Истекала третья пара километров, когда Сергей заметил подходящий участок дороги и призывно замахал рукой. Тугов тотчас же устремился к нему, дождавшись его, капитан сказал:

– Здесь!

– Да, место – лучше не бывает, не зря мы его так долго искали, – тяжело переводя дыхание и присматриваясь к рощице раскидистых ольховых деревьев, согласился Тугов. – Наблюдатель будет видеть далеко, а его заметить невозможно, если хорошо замаскироваться в кроне. А в кустах можно разместить целый взвод и действовать незаметно для тех, кто подъезжает и слева, и справа.

И верно, место для осуществления задуманного, подходило идеально: дорога здесь поднималась на бугор, затем опускалась в довольно глубокую впадину и вновь устремлялась вверх. Всё это напоминало две морских волны с широким промежутком между ними.

– Ну, тогда останавливаемся на этом варианте, – констатировал Сергей. – Давай устраиваться да вести наблюдение.

***

– Остохерел дождь, будь он трижды распроклят! – рядовой Тугов глянул на затянутое низкими слоистыми облаками небо. – Льет и льет, падла, третий день, ни конца, ни края ему нет.

– Благодари Бога, Семен, – задумчиво созерцая дорогу, проговорил Сергей. – Сколько он будет идти, столько нас не будут искать «духи». Впрочем, наши тоже не смогут.

– Это уж точно… – Тугов протянул Сергею раскрытую банку тушенки и ломоть черствого хлеба. – Рубай, капитан, твоя доля, – с этими словами он приложился к фляге, на сильной шее в такт глоткам задвигался острый кадык.

Сергей тщательно выскреб остатки невероятно вкусной холодной говядины, облизал ложку, затем взрезал штык-ножом тугой мох и втиснул в него опустошенную банку. Потом снова зябко закутался в тяжелую от влаги плащнакидку. От длительной неподвижности его тело окоченело до предела, суставы затекли и все сильнее ощущалась непомерная усталость. Уже два часа они находились в засаде, но за все это время по ней не проехала ни одна машина.

– Да, движухи никакой, может ближе к темноте «чехи» зашевелятся, это их любимое время… Ты покемарь, капитан, чё вдвоем-то службу бдить, – предложил Тугов, окинув сочувственным взглядом Сергея. – А я понаблюдаю часок-другой, вдруг «ленточка» федералов подъедет или пара-тройка «кулаков» и тогда все наши мучения закончатся.

– «Ленточка», «кулак» – что это? – недоуменно поинтересовался Сергей.

– «Ленточка» – колонна военной автотехники, «кулак» – танк, всё это современные придумки, – объяснил Семен и повторил. – Ты поспи, поспи, капитан, а я подежурю.

– Ага, уснешь тут, я вспотел дрожать, зуб на зуб не попадает, давай лучше поговорим, так время быстрее идет.

– Давай, – охотно откликнулся Тугов. – Только негромко, а то в этой тишине голос далеко разносится.

– Ты чем на гражданке занимался, Семен, ведь не всю жизнь стрелял-воевал, верно? – начал первым Сергей.

– Верно. Учился я, студентом был…

– Студе-е-ентом? – в крайнем изумлении воскликнул Сергей.

– Вот, чудак, удивляется, – с несвойственной ему печалью улыбнулся Семен. – Да, был студентом, в МАИ учился, аж два курса закончил самолетостроительного факультета и даже на третьем малость позанимался.

– Так мы с тобой в некотором роде – коллеги.

– Выходит, что так.

– А почему дальше учиться не стал, надоело или не потянул?

– И не надоело, и нормально тянул, да только понял однажды, что толку с этой учебы – абсолютный нуль. Наступили гребаные девяностые и выпускники, которые частенько навещали свою альма-матер стали нам втулять: вот закончите, ребятки, наш престижнейший ВУЗ и вперед, дворы подметать! Почти все Ка Бэ сейчас закрыты, а которые еще кое-как дышат, вас не примут, свой народ девать некуда… И вот подумал я, подумал, да и принял решение: хватит, поучился! «Крышнаи'тством» теперь много не заработаешь, а одной матери меня не доучить – впереди еще почти четыре курса.

– Что еще за «крышнаитство»? – озадаченно уточнил Сергей.

– Ты, небось, подумал, что я в веру ударился? Не-е-ет, дружище, «крышнаитство» – это особый вид деятельности московского студенчества – крыши высотных зданий мы битумом заливали… Сначала срубали старый слой, зачищали поверхность. Потом разогревали горелками новый битум, разливали его по крыше, стелили и прикатывали свежий рубероид. Работа тяжелая, рискованная, не каждый за нее брался, а «маёвцы» руку набили. Ишачили по-черному, обгорали от солнца и от жара горелок, но не хило зарабатывали – жить было можно.

– А как же учеба? – не понял Сергей.

– Хо-о-о, голуба… Учебе это никак не мешало. Сам ведь знаешь – учись как хочешь, лишь бы сессии сдавал. Ты еще больше удивишься, если я тебе скажу, что с нами многие нищие преподы пахали. Дело до анекдота доходило, в моей бригаде калымил наш декан и оба его зама. А куда им, бедным, деваться-то? Жены, дети, внуки и прочая шелупонь – их ведь кормить надо… Законы теории полета Бернулли и Клайперона на хлеб не намажешь.

– Н-да-а… – озадаченно протянул Сергей. – Ну, а что потом?

– А потом «крышнаитскую» работу свернули, жрать совсем стало нечего и записался я добровольцем в Нагорный Карабах, аккурат полулегальный набор туда объявили… Воевал на стороне армян, боевые оказались мужики. Раньше-то я думал, что ха'чики только воровать-торговать могут, а оказалось, что это малость не так…

– И почему ты к армянам подался? – живо заинтересовался Сергей.

– Знаешь, наёмнику, в общем-то, один хрен, за кого воевать, лишь бы бабки платили… – пояснил Тугов. – А вот я чё-то призадумался по этому поводу: и так, и эдак судил-рядил, и решил встрять за армян – все-таки христиане и мне они как-то ближе.

– А-а-а… – понимающе протянул Сергей, а Тугов неспешно продолжал:

– Ну и вот, поскольку срочную я служил в артиллерии, был наводчиком-оператором ПТУРС¹⁶, то и назначили меня в противотанковый взвод. Да-а-а, не хреново мы тогда повоевали с а'зерами, должен отметить, гасили ихние танки и прочую броню на раз-два! Там я и заработал свою первую награду – армянскую медаль «За отвагу». А кроме нее, заполучил и первое ранение: кинули азеры по нашему окопу пару стодвадцатимиллиметровых мин и ухайдокали сразу пятерых. Очнулся в госпитале, смотрю, на тумбочке стакан с какими-то железками стоит – это из меня десятка два осколков хирурги навыковыривали… Типа фарш, ядрёна мать! Но ничего, одыбал, отлежался и поехал на свою вторую войну, в Приднестровье, там как раз зару'ба между молдаванами началась: одни к Румынии притулиться захотели, другие к непризнанной Приднестровской Республике.

– Тебе тех двадцати осколков на хватило, что ли? – подивился Сергей.

– Да хрен его знает, чего мне тогда не хватило… – неопределенно пожал плечами Тугов. – Просто остановиться уже не мог… Да и бабки тоже сыграли свою роль, платили-то нам неслабо.

– И чем ты там занимался?

– Да все тем же, палил ПТУРСами ихнюю броню. К тому времени я в этом деле уже поднаторел. Нащелкал три бронетранспортера, два танка, четыре грузовика… И вскоре мне цепляют на грудь вторую медаль, и тоже «За отвагу», только теперь уже Молдавскую, точнее – приднестровскую.

– Ух, ты! – не удержался от восклицания Сергей и поинтересовался. – А как часто русских добровольцев награждали?

– Что я могу сказать… – Семен раздумчиво почесал щетинистую щеку. – Тут ведь как: одному повезло, а другому нет, хоть и воевал вроде исправно. Короче, как в той присказке: «Кому ордена-медали, а кому ни х.. не дали!»

– Понятно! – коротко хохотнул Сергей.

– Ну и вот, заполучил я вторую «Отвагу», а потом вообще фарт попёр: как-то раз прибыл на фронт под Бендеры штабной генерал Ион Маракуцэ, видно понаблюдать он решил, как русские добровольцы за его мамку-Молдову воюют. И аккурат в это время – атака: ажно шесть танков пошло на нас в лоб, румынские наемники ими управляли, как потом выяснилось. С левого фланга еще три «семьдесят двойки» двинулись, а с правого пять «бэтэров» стали вклиниваться в наш тыл. Честно говоря, мы просрали, как они ночью сконцентрировались на этом участке. И Маракуцэ-каракуцэ понял, что корячится ему ящик – отступать некуда, а, главное, поздно – практически отрезали! Вот тут и настала наша противотанковая пора… – Тугов азартно потер ладонь о ладонь, заговорил грозно и одновременно улыбчиво. – Огневая позиция у меня была удобная, директриса пристрелянная, опыт немалый и всё это как-то удачно срослось в том бою: один «кулак» я спалил и два «бэтэра». Но стрелять пришлось с предельно короткой дистанции – так что всё висело буквально на волоске: или отбиться, или гусеницами в блин раскатают… Отбились, слава Богу! Та броня, которую не подожгли, отступила, пехтуру' додавили пулеметами и минометами, на этом бой закончился. Вскоре вызывают меня на дивизионный Ка Пэ и Ваня Маракуцэ жмет руку, благодарит, то есть, а у самого морда – белее ваты, не отошел еще от перепуга. А через неделю приказ: явиться в штаб фронта. И там мне вручают орден «За личное мужество». Да ладно хоть, не с закруткой на спине…

– Как это, с закруткой на спине? – не понял Сергей.

– Да очень просто… – вяло усмехнулся Тугов. – Пуля проходит на сквозняк и образует дырку. В нее просовывают удлиненную ножку «ордена Сутулого третьей степени», а гайку закручивают на спине убитого солдатика… Такая у нас, молодых, была идиотская хо'хма… Со смертью ходили в обнимку, а все ж дуркова'ли по полной, на войне без этого – никак.

– Нашли чем шутить, мать вашу! Юмор у вас, блин… – Сергей осуждающе покачал головой, но от усмешки тоже не удержался.

Семен чуть помолчал, затем продолжил.

– Так что из гагау'зии я вернулся с двумя ихними железками. А потом наступил девяносто третий и подался я по зиме в Среднюю Азию, в Таджикистан, чтоб ему пусто было!

– Что так?

– Да вот то, что едва не вернулся оттуда вперед ногами и в цветочках… – сердито ругнулся Семен. – А ведь говорила мне Наташка, тогдашняя пассия, что добром это не кончится… И как сглазила, дурёха! Ну, а я спел ей песенку и – воперёд, подвиги совершать!

– Что за песенка? – приготовившись к очередной хохме Тугова, спросил Сергей, и тут же услышал в ответ:

– Прощевай, моя родная,

улетаю в Азию,

может быть, последний раз,

на тебя залазию…

– Ну, ты даешь, Семен! – взорвался хохотом Сергей. – На хрен тебе МАИ и все эти долбанные войны? Какой артист пропадает!

– Это уж точно… – подтвердил Тугов. – Там провоевал я полгода, пока не словил очередную железку – снайпер сработал, боя в тот день не было, но меня в траншее он все же выцелил, ссучара… Хорошо, не шибко точно – взял бы малость ниже и прямо в «мотор» угодил, но, обошлось… И заработал я там свою четвертую награду, медаль – «За участие в боевых действиях». Только опять же не нашу, а Таджикскую.

– До чего же интересная у тебя биография, Семен, – подивился Сергей. – Русский солдат заслужил четыре награды и все они – не русские… Экзотика!