Зная такие его качества, Плеве заручился настоящими, патентованными союзниками против Витте. Тот давно уже сцепился с компанией Безобразова и Абазы, толкавшей Россию на путь экспансии в Маньчжурию. Это грозило ссорой с Китаем и войной с Японией. Прижимистый Сергей Юльевич, любимчик миротворца Александра Третьего, был категорически против войны на краю империи. Да еще за какие-то частные лесные концессии. И враги дружно набросились на него, да так, что стул под баловнем судьбы зашатался. Зять государя великий князь Александр Михайлович решил попробовать себя в деле. И для него придумали новое ведомство на правах министерства – Главное управление торгового мореплавания и портов. При этом оно забрало часть функций и кадров у Министерства финансов. Плеве попытался отнять фабрично-заводскую инспекцию, даже невинное Министерство народного просвещения покусилось на учебные заведения Минфина.

За всем этим с интересом наблюдал еще один сильный игрок – князь Мещерский. Владимир Петрович был выдающимся мерзавцем и интриганом. В своем салоне он принимал тех, кто делал карьеру любой ценой. Противоестественные склонности не мешали князю быть советником государя и издавать на казенные деньги патриотический журнал «Гражданин». Мещерский приложил руку к назначению Плеве на пост министра. Благодарный сановник устроил последнюю любовь стареющего педераста, камергера Бурнукова, к себе чиновником особых поручений. Но с тех пор между князем и министром пробежала черная кошка. И теперь конфидент царя думал, чью сторону ему принять…

Круто был замешан 1903 год. Два медведя сцепились в яростной схватке за власть. Незаметный для других, за ними наблюдал третий хищник, Дурново. Лишь немногие знали, что он ни в чем не уступит патрициям, просто его время пока не пришло. Зубатов пытался дирижировать рабочим движением. Военный министр Куропаткин обещал закидать японцев шапками. А таинственная Боевая организация строила свои планы. На секретном совещании ее вожди решили перейти на бомбы. «Мало веры в револьверы». Так надежнее.

Коллежский советник Лыков служил, как и прежде, чиновником особых поручений Департамента полиции. Новые люди потеснили и его. Казалось бы, зачем? Всех интересовал политический сыск, уголовный, как обычно, был в загоне. Но Лопухин решил перешерстить прежних чиновников всех до единого. Добрался он и до Алексея Николаевича. Две подробные беседы выявили некоторое несогласие во взглядах начальника и подчиненного. Выходец из судебного ведомства, Лопухин был законником от и до. Слухи о том, что коллежский советник иногда перегибает палку, задели директора. Спорить с начальством – глупое занятие, и Лыков чуть не на образах божился чтить Свод законов. Тем не менее он попал к новому шефу на карандаш и впервые за много лет не получил наградные к Пасхе. Бог бы с ними, с деньгами – он был обеспеченным человеком; но это плохой сигнал, что же будет дальше? Затем ему перестали давать поручения. Просидев без дела две недели, Лыков записался на прием к министру.

Неожиданно для него Плеве назначил встречу бывшему подчиненному у себя на квартире, почти ночью. Служа с Вячеславом Константиновичем много лет назад, Лыков никогда не был к нему близок – мелкая сошка. Но знал всю его семью, бывал у него дома, изредка выполнял конфиденциальные поручения Орла^[3]. Теперь он был поражен, как все изменилось. Прежде в старой квартире на Большой Морской, против реформатской церкви, было скучно, но уютно. Народу жило много, с тестем и детьми пять человек. Сын Николай, молчаливый мизантроп, почти не показывался в комнатах. Тесть, старик Уржумецкий-Грицевич, любил длинные занудные разговоры о прошлом. А супруга Плеве Зинаида Николаевна, как могла, пыталась развлекать гостей. Выходило это у нее неважно. Оживление в семейный уклад вносила дочь Елизавета, веселая и добродушная барышня.

Теперь все было по-другому. Елизавета вышла замуж, сын жил отдельно, тесть умер. Зинаида Николаевна, измученная бесчисленными изменами супруга, перестала показываться на людях и, как говорили, очень подурнела. Высокий, седоусый, с решительными чертами лица и умными проницательными глазами, Плеве принял гостя один. Он теперь жил в казенной квартире МВД прямо в здании Департамента полиции, на Фонтанке, 16. Квартира была на первом этаже, два окна выходили на набережную. Лыков всегда недоумевал: как можно здесь поселиться? Бросить бомбу с улицы ничего не стоит…

– Садитесь, Алексей Николаевич. Чаю или, быть может, коньяку?

– Лучше чаю, Вячеслав Константинович.

– Как угодно. Ну, что произошло у вас с Лопухиным? Вы повидали уже столько директоров департамента, могли бы, кажется, и с этим договориться.

Сыщик знал, что Плеве, при всей кажущейся суровости, очень трогательно заботился о своих сотрудниках, даже рядовых. И он честно рассказал о тех разногласиях, что возникли у него с директором. Да, иногда коллежский советник переступал границы закона. Но для пользы дела! Мог и челюсть сломать негодяю, который не хотел признаваться. Пару злодеев выкинул в окно, когда был помоложе. Жестко вел допросы, мог подделать нужную улику, если с доказательствами возникали проблемы. Плеве как профессионал должен его понять. А Лопухин живет по старым судейским привычкам. Так можно и всю службу завалить… Сыщик подумал, но не сказал этого вслух, что директору вообще не место в Департаменте полиции. Легкомысленный, с огромным самомнением, по уровню государственного мышления Алексей Александрович Лопухин был мальчишка. Но умный Плеве почему-то выбрал его.

– Так, и что же вы решили?

– Решил служить, Вячеслав Константинович. Вы же знаете, без службы я не могу. Обещал больше ни-ни, все по закону. А в ответ перестал получать задания. Тишина, бумаг не носят. Сижу на заднице вторую неделю и думаю, что делать. Судя по всему, не поверил мне Алексей Александрович.

– Как видите дальнейший ход событий?

– Ну… В градоначальстве, говорят, недовольны Чулицким. Может, я там сгожусь?

Плеве сморщился, словно откусил лимон. Чулицкий был начальником Петербургской сыскной полиции. Лыков давал понять, что готов уйти из департамента.

– Погодите, Алексей Николаевич. Не порите горячку, будет вам. Мы долго служили вместе, я весьма высокого об вас мнения. В департаменте никто лучше не разбирается в уголовном сыске. А Чулицкому, кстати, уже нашли замену. Филиппова знаете?

– Владимира Гавриловича?

– Да. Он и будет начальником сыскной, решение уже принято.

– А Сергея Ильича снова прокатят?

Коллежский советник Инихов был вечным помощником начальника сыскной части и никак не мог подняться выше.

– Инихов остается на прежней должности. Так что, Алексей Николаевич, идти вам некуда, хе-хе. И потом, я вас не отпускаю. Вы мне нужны в департаменте. Кто же будет создавать объединенный уголовный сыск, как не вы?

Лыков недоверчиво нахмурил брови:

– При ваших контрах с Витте… Извините, Вячеслав Константинович, он и копейки не даст. Раньше-то нас отсылали ни с чем, а теперь…

– Витте скоро не будет, – убежденно ответил Плеве. – Я уберу этого мерзавца из власти. Хватит ему губить страну. И тогда новый министр финансов, я уверен, рассмотрит ваши предложения. Вы ведь планируете еще одно делопроизводство?

Два профессионала обсудили планы создания структуры, которую задумывал много лет назад еще покойный Благово. Алексей Николаевич, как чувствовал, прихватил на прием бумаги с обоснованием. Министр их внимательно просмотрел и устно одобрил. В заключение он сказал:

– Служите как служили. Я поговорю с Лопухиным, никто вас больше не заденет. Поручения станете получать преимущественно от меня.

Уже в дверях, пожимая сыщику руку, Плеве спохватился:

– Дайте-ка мне еще раз ваши предложения.

Лыков вынул из портфеля бумаги, и действительный тайный советник написал на титульном листе:

«Полностью одобряю. Давно пора это сделать. Департаменту подготовить предложения на Государственный совет для внесения изменений в штаты. Ответственный: ксв^[4] Лыков».

Поймав недоумевающий взгляд подчиненного, Плеве пояснил:

– Меня могут убить в любой момент. А резолюция поможет вам поднять этот вопрос с моим заместителем.

Лыков смутился.

– Будет вам, Алексей Николаевич, – хмыкнул в усы министр. – Не надо меня утешать, я не курсистка. Конечно, убьют! Вопрос в том, что я успею до этого сделать.

– Но усилить охрану стоит, – осторожно сказал Лыков.

– Никакая охрана не спасет, если целая организация против тебя, – ответил Плеве. – Но тут Богу решать, а не нам… Секретная агентура сообщила: на первом плане у террористов я, затем Победоносцев. Так что берегите резолюцию, она может вам еще пригодиться. Ну, прощайте.

Лыков ушел задумчивый. Как можно жить, если знаешь, что тебя не сегодня завтра прикончат? Он был в такой ситуации в Варшаве, где боевики устроили на русского сыщика охоту. Невыносимо тоскливо, все валится из рук, можешь думать только об этом…

После разговора положение коллежского советника изменилось. Лопухин был у Плеве в особом фаворе, тот доверял ему полностью. Но в случае с Лыковым, видимо, дал строгое указание. Алексей Николаевич получил задним числом все наградные, а затем восстановился и нормальный ход его службы. Директор сам с ним не общался, при встречах был вежлив, но поручения передавал через вице-директора Зуева. Большей частью это были прямые задания Плеве.