Глава 5

В один из воскресных дней Игорь пришел в спортивный городок. Ему давно хотелось потренироваться на ло'пинге⁶, вращаясь в двух плоскостях. Пристегнув ремнями ступни к опорной площадке, Игорь продел кисти в петли, крепко сжал рукоятки на вертикальных опорах, прихватив правой рукой тросик расчековочного механизма. Сделав глубокий присед, лейтенант начал раскачиваться. Вскоре в ушах засвистел рассекаемый телом воздух, и Игорь, все наращивая скорость, стал вращаться вокруг оси лопинга. Отсчитав сотню оборотов вперед и назад, решительно рванул вниз расчековочный тросик. Щелкнув, штырь замка рассоединил подвижную часть снаряда со втулкой вертикального вращения. И тотчас же могучая сила перегрузки навалилась на Игоря. Его стало беспорядочно швырять из стороны в сторону. К горлу подступила тошнота. Некоторое время лейтенант еще пытался продолжать вращение, но, окончательно потеряв координацию движений, прекратил приседания. Сделав последний оборот, причем лопинг несколько секунд стоял вертикально вверх, и Игорь видел окружающие предметы в перевернутом состоянии, снаряд рухнул вниз и стал гасить скорость. Остановился. Не снимая привязных ремней, Игорь долго стоял с закрытыми глазами, откинув назад голову, ощущая, как пульсирует кровь, острыми толчками бьется в висках. Раздавшиеся за спиной шаги заставили его оглянуться. Внизу стоял солдат его взвода, рядовой Жарга'лов.

– Тренируетесь, товарищ гвардии лейтенант? – негромко и учтиво спросил он.

– Пытался, – ответил тот, отстегивая ремни. – Только не получается в двух плоскостях, и так, и этак пробовал, – он тяжело опустился на низенькую скамейку, дрожащими от напряжения руками устало провел по разгоряченному лицу, будто умылся.

– Я видел, как вас в сторону бросило, когда чеку выдернули, думаю, подойти надо, может случилось что? – Жаргалов посмотрел на лопинг. – Тут хитрость маленькая есть: надо на прямых ногах расчековываться, как говорят, «на выключенных», тогда легче привыкать к двойному вращению. Так нас лейтенант Макаров учил…

«Опять этот Макаров! – с раздражением подумал Игорь. – Когда они, наконец, его забудут?»

Вслух спросил:

– А вы почему в кино не пошли со взводом?

– У старшины отпросился, один хотел побыть.

– Вы что же, интроверт, одиночество любите? – Игорь с любопытством окинул взглядом небольшую, плотно сбитую фигурку солдата.

– Однако, маленько люблю… На охоте-то все больше один пешку'ешь по тайге, поневоле привыкнешь.

– Так вы охотник? – подивился Игорь. – Кстати, чего стоите, Жаргалов, присаживайтесь, побеседуем, время есть.

– Спасибо, – солдат опустился на краешек скамейки. – У нас вся семья – охотники, товарищ лейтенант. В нашем улусе некоторые буряты скотоводством почти не занимаются – таежничают, как и мы.

– Понятно, – кивнул Игорь, разминая онемевшие от ремней запястья. – А вот я из института сразу в армию, теперь приходится учить самого себя.

– Трудно, однако, с непривычки-то?

– Трудно – не то слово, Жаргалов, – откровенно признался Игорь. – Но во сто крат труднее, когда все трудное вдобавок еще и не знакомо…

– Это правда… Мне вот тоже сначала тяжело пришлось. Думал, не так будет… Стрелять, вроде, умею. Ходить тихо – тоже. Следы читать могу. А как привезли сюда, да начали гонять, понял: надо еще многому учиться. Отцу письмо писал, трудно, мол, а он ответил: «На охоте разве легче было? Если родился мужчиной, то, однако, держись».

«Слова Никитина… – подумалось Игорю. – Почти точь в точь…» Вслух же сказал:

– Отец, полагаю, тоже охотник?

– Да. Шибко хорошо тайгу знает. И шестеро братьев – охотники.

– Вас что же, семеро детей в семье? – удивился Игорь.

– Семеро. Цыды'п, самый младший, скоро тоже в армию пойдет.

– Вот это семья, я понимаю! – улыбнулся Игорь. – Целое отделение снайперов… А из каких вы мест, Жаргалов?

– Забайкальские мы. На речке Жымэкэ'т наш улус стоит. Сулхара' называется.

– А письма часто из дому получаете?

– Нет. Зачем часто писать – зря время тратить? Все заняты: у меня служба, у них охота и хозяйство.

– Ну, а мать?

Жаргалов долго молчал, его широкое лицо с узкими, чуть раскосыми черными глазами застыло.

– Нет матери. Померла, когда мне было восемь лет.

– Простите, Жаргалов, я ведь не знал, – извиняющимся тоном произнес Игорь.

– Ничего, товарищ гвардии лейтенант.

– Трудно, наверное, отцу было, вас поднимать одному?

– Досталось ему, – соглашаясь, кивнул солдат. – Даром, что Жаргал, а жизнь-то не шибко сладкая вышла…

– Жаргал – сладкий, что ли на вашем языке?

– Жаргал, значит, счастливый, – пояснил солдат. И, помолчав, добавил. – А может, он и есть счастливый? Всю войну прошел, столько раз ранен был, а домой живым вернулся, нас вырастил.

– Да, это действительно счастье – остаться живым в той войне. – Игорь поднялся. – Ну что, Жаргалов, в казарму пойдете или еще один побудете?

– Пойду, однако, скоро вечерняя поверка, – солдат поправил на голове берет, подтянул поясной ремень.

Они медленно зашагали по аллее.

– Осень уж скоро, – задумчиво проговорил Жаргалов. – Наши откосились, у'точить готовятся.

– Что это такое – уточить? – не понял Игорь.

– На уток охотиться, – солдат озадаченно посмотрел на него. – Вы разве не знаете?

– Откуда? – усмехнулся Игорь. – Я далек от всего этого, до армии жил в большом городе…

– А-а-а… – понимающе протянул Жаргалов. – А я не могу без охоты, когда осень приходит, в тайгу так и тянет. У нас ведь как: утки и гуси пролетели, отстреляемся, ждем первую порошу и – бе'лочить.

– Белок, значит, стрелять? – догадался Игорь.

– Да.

– А соболь у вас водится?

– О-о-о, шибко много есть, – мечтательно улыбнулся солдат. – Колонок тоже бывает, горностай, лиса, рысь…. Ну, и зверова'ть приходится: изюбрей, лосей, косуль отстреливаем. Перед самой службой с отцом и братом Цыдыпом на медведя ходили: здоровенного, однако, заломили, на двух лошадях едва вывезли из тайги.

– Страшно было?

– Нет. Я только один раз выстрелил, убойное место в голове медведя знаю, отец научил.

– И много на вашем счету мишек?

– Первый был. Отец говорит: «В армию уходишь, Бато', приучайся с одной пули бить большого зверя, всякое может в жизни выйти, глядишь, и пригодится».

– А отец-то сколько медведей добыл?

– С полсотни наберется, однако.

– Немало, – Игорь уважительно покачал головой. – Вероятно, и вы многому у отца научились?

– Конечно, товарищ гвардии лейтенант. Особенно стрелять. Меткое оружие мне доверили – снайперскую винтовку Драгунова. Только маленько обидно мне, солдаты называют ее – «весло».

– И вас это обижает? – поразился лейтенант. – Но ведь это же не человек, которому присвоили оскорбительную кличку, а всего лишь бездушное стреляющее устройство…

– Нет, товарищ гвардии лейтенант! – упрямо возразил Жаргалов и как-то даже набычился. – Для нас, бурят-охотников, оружие, как живое существо. Так установлено нашими предками.

– Н-да… Серьезно, я смотрю, у вас с этим вопросом… – констатировал Игорь. Потом спросил. – Может, и меня немного подучите таежным премудростям? Служить-то еще два года…

– Это можно, – кивнул Жаргалов. – Когда пойдем в глубинный поиск… Только в одну разведгруппу попасть надо.

– Что, и такие задания случаются?

– Бывает.

– Интересно… Глядишь и мне удастся побывать когда-нибудь в такой ситуации?

– Однако, скоро побываете, учения, говорят, приближаются большие.

Они подошли к концу аллеи. Здесь, перед выходом на строевой парадный плац, высился огромный стенд, на котором длинной изломанной линией был обозначен боевой путь гвардейской десантной дивизии. Вверху, рядком, в рамках расположены портреты шестнадцати Героев Советского Союза. А еще выше – три портрета полных кавалеров орденов Славы. Их снимки были окантованы двухцветной лентой в три черных и в две оранжевых полосы. Игорь остановился напротив стенда.

– Однако, много было героев в нашей дивизии, – негромко промолвил Жаргалов, всматриваясь в портреты. – Храбро воевали десантники.

– Да-а, – задумчиво протянул Игорь, читая фамилии под снимками. Потом повернулся к Жаргалову. – А вам известно, почему портреты кавалеров Славы разместили над портретами героев Советского Союза?

– Так точно, товарищ гвардии лейтенант, – кивнул тот. – Полных кавалеров Славы намного меньше, чем Героев Советского Союза.

– Верно. А почему их портреты окантованы двуцветной лентой, знаете?

– На этой ленте носят ордена Славы, у моего отца есть два таких, поэтому знаю.

– А историю создания этой ленты слышали?

– Никак нет, – отрицательно качнул головой солдат.

– В школе я увлекался фалеристикой – наукой по изучению наград, и знаю, что дело было примерно так: создавая армию нового типа, Петр Первый уделял огромное внимание артиллерии. Лично испытывал пушки, вносил существенные изменения в их конструкцию. И вот однажды, на артиллерийском полигоне, неподалеку от Санкт-Петербурга проходили испытание новейших орудий крупного калибра. Стоя на высоком холме, царь наблюдал в подзорную трубу за меткой стрельбой. После каждого залпа дощатые щиты-мишени разлетались в щепки. Восхищенный мастерством артиллеристов, Петр воскликнул: «Молодцы, канониры! Зело великолепна пушечная пальба!»

А когда ударил очередной залп, и из жерл орудий вылетели длинные оранжевые ленты пламени, перевитые черными жгутами порохового дыма, царь повелел:

«Отныне ленту черно-оранжевую ткать из шелков к орденам российским, кои носить надлежит на оной ленте!»

С тех пор черно-оранжевая георгиевская лента стала в России символом воинской доблести и славы…

Увлекшись рассказом, Игорь не заметил, как за его спиной собралось несколько солдат из разведроты. Завидя их у стенда, стали подходить и другие десантники. Вскоре вокруг лейтенанта собралось человек тридцать. Подошел и остановился позади всех и капитан Никитин, на рукаве его кителя краснела повязка дежурного по части.

– Товарищ гвардии лейтенант, – задал вопрос ефрейтор Дудкин, стоявший впереди всех. – А почему лента называется георгиевской?

– Наименование георгиевской она получила от названия ордена святого Георгия, так как именно на ней носили эту награду. Орден Георгия – одна из высочайших наград того времени. На лицевой стороне креста был изображен всадник, поражающий копьем дракона. Издавна на Руси этот орден связывался с именем легендарного Георгия Победоносца, происходившего из знатного княжеского рода и занимавшего высокую военную должность. Одно из преданий рассказывает, как Георгий Победоносец сокрушил в битве злого дракона и освободил из плена русскую царевну. А когда началось гонение на христиан, он покинул войско и стал проповедником христианства, за что после восьмидневных мучений был обезглавлен. Орден Георгия Победоносца был чрезвычайно почетен. Он имел четыре степени и являлся боевой наградой русских офицеров. Уже одно то, что за всю историю его существования полным бантом данного ордена было награждено всего лишь пять человек, говорит о том, насколько высок и почетен был он. Полным кавалером этой награды стал генерал-фельдмаршал Михаил Илларионович Кутузов. Статут ордена гласил: «…Тем дается, кои отличили себя особливым каким мужественным поступком или подали мудрые для нашей воинской службы полезные советы…» Кавалеры ордена Георгия имели целый ряд привилегий: вместе с орденом им вручался потомственный дворянский титул, автоматически присваивался следующий офицерский чин, а выйдя в отставку, награжденный имел право носить военный мундир, а в ряде случаев награждение орденом Георгия сопровождалось дарением золотого именного оружия… – Игорь перевел возбужденное дыхание. Говорить так эмоционально и так долго ему не приходилось давно.