Операция «Немыслимое»

А сейчас вернемся к тому, что знал Сталин в победном мае 1945 года и о чем старательно забывают его современные обличители и хулители. Сталин не был параноиком или «недоверчивым тираном». Он был абсолютным прагматиком и не верил, если имел все основания для того, чтобы не верить. Такими основаниями были факты, добытые советской разведкой. По разведканалам ему поступила информация, что британский премьер Уинстон Черчилль готовит предательский удар в спину Красной Армии силами Британии, США и… немецких дивизий, которые попали в плен к англичанам.

В 1998 году в Лондоне рассекретили архив Черчилля. Есть там и датированный 22 мая 1945 года план экстренной операции «Немыслимое»^[39]. Объем работы по подготовке такого документа не оставляет сомнений: задание своим военным премьер-министр «союзной» Великобритании дал не позднее апреля 1945 года. А начало операции намечалось на 1 июля^[40].

Коротко о ее замысле. Сначала внезапный (разумеется, без объявления войны) всесокрушающий удар по Красной Армии в Европе^[41]. Затем массированный удар по советским городам авиацией союзников – эта технология была уже отработана на Дрездене всего лишь пару месяцев назад. Ведь сразу после окончания Ялтинской конференции февраля 1945 года английская и американская авиация стерли Дрезден с лица Земли, показав Сталину мощь своей стратегической авиации^[42]. Цель операции «Немыслимое» наши англосаксонские «партнеры» в своих секретных документах не скрывали: она состояла в том, чтобы «принудить Россию подчиниться воле Соединенных Штатов и Британской империи»^[43].

Смириться с неизмеримо возросшей мощью Советского Союза англосаксы не желали. Даже несмотря на колоссальные потери и разрушения, СССР к концу войны выглядел гораздо сильнее и сплоченнее, чем в ее начале. Значит, надо его ослабить, поставить на место. Иначе это будет сильный конкурент с собственной идеологией и моделью экономики, показавшей фантастическую живучесть и эффективность в самых невероятных условиях еще не окончившейся войны.

Завершение многолетней борьбы против нацистской Германии, разумеется, требовало разоружения гитлеровской армии и других военных формирований Третьего рейха. Однако в британской зоне оккупации германских военнопленных разоружать отчего-то не спешили, держали в состоянии боеготовности. Это значит, план «Немыслимое» существовал не только на бумаге, как некая теоретически вероятная модель, но и непосредственно готовился к реализации. И Сталин это знал. После Потсдамской конференции советское командование передаст союзникам документ, в котором покажет степень своей осведомленности о подготовке англосаксов к войне против СССР.

«…по имеющимся у советского командования данным и данным иностранной прессы, в английской зоне оккупации Германии продолжают существовать германские вооруженные силы и германские военные, военно-морские и военно-воздушные силы… Германские вооруженные силы в английской зоне оккупации Германии имеют свыше пяти полков связи и танковые части, а также развернутую сеть военных госпиталей. Военно-морские силы Германии именуются в настоящее время германской службой траления. Она имеет штаб и располагает сторожевыми дивизиями и флотилиями. Кроме указанных немецких соединений, частей и служб, в провинции Шлезвиг-Гольштейн находится около миллиона немецких солдат и офицеров, не переведенных на положение военнопленных, с которыми проводятся занятия по боевой подготовке. (Курсив мой. – Н.С.) Все вышеперечисленные военные, военно-морские и военно-воздушные части, соединения и службы состоят на всех видах довольствия по армейским нормам. Личный состав перечисленных соединений, частей и управлений носит знаки различия и военные ордена. Всему личному составу предоставляются отпуска с оплатой им денежного довольствия. Как видно из вышеизложенного, наличие германских военных, военно-морских, военно-воздушных властей, а также сухопутных, воздушных, противовоздушных и военно-морских соединений, частей и служб в английской зоне оккупации Германии нельзя объяснить никакими особенностями оккупации английской зоны»^[44].

Операция «Немыслимое» не состоялась по нескольким причинам:

– удар мог привести к успеху только в случае внезапности, а Сталин продемонстрировал свою осведомленность о его подготовке;

– возможные потери в ходе операции английские военные оценивали очень высоко, реалистично представляя возможности Красной Армии;

– атомное оружие еще не было готово к применению – завершающие испытания пройдут только в конце июля 1945 года, и только в начале августа Япония ощутит на себе его чудовищную мощь;

– репутационный ущерб для Лондона и Вашингтона в случае начала войны против Советского Союза был крайне велик, и на этот риск можно было идти только в случае уверенности в успехе операции «Немыслимое».

В итоге Черчилль принял решение отказаться от ее проведения. И в те же сроки потерял власть, был отправлен королевой в отставку прямо в ходе Потсдамской конференции. Это – публичный позор. Очевидцы писали, что, покидая свой кабинет, сэр Уинстон, которого мы привыкли видеть с суровым выражением лица… плакал^[45].

Два дня Победы

Отчего датой победы над Третьим рейхом «у них» считается 8 мая, а у нас 9-е? На первый взгляд, ответ прост, и обычно расхождение объясняется таким образом: «Акт о безоговорочной капитуляции нацистской Германии был подписан в берлинском предместье Карлсхорст 8 мая 1945 года в 22:43 и вступил в силу в тот же день в 23:01. Однако здесь следует учесть временную разницу с Москвой, а она тогда составляла два часа. То есть для СССР акт о капитуляции вступил в силу не 8, а уже 9 мая – в 1:01. Именно поэтому у нас День Победы отмечают 9 мая, а в Европе – 8 мая. Всё из-за разницы часовых поясов, и не более того»^[46].

На самом деле все гораздо сложнее. Исторический акт, положивший конец войне в Европе, должен был не только зафиксировать прекращение боевых действий, но и новую политическую ситуацию в мире. Так что не в разнице часовых поясов дело. Как мы уже знаем, на столе у Сталина лежала информация о подготовке англичанами предательского удара в спину Красной Армии. Произойдет он или нет – зависело от многих обстоятельств. Верховному также было прекрасно известно, что новое руководство Третьего рейха стремилось сохранить армию, дабы встроиться в переменчивую политику Лондона и Вашингтона. Адмирал Дёниц, ставший канцлером согласно завещанию застрелившегося Гитлера, не оставил надежды сыграть на противоречиях между СССР и союзниками. 6 мая он направил генерал-полковника Йодля в ставку Верховного главнокомандующего объединенными экспедиционными силами союзников с задачей заключить перемирие. Предложение немцев было следующим: прекращаем борьбу на Западе и продолжаем войну с русскими. Лидеры Запада на подобный «фортель» ответили отрицательно и указали Йодлю на необходимость капитулировать безо всяких условий.

В Реймсе, где находилась ставка генерала и будущего президента США Д. Эйзенхауэра, Советский Союз представлял генерал-майор Иван Алексеевич Суслопаров^[47]. Именно его и поставили в известность, что в 2.30 7 мая 1945 года состоится подписание капитуляции немецких войск. Времени на консультации с Москвой практически не было – ответ «не подписывать никаких бумаг» пришел от Сталина уже ПОСЛЕ обозначенного срока.

Не подписывать, отказаться? Но тогда получалось, что Германия капитулировала только перед верховным командованием союзников. Не сложится ли ситуация, когда СССР останется единственной страной коалиции, которая продолжает воевать с Германией? В ситуации стресса и цейтнота Суслопаров принял верное решение: подписать документ, не имея на то никаких полномочий, и с примечанием, что он «не исключает в дальнейшем подписания иного, более совершенного акта о капитуляции Германии, если о том заявит какое-либо союзное правительство»^[48]. В тексте говорилось о безоговорочной капитуляции всех сухопутных, морских и воздушных вооруженных сил, находящихся к данному моменту под германским контролем. Время прекращения боевых действий: в 00 часов 01 минуту (по московскому времени) 9 мая.

В этот момент информация о сложившейся ситуации дошла до Сталина. И он отправил телеграмму Суслопарову – не подписывать. Почему? Он видел, что наши «партнеры» придумали еще один хитрый ход. Текст соглашения о безоговорочной капитуляции Германии обсуждался на Ялтинской конференции, и его утвердили главы СССР, Великобритании и США. Теперь же союзники «забыли» про него и составили новый документ, удобный на случай вовлечения германских вооруженных сил в операцию «Немыслимое». Именно такой вариант текста был передан для подписания сначала немцам, а через некоторое время, через Суслопарова, – Сталину.

Как Сталин оценивал ситуацию, видно из мемуаров генерала С. М. Штеменко.

«В кабинете И. В. Сталина кроме него самого мы застали членов правительства. Верховный главнокомандующий, как обычно, медленно прохаживался вдоль ковровой дорожки. Весь вид его выражал крайнее неудовольствие. То же мы заметили и на лицах присутствующих. Обсуждалась капитуляция в Реймсе. Верховный главнокомандующий подводил итоги, размышляя вслух. Он заметил, что союзники организовали одностороннее соглашение с правительством Дёница. Такое соглашение больше похоже на нехороший сговор. Кроме генерала И. А. Суслопарова, никто из государственных лиц СССР в Реймсе не присутствовал. Выходит, что перед нашей страной капитуляции не происходит, и это тогда, когда именно мы больше всего потерпели от гитлеровского нашествия и вложили наибольший вклад в дело победы, сломав хребет фашистскому зверю. От такой «капитуляции» можно ожидать плохих последствий…

– Договор, подписанный союзниками в Реймсе, – продолжал И. В. Сталин, – нельзя отменить, но его нельзя и признать. Капитуляция должна быть учинена как важнейший исторический факт и принята не на территории победителей, а там, откуда пришла фашистская агрессия – в Берлине, и не в одностороннем порядке, а обязательно верховным командованием всех стран антигитлеровской коалиции. Пусть ее подпишет кто-то из главарей бывшего фашистского государства или целая группа нацистов, ответственных за все их злодеяния перед человечеством»^[49].

После срочных многочисленных контактов с Черчиллем и Трумэном Сталин убедил их считать Реймский документ предварительной капитуляцией. После чего немедленно позвонил Жукову: «Сегодня в городе Реймсе немцы подписали Акт о безоговорочной капитуляции. Главную тяжесть войны на своих плечах вынес советский народ, а не союзники, поэтому капитуляция должна быть подписана перед Верховным командованием всех стран антигитлеровской коалиции, а не только перед Верховным командованием союзных войск. Я не согласился и с тем, что Акт о капитуляции подписан не в Берлине, центре фашистской агрессии. Мы договорились с союзниками считать подписание акта в Реймсе предварительным протоколом капитуляции. Завтра в Берлин прибудут представители немецкого главного командования и представители Верховного командования союзных войск. Представителем Верховного главнокомандования советских войск назначаетесь вы…»^[50]

Подводя итог, скажем, что Иван Алексеевич Суслопаров никак не пострадал в запутанной истории германской капитуляции. Товарищ Суслопаров ел свой хлеб не зря, всегда вовремя информируя Верховного, о чем свидетельствует фрагмент воспоминаний командующего 1-м Украинским фронтом маршала И. С. Конева, войска которого наряду с фронтом Г. К. Жукова брали Берлин.

«Первого апреля 1945 года я и Жуков были приглашены к Сталину на совещание. Он поздоровался с нами и, протянув какую-то бумагу, сказал:

– Читайте!

Это была телеграмма Суслопарова об обстановке на западном направлении театра военных действий в апреле 1945 года. В ней говорилось, что союзники собираются брать Берлин. Когда мы прочитали эту телеграмму, Сталин спросил нас:

– Так кто же будет брать Берлин?

– Я, – вырвалось у меня.

– А есть ли у вас для этого силы и средства?

– Есть, товарищ Сталин, есть. Мы у себя на фронте все подсчитали, предусмотрели.

– А как вы думаете это сделать?

Я доложил план взятия Берлина, разработанный в штабе 1-го Украинского фронта.

– Ишь ты, какой хитрый, – пошутил Сталин и, обратившись к Жукову, сказал:

– А как ваш план?

Жуков доложил:

– Мои войска стоят в шестидесяти километрах от Берлина. В моих руках Кюстринский плацдарм. Я имею достаточно сил и средств, поэтому, естественно, я буду брать Берлин.

Сталин выслушал нас внимательно и приказал к завтрашнему дню представить планы Берлинской операции. На следующий день мы с Жуковым представили планы, которые были утверждены без всяких изменений»^[51].

На следующий день в берлинском пригороде состоялось окончательное подписание документа о капитуляции Германии, в котором двухчасовая разница между Москвой и Европой играла уже второстепенную, а вовсе не главную роль^[52]. Как и предполагал Сталин, немцы продолжали сопротивление Красной Армии, полностью капитулировав перед союзными войсками. В Праге они отчаянно бились до 11-го, а в некоторых местах даже до вечера 12 мая. На датском острове Борнхольм германский гарнизон сражался с русскими до 19 мая, намереваясь сдаться исключительно англичанам. Разрозненные части прорывались в зону армии американской или британской оккупации.