– Ясно. Теперь давай про Витте, как он убивает русскую армию.

– Конечно, убивает! – начал горячиться полковник. – Своей чертовой экономией буквально гробит. Мы даже чайное довольствие на солдат не можем выпросить. Тех денег, которые дает нам Министерство финансов, едва-едва хватает на текущие нужды. А новое вооружение? А повышение содержания нищих офицеров? А казармы для войск? Стоим же по крестьянским избам до сих пор.

– Но Витте собирал деньги для укрепления рубля. Видишь, перевел его на золотой стандарт. Это потребовало большой экономии, зато, как говорят, оздоровило все наше хозяйство.

– Золотой стандарт уже давно введен. И превышение доходов над расходами значительное, особенно после появления винной монополии. Но армия до сей поры этого не почувствовала. Германцы перевооружаются семимильными шагами, а мы едва можем заменить винтовки. О пушках и говорить не приходится. Знаешь, сколько кайзер расходует на вооруженные силы? Пять рублей восемьдесят копеек из расчета на душу населения. А мы – всего два с полтиной.

– Значит, у Драгомирова на Витте зуб? – спросил Лыков.

– Конечно, как у каждого военного. И если ты прищемишь хвост родственнику финансиста, Михаил Иванович тебя поддержит. Но нужен кто-то из ближайшего окружения Драгомирова, кому он доверяет и кто тебя ему представит в нужный час.

– Есть у тебя такой в Киеве?

– А то! – обрадовал приятеля Таубе. – Я дам тебе письмо к Дикой Мавре.

– Это женщина? А почему дикая?

– Не надейся, старый юбочник. Дикая Мавра – это дежурный генерал штаба округа Алексей Алексеевич Маврин. Мой хороший товарищ и славный человек. А прозвище свое получил за характер, как у юной гимназистки. Застенчив, угловат, трудно сходится с людьми – словом, дичится. Драгомиров его любит, и при необходимости ты сможешь быстро встретиться с генерал-губернатором через него. Кстати, Маврин окончил Аракчеевскую военную гимназию в Нижнем Новгороде. Так что вам будет о чем поговорить, хе-хе.

– Пиши письмо. Как-то спокойнее ехать в Киев, когда знаешь, что армия тебя защитит.

– Если, конечно, защитит, – ухмыльнулся Таубе и обмакнул перо в чернильницу. Но вдруг отложил его:

– А Меринга этого как зовут? Михаил Федорович?

– Михаил, а отчества не знаю.

– Он, стервец! Знакомая нам личность, как говорит мой денщик.

– Где встречались?

– Меринг был вице-директором Кредитной канцелярии Министерства финансов. А я ходил к нему защищать наш предельный бюджет^[5]. Скользкий персонаж. Хороший математик, учился за границей на астронома, но стал чиновником. А как выгодно женился, сразу вышел в отставку. В Киеве у него, говорят, большое имение, досталось по наследству от отца. Жук еще тот.

– И служил под Витте до того, как породнился? Ловкач. М-да…

Придя домой, Алексей Николаевич сообщил жене о предстоящем отъезде. Варвара Александровна не обрадовалась. Середина мая, скоро каникулы. Последнее лето, когда они с детьми могут пожить все вместе: через год сыновья будут юнкеры. Лыков собирался днями отправиться в Нефедьевку, проверить, все ли там готово к их приезду. А тут Киев. От супруги не укрылась и озабоченность мужа. Он коротко пояснил, что поручение начальства ему не нравится, но деваться некуда. В случае чего поселимся в деревне… Он всегда так говорил, когда над головой сгущались тучи. Варвара Александровна знала, что это только слова. Муж не сможет быть лесопромышленником, без службы он зачахнет, уже проверено. Супруга Лыкова лишь вздохнула и пошла собирать его вещи.

Утром перед отъездом Алексей Николаевич заехал в департамент. Зволянский показал ему текст телеграммы, которую МВД направило киевскому губернатору Трепову. В ней поручалось оказать содействие командированному чиновнику в дознании о возможном аферизме. Подписал телеграмму сам Сипягин. Сергей Эрастович открыл также важное обстоятельство. По словам министра, Витте приезжал к нему вчера вечером и просил только одного – «честного взгляда». Обещал принять любую правду. Якобы он не доверяет своему зятю и никогда не поощрял его деловых операций. И боится, что тот в Киеве козыряет именем тестя. А потом претензии обманутых партнеров будут обращены на главного финансиста империи. Сергей Юльевич просил довести до него результаты дознания без прикрас. И будто бы заранее готовился к плохим новостям.

Лыков повеселел. Теперь можно ехать. Дело представлялось ему нетрудным. Оценщик Афонасопуло, судя по всему, имеет на руках доказательства аферы. С порученцем самого Сипягина никто спорить не посмеет. В случае чего с неофициальными источниками поможет Дикая Мавра – дежурный генерал штаба округа и близкий к начальнику края человек. Через него можно проверить слова оценщика. Делов на неделю. Но на всякий случай Алексей Николаевич вытребовал себе открытый лист^[6] за подписью министра. Чтобы было чем пугать киевлян.

Спустя двое суток Лыков сошел с поезда на дебаркадер Киевского вокзала. Было восемь часов утра. Носильщик дотащил чемодан до биржи, на которой стояло множество задрипанных извозчиков. Приезжий сразу обратился к омнибусам. Таковых насчитывалось пять, от лучших городских гостиниц. Еще в вагоне сыщик выяснил, что самая новая и фешенебельная из них – это «Континенталь». И экипаж был под стать: роскошная карета, запряженная парой гнедых лошадей, с электрическими лампионами на дугах. Возница в шляпе с пером живо загрузил багаж и отправился в путь.

Карета пересекла мост через какой-то ничтожный ручей^[7] и оказалась в городской окраине. Лыков узнал Верхнюю Соломенку. Сразу ему прилетел привет из прошлого: они ехали по Безаковской улице. Ее назвали в честь бывшего генерал-губернатора Безака, а Лыков много лет назад служил в Нижнем Новгороде под командой его сына. Добравшись до поворота, экипаж выехал на прямой, как стрела, и бесконечно длинный Бибиковский бульвар. Скучно, но чистенько. А главное – пирамидальные тополя по обеим сторонам. Киев богат садами, но городской зелени на улицах почти нет, вся она за оградами. Поэтому по бульвару охотно гуляют любители променада.

Долетев с ветерком до запущенной Бессарабки, карета вывернула на Крещатик. Алексей Николаевич смотрел теперь во все глаза. Он не был здесь пять лет, и за это время улица весьма похорошела. Старые постройки все снесли, а на их месте выросли доходные дома с шикарными магазинами внизу. Множество извозчиков и прохожих, вывески, киоски с лимонадом – столица, да и только! Вагоны городской железной дороги пронзительно дренькали электрическими звонками, кричали уличные торговцы и разносчики газет. Шумно по-южному, не как в Москве или Питере, подумал Лыков. Известно, что в Киеве лучше всего весной или осенью. А теперь как раз май. Не ходить, что ли, сегодня к губернатору, а погулять? Ведь потом может и не найтись времени. Солнце светило мягко и приветливо, знаменитая киевская грязь уже подсохла. Деревья покрылись зеленой дымкой молодой листвы. Эх, служба…

«Континенталь» и правда был достоин похвал. Четырехэтажное красивое здание подпирало гору. Шикарное место на Николаевской улице, которой в прежний приезд сыщика еще не существовало. Интересно, кто выстроил гостиницу? Пароконные экипажи стояли вдоль всего фасада в ожидании седоков. Выбежал швейцар с галунами, как у гвардейского барабанщика, и втащил лыковский чемодан внутрь.

Там оказалось еще наряднее, чем снаружи. Мраморный пол, бронзовые с хрусталем люстры, из ресторана доносились дивные ароматы. Надворный советник взял номер на верхнем этаже. Восемь рублей в сутки! Хорошо, что он богач, а то бы никаких прогонов не хватило. Номер тоже порадовал. Вид из окна, правда, подкачал: никакой панорамы, сплошная зелень Липок. Ну да ладно.

Взяв ванну и позавтракав, он решил все же начать с визита к губернатору. Уж сделать дело, а потом гулять… Всяко перед отъездом время отыщется, зато налегке, без забот. Алексей Николаевич надел мундирный сюртук со старшими орденами и спустился вниз. С извозчиками в «Континентале» оказалось строго: никакой драки, клиентов разбирали в очередь.

Надворный советник поехал на Екатерининскую улицу, в дом номер десять. И опоздал. По словам дежурного чиновника, Трепов только что отбыл в Васильковский уезд и вернуться должен был лишь завтра. По счастью, в приемной задержался правитель канцелярии Гудим-Левкович. Он не без развязности поинтересовался, что за дело у приезжего к губернатору. Лыков нахмурился:

– Я хотел сообщить об этом его превосходительству, а впрочем… Почему бы нет? Это касается заявления некоего Афонасопуло, оценщика из банка. Насчет аферизма.

– С обвинением в адрес Михаила Федоровича Меринга? – в свою очередь нахмурился чиновник.

– Да.

– Ну понятно. В столице решили, что раз зять, то любит взять? Как бы не так!

Надворный советник молча ждал пояснений. Гудим-Левкович не замедлил с ними:

– Это гнусный донос. Совершенно беспочвенный. И мы тут все возмущены, что уважаемого человека, так много сделавшего для украшения Киева, вдруг начали пятнать. Учтите, господин Лыков, мы его в обиду не дадим.

– А это как покажет мое дознание, – не удержался сыщик.

– Вы так полагаете? – усмехнулся правитель канцелярии. – Ну-ну…

Повернулся и ушел, не прощаясь. Вот наглец!

Алексей Николаевич задумался над таким поведением чиновника. Кажется, люди, близкие к губернатору, собираются защищать Меринга. Что ж, примем к сведению. Возможно, еще не раз ему в лицо скажут подобные слова. Начало плохое, что будет дальше? Пока же у сыщика неожиданно освободился почти целый день, и он решил посмотреть город.