После долгого перерыва, который Иван использовал, ублажая русских женщин, фрау зашла к Ивану, представ перед ним во всей красе военной формы. Строгим голосом потребовала:

– В семь часов, чтобы без опоздания, был у меня, ферштейн?

Иван вытянулся, встал по стойке смирно и чуть не сплоховал, отчеканив, как её солдаты: «Яволь, майнэ фрау обер-лейтенант», – но вовремя спохватился и выдал по-русски:

– Так точно, моя госпожа обер-лейтенант, буду непременно, поскольку приказание понял!

Немка уехала, а он никак не может успокоиться. Посмотрел на руки, – а ручки-то дрожат, напугала его Подколодная змея. Немецкую бабу ещё можно обложить и отказаться выполнять просьбу, а немецкого офицера, да ещё танковых войск, попробуй, пошли подальше и не выполни приказ, – наколет на штык как бабочку для гербария и будет на досуге любоваться мужским распятием.

Отчего-то вдруг стало страшно идти к немецкой офицерше, уж очень у неё вид был строгий, непредназначенный для фамильярных отношений: вместо постели закроет в подвале, где полицаи содержат провинившихся и неблагонадёжных мужиков и подростков, потом отправит в Вязьму, а в Вязьме разговор в гестапо короткий.

В чём его вина? В том, что ему все бабы желанны? Так его таким советская власть сделала, к ней и претензии. Давали бы расстрел за прелюбодейство, разве ж он полез к Оксане, Глаше, да к той же Адалинде? Сто раз подумал бы… и отказался, – своя жизнь дороже!

Позвал Дашу:

– Меня вызывают в комендатуру. Возьми духи. Если не вернусь, пусть останется память обо мне.

– Ваня, дорогой! Да я, да мне…

Долго мялся на крыльце, не решаясь войти, перекрестился, сплюнул в сторону, и… по плевку дверь открылась.

– Сейчас ровно семь, почему не заходишь? – недовольным командным голосом спросила обер-лейтенант и приказала: – Немедленно заходи.

Иван вынужденно подчинился. Вошёл и остолбенел: в ярко освещенной комнате накрыт стол. На столе бутылки с коричневой жидкостью, отливающей на свету, два прибора с белыми салфетками…. Рядом со столом стоит в почтительной позе солдат, повязанный чистым фартуком. Предупредительно отодвинул стул, приглашая офицера сесть. Обер-лейтенант Адалинда села и показала Ивану на стул напротив:

– Садись, Иван!

Солдат предупредительно отодвинул ему стул; наполнил рюмки.

– Догадываешься, зачем устроила такой роскош-ный стол?

– Понятия не имею, может, соскучилась?

– Да, соскучилась, но это не так уж и важно. Для свидания стол можно и не накрывать, достаточно постели. Причина у меня другая: наши войска подошли вплотную к Москве. В бинокль видят Кремль. Спецгруппу в ближайшее время передислоцируют ближе к Москве, в Волоколамск, на постоянное место пребывания. Наш представитель в конце недели отбывает в командировку для поиска отдельного здания. Мы расширяемся, нам прибавляют обязанностей, число сотрудников увеличивается…

Начинаем привлекать к сотрудничеству гражданских лиц, лояльных к нам. Параллельно занимаемся реализацией плана по открытию фабрики пошива обуви. Пробная партия материала придёт к Новому году. Вызовем тебя, и ты приступишь к организации производства. Видишь, какие у нас грандиозные планы? За их осуществление и выпьем.

Фабрику по изготовлению модной обуви для германских женщин я уже внесла в реестр первоочередных народнохозяйственных производств, открываемых на оккупированной территории. Ты возглавишь техническое производство, я стану твоим патроном. За мной не пропадёшь, прозит!

Что такое прозит, Иван не знает, но, раз рюмка в руке фрау поднята, – это сигнал к опрокидыванию жидкости в рот, что он и сделал.

Обер-лейтенант отпустила солдата. Иван оглянулся: фрау на него не смотрит, занимается дверью, навешивая крючок после ухода солдата. Налил полную рюмку коньяка, хлобыстнул. Чуть посмелел. Взял бутерброд и, немного пожевав, быстро проглотил, – вкусно! Потянулся за куском хлеба с сыром. За этим занятием и застукала его фрау офицерша.

– Сегодня ты останешься у меня на всю ночь: хочу, чтобы у меня осталась память о любви в настоящей русской деревне.

– Мы оставим тебе память, – что умеем, то умеем! – раздухарился Иван от выпитого коньяка. Языком болтает, но в голове мысль трезвая сидит крепко: «Носит пистолет на поясе, как бы не переборщить со словами. Всадит пулю между глаз, скажет, что выстрелила случайно или защищалась».

Обошлось. Начал робко, памятуя о пистолете, но со второго захода забыл, что лежит с офицершей, завёлся: будь что будет, потом будет потом!

Вернулся домой и завалился спать. Проснулся, почувствовав, что на него кто-то смотрит.

– Ночь была бурная? – поинтересовалась Даша и тяжело вздохнула.

Иван отвернул одеяло:

– Полежи!

– Только недолго, мужики часов в шесть придут.

– Нам хватит.

Когда, тяжело дыша, оба откинулись на подушки, Даша спросила:

– Чего долго меня не замечал?

– Мужа твоего боялся!

– Выходит, Глаша врала? Хвалилась, что ты смелый мужик. Говорила: «То не было ни одного, а тут сразу двое, да оба старательные». Счастли-ва-а-а-я!

– Уже разболтала?

– Только мне как подруге, а я глуха и нема. Тебя не подведу. Ой, заболталась, побегу побрызгаю водичкой. Не дай Бог, унюхает чёрт ревнивый! Мой муж ведёт себя так, словно я – его собственность, но… он мне нравится, получается, он что-то значит для меня, рассчитываю на долгие отношения. Хотя кто мужиков знает: сегодня ласков, а завтра найдёт моложе, станет нос воротить…. Поэтому я держу его во! – показала кулачок.

– Побрызгай духами, – предложил Иван.

– Муж мне никогда духов не дарил. Почувствует иностранный запах и вмиг выставит за дверь: перемещусь на скотный двор под бок к стельной корове.

На востоке установилась тишина, – неужели Москву взяли? Пристроились мужики на скамейку рядом с Иваном, несмотря на позднее время продолжающего ковырять шилом и пришивать подошву к валенку, и гадают: взяли Москву, не взяли…

– Скорее всего, взяли, – высказал догадку Андрей, – бои-то прекратились.

Но Роман засомневался:

– Если бы взяли, перестали воевать под Ржевом. А бои продолжаются, даже за закрытыми дверями канонада слышна.

Иван поддержал Бориса:

– Москву не взяли. Если бы взяли, то спецгруппа номер семнадцать от нас перебралась бы в Волоколамск.

– Ты откуда знаешь про их отъезд? – испуганно спросил Андрей.

– Сорока на хвосте принесла.

– Ну-ну… – сказали братья одновременно и поглядели на него подозрительно. – Пойдём спать, а то договоримся до чего-нибудь, – они стали побаиваться Ивана из-за его тесной связи с немцами.

Установившаяся под Москвой тишина простояла недолго, всего неделю. С ночи понедельника канонада двинулась в обратном направлении, приближаясь к Вязьме, по пути прихватывая районы к югу и юго-западу.

С каждым днём канонада становится слышнее, – «и всё ближе, и ближе, и ближе, и всё ближе свиданье» с частями Красной армии. Потребовалось всего четырнадцать дней, чтобы войска группы войск Центрального фронта откатились на сто двадцать – сто пятьдесят километров от Москвы. Пехота отступала быстрее танков, совершая в день немыслимые переходы. Спасли Центральный фронт от полного разгрома заранее подготовленные позиции с техникой, вкопанной в мёрзлую землю, от которой, как от брони, отскакивают снаряды.

Зацепившись за оборонительный рубеж на линии Ржев – Гжатск – Верея – Юхнов, немцы упёрлись, используя манёвренный фонд армейских резервов, создавая перевес на танкоопасном и главном направлениях.

Машины спецотряда мотаются по району, не зная передышки. Фрау обер-лейтенант занята поездками по району и на фронт, возвращается поздно вечером или в начале ночи, не оставляя время на личную жизнь. В редкие часы досуга отсыпается. Иван мельком видит её в компании майора и не узнаёт немку: в русской шапке-ушанке и в деревенской шубе смахивает на кучера ямщицкой тройки. Иван позлорадствовал про себя: «Накрылась её мечта о производстве под Москвой модной обуви по типу итальянской или французской, – так ей и надо, нечего мнить себя сверхчеловеком. Тоже мне сверхчеловек: на горшок ходит, как мы, садясь на корточки, и отходы её, как и наши, воняют, а не благоухают. Одно отличие: мы используем зимой газету, летом – лопух, а они постоянно – чистую мягкую бумагу, но результат в итоге один – навоз одного цвета. Неизвестно, как у них, но наш навоз имеет знак качества: картошка даёт богатый урожай, с одного куста – ведро».

У немцев – паника, да такая крутая, что теперь уж точно ему не придётся заниматься шитьём модных туфель жёнам оберст-лейтенанта и оберста. Разгром армий Центрального фронта под Москвой привёл дам в чувство, и они забыли о модной обуви, – самим бы унести ноги в целости и сохранности! Что дамы и сделали, отправившись в Германию без туфель. Хорошо, чтобы и впредь не вспоминали, – у Ивана пропало желание заниматься пошивом обуви врагу: не умеют воевать, нечего и лезть, куда не приглашают.

Валентин, не предупредив Ивана, повидал мать. Вернувшись, с ворохом новостей отправился к другу. Начал разговор с главной темы:

– Соскучился по матери, сходил в город, повидал её. В дом меня не пустила – у неё на постое двое немцев. Разговаривали на улице. Спросил, не слышала ли она что-нибудь о твоей жене? Сказала, что ничего не знает, Поля к ней не приходила. Попросила рассказать, как я живу. Ответил, что живу у знакомого в деревне недалеко от города, попросил никому не рассказывать обо мне, чтобы не стали разыскивать любопытные люди.

Иван, услышав новость, долго не мог прийти в себя: «Сходил один, друг называется». Долго матерился. Когда запас мата иссяк, спросил:

– Мной интересовалась?

– Интересовалась. Решил не посвящать её в наши дела. Ответил, что не знаю твоего местонахождения. Поговорили часа два, и направился к твоему участку. Решил посмотреть, в каком он состоянии.

– Что увидел?

– На твоём участке размещён сортировочный пункт, а на маслозаводе – госпиталь раненых красноармейцев. Вернулся к матери, взял у неё еды на дорогу и отправился в обратный путь. Мать увязалась провожать. Проводила до окраины города, на Смоленском мосту перекрестила меня, и мы разошлись в разные стороны.

Зря, наверно, не сообщил ей о тебе и твоей жене? Приедет Поля в город, появится у мамы, а маме и сказать нечего ей в утешение.

– Правильно сделал, что не сообщил. Зачем Поле с маленьким ребёнком разыскивать меня? А что станет разыскивать, я уверен, она – баба настырная.

Оксана принесла заказ на подшивку валенок – своих и соседки. От соседки передала пакет с продуктами: летнего, довоенного засола рыбу, привезённую сыном с Дальнего Востока, и кусок сала. Пригласила Ваню на свой день рождения.

– Кто ещё приглашён, – поинтересовался Иван, – не придётся скучать вдвоём?

– Не соскучимся. Придут Даша и Глаша.

– Ты специально их пригласила, что-то знаешь?

– Что я должна знать? Ты с ними крутишь?

– С чего ты взяла? – Иван прикусил язык.

– Пригласи Валентина, а то обидится.

– Приглашу.

В Степановке расположен штаб полиции, и, чтобы не привлекать к себе внимания, старались за столом не шуметь. Через три часа гости собрались домой. Иван увязался было за Дашей, но Оксана нарушила его планы, попросив: «Ты мужчина холостой и бесстрашный, не боишься ходить по дороге ночью, – помоги мне помыть посуду!» Даша и Глаша посмотрели на Ивана и ухмыльнулись. Один Валентин в неведении, потому поддержал Оксану: «Помоги, Ваня, а я доведу женщин до дома».

Ваня давно усвоил язык женщин и безропотно согласился мыть посуду, зная, что, если женщина приглашает на чай, значит, смело иди к постели; если просит помочь мыть посуду – смело ложись в постель.

Братья послали Ивана к бургомистру за разрешением на посещение церкви. Оказалось, что, в связи с активизацией наступательных действий Калининского и Западного фронтов, перемещение крестьян за пределы Пещёрского района приказом коменданта временно запретили.

Немецкая оборона вблизи Вязьмы установилась на линии разграничения Калининского, Западного и Брянского советских фронтов и группы армий Центрального фронта вермахта. Немецкие противотанковые орудия и танки, вкопанные в мёрзлую землю, перемалывают английскую и американскую технику Красной армии, полученную по ленд-лизу. В районе Юхнова, ближе к Спас-Деменску, ожидают своего часа резервные армии вермахта: Вторая танковая, Третья пехотная и Шестая люфтваффе.

Красная армия перегруппировывает войска. Не прекращая боёв, выматывает противника непрерывной бомбёжкой, атаками пехоты и танков, чередуя их с обстрелом полковой, дивизионной или армейской артиллерией. Советская армия проводит танковые атаки показательно, по двести – триста единиц одновременно. Американские танки имеют слабую броню, пробиваемую любой немецкой пушкой. При попадании в танк боезапас взрывается, танкисты погибают. Советские танкисты называют американские танки духовками для экипажа, а ещё – американскими зажигалками. Поле боя с горящими танками представляет фантастическую картину.

Тактика боевых действий советских генералов с применением танков не меняется: послали армаду танков – погубили; получили новые машины, послали – погубили; многочисленные костры определяют границы поля боя наступающих…

Вправо от Ржева, по дуге на огромной территории, канонада похожа на отдалённый грохот грома. Но сполохи огня на горизонте не дают усомниться в том, что не гром гремит, а рвутся снаряды. Снижение накала боёв к югу от Вязьмы, со стороны Западного и Воронежского фронтов, позволило военным семнадцатой группы и жителям Велеево сесть за праздничный стол.

В половине первого ночи после салюта, устроенного офицерами в Степановке, в сопровождении лейтенанта прикатила на вездеходе «весёленькая» фрау Подколодная змея. Согнав хозяев с табуреток, офицеры сели за стол. Немка поставила на стол бутылку шампанского и скомандовала: «Наливай!»

– Я налью, – вызвался ухаживать за гостями Иван, – только пить не буду: у меня от шампанского понос.