ветвей, мохнатых и мягких. Мошка вьется тучей, вокруг сыро. Егор решил найти место посуше, зажечь костер, поставить накомарник и ночевать. Сначала перетащил лодку. Солнце светило низко, как зимой, и вскоре ушло в шапки кедров.

Утром ключ превратился в речушку. Егор спустил лодку и впервые уселся в нее. Открылась марь. Речка шла по ней петляя. Кругом ржавчина, мертвые маленькие деревья и живые деревья, как темные кресты. Речка становилась шире.

Пошел дождь. Закрылась марь. Даже думать ни о чем не хотелось. Нельзя пристать к мокрому берегу в кочажниках. Нет сухого места.

«Кто поверит потом, что мы по всему Амуру сеяли хлеб и собирали хорошие урожаи, если дети со временем бросят пашни?» – думал Егор еще сегодня утром.

Когда речка вынесла его лодку к озеру, показалось Егору, что течение не спустило ее, а подняло, как на водяной бугор, такой светлой, большой и веселой была озерная вода. Солнце взошло, края озера – в тени.

«Река мне путь укажет!» – сказал себе Егор.

Он не стал брать пробы песков. Радуясь, что попал на большую дорогу, похлебал варево из рубленой утки, побродил немного по берегу. Сложил пожитки, шагнул в лодку и оттолкнулся большим шестом. Долбленый бат вместе с озерной водой ринулся в речку и понесся с ее водами. «Теперь уж скоро попаду домой!» – подумал Егор.

Начали подыматься голые ободранные деревья, толстые и высокие, как остатки разрушенных домов или соборов, словно их кто-то нарочно расставил по мелколесью. Река зашумела на перекатах. Стоял тут когда-то другой, сильный лес и вымер.

Долго еще не исчезали мертвые великаны за ивняками. Наконец на крутом повороте реки потонули в тайге. Впереди появился черный палец с когтем. Коготь величиной с большое дерево. Лодка дошла до него, резко повернулась, понеслась под крутой каменной стеной. Вдруг лодку тряхнуло, а стена как треснула, открылась в ней расселина, и оттуда между двух каменных стен ворвался и хлынул в речку другой поток, весь в пене, наплывами расходилось его буйное течение по реке. Она взбудоражилась, а за поворотом, где кончился перебой, разведенный двумя сшибающимися течениями, понеслась еще стремительней. В лесу стал виден камень, кекур, как страшилище, похожее на бабу о двух головах. Дальше скалы, как каменные перья, мелкий и крупный лес подошел к ним и кое-где молодь завелась на их расселинах.

По левому берегу – пески, протоки, излучины, луга, острова, опять пески и нет никого – ни куликов, ни уток. И снова голые холмы песка, кое-где в ложбинах – ерничек. Баба с двумя головами угрожающе мчится навстречу и, как помело, под мышкой держит навалившуюся лиственницу, желтую, как метла, с иссохшими, поднятыми ветром корнями.

Егор повернул лодку, загнал ее между песчаных кос, выпрыгнул. «Тут перебу́тор, спор речек!» – сказал он себе.

Вытащил лоток и пошел по берегу, загребая песок и тут же подставляя лоток под струю.

Он оглянулся на бабу о двух головах со столетней лесиной вместо метлы. «Место заметное!»

Егор разулся, босой пошел по воде. Садился на корточки, вставал, греб песок из ложа реки, опять приседал, греб из намыва, из обрыва, с косы, копал лопаткой.

Попался самородочек размером в сустав пальца. Еще попался кусок породы, весь в мелких зернах золота. И другой – побольше. Как несколько колец мятых – словно тек плавленый металл и охватил камень. Видимо, где-то в горах, поблизости, была богатая руда.

Егор оставил лоток, ружье надел на плечо, огляделся: «Сухарей мало. Надо хорошую рыбину поймать, сварить уху. И ружья нельзя оставлять. Береженого бог бережет! – решил он. – А золото не уйдет. Только что это за река? Если это речка Ух, то меня вынесет в заливное озеро. Сюда можно будет вернуться нынешней осенью.

Здесь еще в июне лежат снега на вершинах гор, только сейчас они растаяли, где ни ступишь на берег – вода хлюпает под ичигами. На песке, на отмелях сухо. Днем тут жарко. Наверно, сыро, мозгляво ночью.

Но разве Ух такая большая река? Или Улугушка сам толком не знает?

Стали попадаться плавучие лесины. Затопленные лесины торчат из воды. Кругом все несется, иногда река шумит в крутом падении на мелях и расширяется, по виду не поймешь, плывут лесины или, утопленные, стоймя стоят на месте, и течение водит их и трясет ветви.

Пришло Егору в голову, что отсюда еще и не выберешься, кости тут сгниют… Может, это та река, про которую толкуют шаманы? Они твердят, есть, мол, река, идет в горах мимо окаменевших людей, мимо хозяина тайги о двух головах и потом вся падает в трещину в земле и уходит в подземный мир.

Егора мороз подрал по коже. «Этого быть не может, сказка! Максимов бы знал… Хотя говорят, бывают такие реки, что уходят под землю. Но это не у нас!»

Раздался хлопок в чаще, и над ухом Егора словно хлестнули длинным кнутом по воздуху.

Егор пригнулся, налег несколько раз на весло, огибая ходившую вверх и вниз ветвистую лесину с нанесенной травой, похожей на огромную копну сена, которая время от времени подпрыгивала на воде.

Зайдя за нее, Егор ухватился рукой за ветвь, закрепил лодку и притих. Он спокоен, словно не пуля, а утка пролетела у него над головой. Он приготовил ружье. Тому, кто стрелял с берега, сейчас не должно быть видно лодку.

Егор, не задумываясь, сшиб бы сейчас этого охотника на горбачей. Он даже в душе как бы обрадовался, что имеет право стрелять в человека. «Хотя бы еще раз стрелил, я бы шибанул по дымку. Теперь меня достать трудно из старой кремневки, а я ему дошлю пулю!»

Никто не стрелял.

Егор тщательно разглядывал дальний берег. Прикинул, где шла лодка, когда раздался выстрел, откуда бы удобней стрелять. «Вон славное местечко: выдался мысок, заросший чащей, на нем старая ель, полулегла, ветвями коснулась земли. Удобно залечь и ждать, если лодка идет мимо! Как только он промахнулся!»

Егору показалось, что на еловом стволе что-то лежит. Он стал целиться и так напрягся, что и ель и человек на ней стали двоиться. Егор понял, что устал и волнуется. Он опустил ружье и тут же вскинул его и выстрелил по упавшей елке. Со ствола поднялся человек и ушел в чащу. Егор послал вдогонку еще одну пулю. С берега не отвечали.

Егор знал старый закон: одному по тайге ходить нельзя, да еще неизвестными местами. Но ведь это не тропа, а речка.

Про речку Ух Егор слыхал не раз и прежде. Он надеялся, что в обратный путь с ним пойдут через перевал тунгусы и покажут исток. Но дожди закрыли перевал, и тунгусы почему-то идти наотрез отказались. Максимов поблагодарил Егора за труды и повел экспедицию свою дальше.

Егору приходилось либо ждать, когда соберутся тунгусы, либо идти одному. Егор не любил ждать или сидеть без дела. Он надеялся на себя. Случая не было, чтобы он не нашелся. Теперь, когда опасность миновала, стало страшно.

«А что-то не похоже на речку Ух!» – подумал он. – Про такие места никто никогда ему не говорил. Конечно, под сопку река не скатится, об этом не может быть и речи. Но чего уж хуже! Вот бы он влепил мне пулю! А говорят, мол, непроходимая тайга, безлюдный край! Нет, край не безлюдный! Только паспортов жителям не дают, и люди не записаны. Вот, примерно, кто он? С ружьем человек. Лодка где-то у него спрятана. Теперь он станет следить за мной!

Егор развязал платок с золотом. Ему хотелось увериться. Странный самородок! Словно текло горячее, расплавленное золото и залило крепкий камень.

Течение стало тише. «Может, Амур близко? К вечеру, может, доберусь? Тут не из тамбовских ли кто бродяжит?»

Вода спадала. После летней «коренной» прибыли сильно обнажились еще недавно скрытые под водой пески.

«Может, я уже на какой-нибудь из амурских проток? Нет, вода черная, прозрачная – горная. Это не Амур. Вон опять подвигаются, выползают из-за леса горы. Может быть, это дальний берег Амура? Нет, слишком быстро подходят, подползают. Слишком близки! Обогну эти сопки, и, наверное, там озеро… Никакого Амура здесь нет, будет озеро!»

Егор удивлялся, почему не видно птиц, нет на песках крестиков от их лапок и нет звериных следов.

От больших гор вперед побежали малые сопочки в горелом лесу, страшноватые своей щетинистой горелой чернью. Одна сопка остановилась у реки, оборвалась и навалила по обрыву груды обгорелых деревьев. Из-под завала белого наносника и горелого леса ушла вода, он стоял на мели. Егор обогнул завал по кривулине – протоке.

Он начинал уставать от напряжения и неизвестности. Егор знал за собой умение терпеть, был скроен крепко, рожден здоровой матерью и вырос в здоровом труде, не зная увечий, испугов, то выдерживал, что других тяготило, мучило, гневило. Без сетований и жалоб на судьбу проплыл три тысячи верст на плоту в памятное первое лето на Дальнем Востоке, как теперь стали называть здешние края. Плыл и не скулил. Люди замечали выносливость Егора и не завидовали, радуясь, что среди них был надежный человек.

Теперь приходили в голову неприятные мысли. «Все это может вмиг закончиться впустую, пропадешь ни за грош, ни за копейку. Почему конца реки нет? Говорили, что вниз по реке два дня пути! А тут уж на исходе третий день. Река несет быстрей, чем обычные таежные речки. Куда идет эта река?» Егор не робкого десятка, но и его брала оторопь. «Но еще посмотрим… Ко мне морок не подступит!»

За свою жизнь Егор ни разу не видел ничего сверхъестественного и никогда ему ничего не чудилось. Только раз, когда болел, казалось, что руки стали большие, как неколотые поленья – долготье. Эго он сейчас вспомнил хорошо, какими тяжелыми ему казались свои руки.

«Текучая вода не подведет, куда-то вынесет, где есть люди! – твердил он себе. Закон таежников помнил крепко. – Нечистой силы не бывает! А может, несет меня в другую сторону, на Зею? Сколько же тогда я проброжу?»

Вспомнился дом, семья. И такие мелкие подробности, которые прежде не приходили в голову. Он не наточил топоры, исщербатился самый большой колун. Хотел рубить им дерево, а оно как железо… Вдруг искры ударили из-под топора. Егор очнулся и понял, что задремал, сидя в лодке, но не выпустил весла. Река убаюкивала его. Он вспомнил, что в гольдовских сказках черт усыпляет охотника в тайге и шепчет на ухо.

Пристал к берегу и передохнул. Дальше река пошла не к солнцу, где было озеро Ух, а к северу.

«Экая петля! – думал Егор и все ждал, когда оборотится течение. – Куда же я?»

На первой же косе Егор вылез. В лоток попали шлихи и маленький значок, с булавочную головку. Егор не спешил, словно хотел показать кому-то, что не боится.

«Пусть нападают!» – подумал он.

Ружья он теперь не оставлял ни на миг.

Ночью не спалось. Зажег лучины на носу лодки. Убил острогой тайменя. На костре обжарил красные ломти тайменьего мяса.

Утром вылез из-под накомарника и подумал: «Чем все это кончится? Как бы то ни было, но дальше Амура унести не могло. Чего бояться! Не надо спешить! – решил Егор. – Утро хорошее, надо поплескаться».

Он полез по кустарникам туда, где шумела быстрина. Вода забежала в деревянный лоток и смыла муть, что набутарил рукой Егор. Он поднял лоток, отцедил и увидел, что на дне, в осадке, сверкнули два крупных и чистых значка. Он захватил в другой и в третий раз, но попались крупицы, потом попался самородок с горошину. Еще раз смыл, опять попался крупный самородок, как боб.

«Надо удержаться, – подумал Егор, – а то затянет!»

Добытое золото завернул в платок, закрутил его и засунул под туго затянутый пояс. Надвинул картуз, разгладил бороду, взял шест, оттолкнулся. Немного жаль было уезжать. «Да надо ехать, а то сдохнешь тут на золоте голодный!»

Вскоре послышался грохот переката. Река вынесла лодку на покрытую пеной площадь среди низкого частокола отдаленных лесов, за которыми голубели бугры. Кое-где торчали камни и каменные гребни среди реки, вода билась в них, вышибая целые столбы брызг, все вокруг шумело и кипело.

Егор привалил к берегу. Надо было осмотреться.

Вода бежала по выбоинам в каменистом дне, которое видно со всеми трещинами в мохнатых водорослях. Русло реки, как огромный каменный лоток с углублениями. Егор выгреб песок из одной выбоины. В лотке оказалась целая горсть золота.

«Сколько же его! – подумал он. – Не это ли Золотая Долина?»

О такой долине всегда шли разговоры, но Егор полагал, что это вранье, вроде «молочных рек».

В соседней выбоине под камнем Егор нашел гнездо золотых бобов, десяток, как будто кто отсчитал. Камень тяжелый. Егор царапнул его ногтем. Завиделся блеск. «Самородок!»

Замутилась голова, как у пьяного. «К добру ли?» – мелькнула мысль, но Егор, не веря прежде ни в какие предсказания и суеверия, и теперь старался отогнать беспокойные мысли. «Все к лучшему! – вспомнил он слова матери. – Человек должен со всем обойтись… Все людское!»

Надо было подумать, как спускаться дальше через видимые завалы леса на реке. Егор решил не спешить, чтобы потом не жалеть, что не взял золота.

В кедровом лесу прыгали белки, река ушла вторым руслом в сторону и там грохотала. Егор удачно выбрал правое ложе, пошел кривуном, где течение спокойней…

С подмытого обрыва недавно упала лиственница в реку и пляшет на упершихся в дно полусогнутых ветвях со свежей, не успевшей еще пожелтеть листвой. Егор пронесся под ее стволом, как в ворота.

Много деревьев падает в воду, лес валится с разбитых течением обрывов. Кажется, по воде расставлены зеленые невода и деревянные петли, идет охота на мужика, норовят изловить его вместе с лодкой.

Бат ходит под Егором, как живой. Приходится глядеть в оба. Мигни не вовремя – разобьет лодку, погибнет оружье и последний сухарь. Да на глубине и ухватиться не за что, кроме как за свою бороду!

Порох спрятан в кожаных мешочках – на тело, на случай, если лодку разобьет, – чтобы не замок и не потерялся.

«Такое богатство на меня свалилось! И я его не упустил. По всей речке не зря прошел. Не зря томлюсь!»

Какая-то стояла мгла в воздухе, словно собирается непогода. «Или пахнет дымом? Не горит ли лес?»

Началась мрачная марь. На ней виден мелкий мертвый лес, редкие деревья на кочажнике. Человек бежит по мари. «Это не человек, а маленькая иссохшая береза!» – говорил себе Егор.

Лодка быстро идет, поэтому кажется, что деревья бегут навстречу. Был кедр, сгорел от морозного ветра. Похож на старика. И руку поднял и кричит: «Стой!» Услыхал Егор. Но он знает, что это показалось. Людей тут нет.

«Боже мой, какое богатство я намыл! Может ли это быть? Я сюда приведу людей. Я этого места не скрою, – думает Егор, – тогда посмотрим, что будет…»

«Сто-ой!» – кричит старик и скрипит зубами.