Утром в кабинет к Лыкову без стука вломилась целая делегация военных. Впереди шел вчерашний знакомец полковник Свечин. За ним вразвалку шагал старый приятель сыщика подполковник Ерандаков. Замыкал колонну штабс-капитан Насников.
Подполковник, к удивлению хозяина, был одет не в жандармский мундир, а в общеармейский, при синих шароварах. А до того он заведовал контрразведывательным отделением Санкт-Петербургского ГЖУ[10]. Лыков задал закономерный вопрос:
– Василий Андреевич, давно ли вы перелицевались в драгуны?
– Неделю назад, Алексей Николаевич, – ответил тот. – Переведен в распоряжение начальника Главного штаба с зачислением по армейской кавалерии. А что, мундир плохо сидит? Не успел еще привыкнуть…
Подполковник был опытным служакой. Он сменил на должности первого русского официального контрразведчика полковника Лаврова, уехавшего по состоянию здоровья во Францию. Там Лавров продолжил секретную деятельность, руководя резидентурой в Германии. Когда органы противодействия шпионажу только-только создавались, Военное министерство пыталось обойтись своими силами. Быстро выяснилось, что лишь жандармские офицеры обладают нужным опытом, им и поручили новое дело. Только в последние годы появились среди военных первые доморощенные специалисты, такие как Насников. Штабс-капитану Лыков пожал руку особенно крепко:
– Рад встрече!
Гости расселись вокруг хозяина. Тот вызвал служителя и приказал принести чаю на всех. Когда дядька в медалях удалился, сыщик сказал:
– Валяйте. Ишь каким составом приперлись…
Свечин был фраппирован, но остальные двое лишь хмыкнули:
– То ли еще будет! Можем и Сухомлинова привести.
– Так все серьезно?
– Увы.
Ерандаков взял беседу на себя:
– Алексей Николаич, как вы знаете, я уже пятый год заведую контрразведкой в Петербургском военном округе. Финляндия до последнего времени не очень нас занимала. А зря. Война близится, а эти ребята смотрят через Ботнический залив на тот берег, зовут германцев избавить их от русского ига. Представляете, если немцы высадят там десант? До Петербурга камнем добросишь, а войск – неполная дивизия. Под названием корпуса.
– Так усильте присутствие, что мешает?
– Много что. Автономию княжества росчерком пера не ликвидировать, приходится действовать осторожно, чтобы не возбудить население окончательно и не получить полноценный бунт. Для начала следует хотя бы наладить негласное освещение внутреннего положения. Помогите нам с этим.
– Василий Андреевич, поясните ради бога. В княжестве имеется собственное жандармское управление. Двадцать второй армейский корпус тоже ведет контрразведывательную работу. Для чего понадобился вдруг уголовный сыщик?
Ерандаков погрустнел:
– Финляндское жандармское управление состоит под плотным наблюдением активистов, то есть активных противников русской власти. За каждым офицером, которых там раз-два и обчелся, следят с утра до ночи. Обложили плотным кольцом. А полномочий вести разыскную деятельность в Великом княжестве жандармы не имеют. Не положено! Могут только наблюдать и писать рапорты в Петербург. В Двадцать втором корпусе контрразведкой занят всего один офицер, который тоже под лупой.
– Заведите агентуру.
– Местные не идут, а чужих как внедришь?
Лыков начал терять терпение:
– Господа! В Петербурге проживает двадцать тысяч финнов. И четыре тысячи шведов, которые в княжестве тоже свои. И среди этой массы вы не можете завербовать дюжину надежных людей?
Заговорил Свечин:
– Все вроде бы так. На бумаге. Половина Выборгской стороны заселена белоглазыми[11]. И в улицах вокруг лютеранской церкви Святой Марии на Конюшенной их тоже немало. Свои гимназии, своя газета, союзы, три книжных магазина… Но попробуй попади в ту среду. Финны – большие патриоты. Нам удалось завербовать, как вы изволили выразиться, дюжину агентов. Из числа запойных и лентяев. Все они уроженцы Старо-Финляндии, то есть Выборга и Карелии. Их выгнали за пьянство с заводов, люди перебиваются с хлеба на водку и на все готовы. Даже на предательство. Осведомители из них, как… А Ново-Финляндия, которая Суоми, другая. Народ там твердый, волевой, упрямый. Порядочный, если уж говорить честно. Как таких заставить работать на нас? Они в Петербурге временно, обязательно потом возвращаются домой. Чтут свою родину. Словом, мы смогли заполучить только одного настоящего осведомителя. Такого, кому можно доверять. Его зовут Клэс Лииканен. История с ним приключилась необычная, печальная история. Клэс обиделся… на свой народ.
И полковник изложил эту необычную историю. Лииканен проживал в Таммерфорсе и не помышлял ни о каком сотрудничестве с русскими. Второй город в Великом княжестве, Таммерфорс называли «финляндским Манчестером». Сильная текстильная промышленность, писчебумажная фабрика, асфальтовый завод – всем этим город был обязан силе водопада на реке Таммеркоски. Река связывала два больших озера, причем перепад высот между ними составлял восемнадцать метров. Прямо посреди города бурный поток обрушивался сверху вниз, давая бесплатную двигательную силу для местной промышленности. Дар Божий! Как ни странно, впервые мысль использовать воду озвучил государь Александр Первый. Попав в скромный тогда городок и увидев величественный водопад, он сказал своим спутникам: «Жаль, что эта сила не употребляется на что-то доброе, и какие полезные учреждения англичанин сумел бы соорудить на этом месте». Слова монарха запомнились администраторам. Вскоре промышленные предприятия Таммерфорса были освобождены от казенных податей и получили право беспошлинного ввоза сырых материалов. Привилегии действовали аж до 1906 года – в ущерб русской промышленности. В результате город с сорокатысячным населением процветал, одних только заводов в нем числилось до восьмидесяти, и все они питались дармовой природной энергией.
Лииканен служил мастером на бумажной фабрике Френкеля, состоял членом стрелкового союза, презирал рюсся[12] – словом, был благоверным финноманом. В феврале 1906 года он собрался жениться на Вендле Хаппу, горничной из лучшей в городе гостиницы «Ваза». Скромная трудолюбивая девушка покорила его сердце, вспыхнула настоящая любовь. Молодые выдержали срок помолвки, Клэс копил деньги на обзаведение, был счастлив… Шестнадцатого февраля они с невестой ехали мимо городского полицейского управления к нему домой. В Финляндии есть такой обычай: перед свадьбой невеста посещает дом жениха. Это называется «смотреть место для прялки».
Молодые люди не учли, что за три дня до этого в Гельсингфорсе группа боевиков ограбила отделение российского Государственного банка. Полтора десятка вооруженных мужчин вошли в помещение, убили сторожа Баландина, ранили кассира и похитили казенных средств на сумму 170 743 рубля 68 копеек. А заодно облигации Волжско-Камского банка и ипотечные свидетельства, принадлежащие служащим отделения. После чего спокойно вышли на улицу и разошлись кто куда мимо ничего не подозревавшего констебля. Лишь после того, как служанка директора выбралась по черной лестнице наружу и позвала на помощь, явилась полиция.
Сыщики взялись за дело весьма энергично. Уже на следующий день на станции Керава в двадцати километрах от Гельсингфорса были арестованы четверо нападавших. При аресте один из них убил жандармского унтер-офицера Михайлова.
Еще более кровавая драма разыгралась 16 февраля в Таммерфорсе. В номере, который сняли двое приезжих, горничная нашла спрятанный маузер. Она сообщила в полицию, и та быстро схватила одного из номерантов. Второго выследили на вокзале, арестовали и, не обыскав как следует, привели в участок. И там парень показал себя… Выхватив нож, он зарезал комиссара полиции Балкевича и констебля Грепфельта, а еще одного констебля ранил. Фактически террорист в одиночку захватил весь участок – так легкомысленно повели себя местные правоохранители. Завладев огнестрельным оружием, разбойник открыл огонь. Ранил еще двух констеблей, забаррикадировался изнутри, а потом из окна начал стрелять во всех подряд. Когда уцелевшие полицейские попытались выманить убийцу, тот стал кричать, что он социал-демократ и народ обязан помогать ему. Толпа возбудилась от этих призывов, окружила участок плотной стеной и помешала полиции захватить преступника.
Констебли вызвали пожарную команду, чтобы выкурить стрелка. Но едва один из них поднял брандспойт, как получил от горлопанов такой удар кастетом по голове, что потерял сознание. Другого пожарного боевик застрелил из окна. Всего он убил троих и ранил девятерых человек. Лишь когда у негодяя кончились патроны, его удалось задержать.
Одна из выпущенных им пуль угодила проезжавшей мимо Вендле Хаппу под сердце. Через четверть часа девушка умерла на руках жениха…
Клэс Лииканен долго не мог оправиться – от пережитого несчастья у него на полгода отнялись ноги. С ужасом добропорядочный финляндец наблюдал, как общество восприняло трагедию. Рабочие окрестных заводов противились аресту террориста, а потом угрожали напасть на тюрьму! И это несмотря на пролитую им кровь… Пришлось срочно вызывать из Гельсингфорса дополнительные силы полиции для охраны тюрьмы.
В ходе дознания выяснилось, что нападавшие в большинстве своем были не финны, а рижские боевики, известные своей жестокостью. Братья Чокке отличались особой кровожадностью. Жандармского унтер-офицера убил Карл, троих в Таммерфорсе – Янис, а сторожа в банке – Густав Чокке. Но среди тех, кто обеспечивал успех нападения, было много финляндских уроженцев. Они снабдили боевиков оружием и документами, предоставили явки, укрывали их. А также блокировали площадь у банка на случай, если полиция прибудет до завершения нападения. Когда большинство налетчиков оказались за решеткой, власти Великого княжества отказались этапировать их в Россию. Троих бандитов выдала Швеция – но финнам, не русским. Суд прошел в Гельсингфорсе и удивил всех мягкостью приговоров. Непосредственным убийцам, конечно, выписали каторжные сроки. Янис получил пожизненное, Карл – пятнадцать лет, а Густав – десять. Но финские сообщники отделались небольшими сроками: от трех с половиной лет до трех месяцев тюрьмы. Эмма Гайлис, любовница и укрывательница Яниса, вообще была отпущена на свободу в зале суда.
О проекте
О подписке