Адвокат Решетилов с утра прыгнул в машину и пошел скакать среди луж, распугивая брызгами прохожих. Он всегда был глумлив по отношению к закону. Казалось, закон специально придумали как бы с двойным дном. Впрочем, он не был далек от истины. И тем гордился.
Вот и здание ЦГБ, обнесенное по периметру высоким забором из толстых стальных прутьев. Анатолий Семенович на воротах притормозил, показал охраннику средний палец, повернутый кверху, и прибавил газу. Его здесь знали теперь как облупленного: со всеми перезнакомился. Даже со сторожами. Решетилова жизнь научила: не будешь крутиться – тебя самого наденут на вертел и поджарят вместо шашлыка.
Впрочем, никто его теперь не поджарит. Адвоката Решетилова многие знают. Даже в других регионах, включая столицу.
Повернув за угол здания, он припарковал машину, включил сигнализацию, и метнулся ступенями кверху. Гноевых и Бачкова оказались на месте.
Решетилов поздоровался за руку с Гноевых, брякнулся на диван, раскинул ноги и потянулся за сигаретами. Никому нельзя курить в помещении – ему можно. Специально для себя оговорил особые условия, когда договор с Гноевых заключал.
– Тут такое дело, – начал учредитель.
– Сейчас… – Адвокат прикурил от зажигалки. – Говорите…
Гноевых принялся по порядку рассказывать.
– Так-так, – вставлял иногда Решетилов. – Ну, это понятно…
Гноевых закончил. Сообщил всё, что знал, и даже приврал: «Корыстный мотив, сказали, просвечивается… Лицензию, говорят, отберем…»
– Ну, это они мелко плавают! – Адвокат вскинул кривые брови. – Изменения в обществе идут необратимые! Одни менты с тех пор не изменились… Им бы только вцепиться и не пускать… Короче говоря, договор дороже денег. Никто его не тянул подписывать. А что с ним случилось, так мы за всех не ответчики. Пусть ищут и привлекают. И если, допустим, пойдет молва, что покойники, дескать, у них, так мы тоже кое-чего умеем. Иск вчиним – успокоятся. Предъявим требования о причинении морально вреда, о возмещении убытков. Еще чего-нибудь придумаем…
Закончив повествовать, Решетилов кинул сигарету в пепельницу и за другой полез. Словно вконец решил отравить помещение.
Гноевых демонстративно вертел носом, но терпел. Адвокат делал вид, что не замечает. Пусть переносят его запахи. Меньше вызывать станут по пустякам. Моду взяли: «Приезжайте, Анатолий Семенович. Вопросов тьма накопилась…» А приедешь – загадки решать заставляют, ребусы. Конкретнее надо быть, господа…
– Разобрались, откуда у верблюда гонор?.. Тогда я поехал, – неожиданно решил он. – В суд надо заскочить. Пока…
Он вскочил. Махнул рукой на прощание – и только его и видели. Словно и не было вовсе Решетилова. О недавнем визите только дым напоминает.
Гноевых бросился к окну, распахнул настежь. Легкие требовали свежего кислорода. Кандидат медицинских наук специализировался по легочным заболеваниям и не понаслышке знал, что такое прокуренные помещения.
– Все поняла? – спросил он Бачкову. – А то я с утра не способен к восприятию.
– Хрен его знает. Вертит как этим самым по губам. – Людмила Николаевна была женщиной резкой и не стеснялась в выражениях. – Выходит, что нет пока что оснований к волнению.
…Решетилов тем временем летел к воротам ЦГКБ, собираясь проскочить без задержки. Надавил на газ, но не тут то было: полосатый шлагбаум вдруг перекрыл дорогу. Железяка хренова! Всю зиму торчал, как у того новобранца, и вдруг упал.
Адвокат выскочил из машины – и к будке. На двери замок. С кого спросить, если там никого?! Подшутил, значит, кто-то.
Обернулся и тут увидел: кренделяет пятнистая фигура от приемного покоя с бутылкой воды под мышкой. И не торопится. Подошел, глаза вылупил, руку тянет.
– Счас как дам! – вместо приветствия разразился адвокат. – Где тебя хрен носит?! Почему пост оставил?! Говори! Отвечай!..
– Ты мне из кабины палец показывал, но я не понял. Скажи на словах.
– Моли бога, что радиатор цел остался…
– Я не виноват. К главному врачу обращайся. Он здесь за всё отвечает…
Охранник подошел к шлагбауму, поднял в вертикальное положение, вставил стальной шкворень в проем.
Решетилов прыгнул в машину, хлопнул дверью, вырвался на улицу и полетел вдоль, виляя между дырами в асфальте. На перекрестке повернул и тут притопил педаль до пола, поглядывая на часы: время поджимало под самое некуда. Процесс могли отложить, а он обещал, что будет вовремя. Долетел до шоссе. Осталось повернуть налево, дождавшись зеленого огня на светофоре, и пойти прямиком. Теперь без остановок.
Светофор, тем не менее, не торопился. Он покраснел весь от постоянной работы. Решетилов дернулся с места от нетерпения, пытаясь подогнать время. Еще раз дернулся и снова остановился – на пешеходном переходе. Обойдут, кому надо. Вот идет тоже один, словно лом проглотил. За угол машины уже заступил… В руке держит посох за середину. Значит, этот посох ему нужен как собаке пятая нога.
И тут вдруг вспыхнул зеленый. Решетилов дернулся: не стоять же на месте, когда зеленый сияет, – и тюкнул пешехода в колено. Чуть-чуть! Уголком!
Пешеход вдруг остановился как вкопанный, обернулся к машине. Перехватил клюку и с размаху опустил свой гладкий предмет напротив водительского лица, моментально лишив обзора. Все стекло покрылось мутной сеткой морщин. И еще раз. Потом еще…
Анатолий Семенович не считал, сколько. Такое у него было впервые.
– Козлина! – негодовал мужик. – Вылезай, сука! Сейчас я из тебя отбивную сделаю!.. Протез, падла, сломал!..
Решетилов давил на кнопки мобильного телефона. Кинуть бы машину назад, да нельзя – транспорт сзади вовсю напирает.
Она набрал наконец номер и заорал:
– Пацаны, выручайте! На перекрестке Гоголя и Димитровградского шоссе! Мозги грозят выбить!
Пацаны коротко ответили:
– Через минуту будем…
Решетилов отключил мобилу, осмелел моментально и даже стал тявкать в ответ.
Инвалид, слава богу, выдохся. Уделал машину как бог черепаху и успокоился. Только бы не ушел. Тронулся было через дорогу, но его притормозили. Вовремя ребята подоспели. Под локти к своей машине ведут.
– Не дрыгайся, – шипят пацаны.
А инвалид и не думает дрыгаться. Только ворчит да волками тамбовскими обзывает.
Решетилов теперь улыбался, предвкушая безобразное разбирательство. Однако рано он стал улыбаться. Какой-то тип, с сумкой через плечо, подошел к пацанам, отобрал инвалида, спрятал себе за спину и главному братану кулаком в нос – у того кровь фонтаном, согнулся вдвое. Теперь это не боец. И даже не свидетель. Поливает асфальт кровушкой.
Решетилов сжался в машине. Как он метко их щелкает. И не боится. Ведь могут на перо посадить. И посадили бы, да у того пистолет вдруг образовался в руке. Выстрел – машина у ребят села на одно колесо. Второй – целиком опустилась. Затем стволом в рожу одному, другому. Лежать!
Слава богу. Выходит, не бандит. Бандит давно прикончил бы «гвардию» и ушел в обнимку с инвалидом – шампанское пить.
Инвалид так и шьет за этим вприсядку. Связать помог. А мужик – к Решетилову. У того оборвалось всё внутри. Найдут очевидцев. Скажут, даванул человека на перекрестке, тот и вошел «в кому». Так что посадить надо опять Решетилова. Вот она, судьба…
Мужик наставил на Решетилова пистолет:
– Гони документы!
Пришлось предъявить удостоверение водителя и адвоката. Анатолий Семенович смутно надеялся, что бордовая книжечка может помочь.
– Вот мы какие… – Мужик рассматривал удостоверение. – Видеть никого не желаем. Но жить хотим. Причем кудревато – не так ли?
Решетилов согласно тряс головой. Кто же не хочет…
– Тогда вытряхивай стекло и дуй отсюда по-доброму. Ждем. У тебя три секунды… Раз!
Решетилов дернулся на сиденье. Уперся руками в разбитое стекло и выдавил. В норматив уложился. Потом выскочил из машины, стащил стекло на обочину, намереваясь оставить здесь же.
– В багажник с собой забери! – приказал мужик. – Не надо здесь пакостить…
Решетилов не спорил. Как он сразу не догадался, что гадить нельзя по обочинам. Отворил заднюю дверь, подобрал осколки и уложил в багажник.
– Теперь вали без оглядки…
Решетилов полез в машину, косясь на ручку пистолета, торчащую из-под ремня. Все-таки бандит, кажись, попался… Не мент все-таки…
Решетилов тронулся с места и пошел галопом. Жаль, крыльев нет, не то взлетел бы. На пятой передаче вышел к транспортной развязке. Поток воздуха вжимал его в спинку сиденья.
Прошел через развязку. Принял вправо, остановился, посмотрел на часы. Попал, называется, в уголовный процесс. И тут же закаялся впредь торопиться. Вынул трубку и стал набирать номер.
– Алле! Суд?!.. Такая вот история. Дорожное происшествие. Еле в живых остался. Так что вы без меня как-нибудь, либо еще раз откладывайте… Да… Ничего не поделаешь… Без стекол стою…
Он развернулся и пошел в обратном направлении. За квартал до злополучного перекрестка свернул направо – опять не попасть бы на глаза бандиту.
…Инвалид со случайным спасителем шагали теперь вдоль домов. Хромой опирался на палку.
– Видеть никого не хотят, – говорил он. – Вот я и не выдержал.
– Что с ногой?
– Ампутация после Афгана. Не приходилось бывать?
Попутчик отрицательно качнул головой. Не приходилось.
Инвалид покосился, глядя со стороны на попутчика: в других местах, по всей видимости, бывал мужик. Это уж точно. Жесткий мужик с больной душой…
– Орловская группировка… – повторял инвалид. – Пусть полежат теперь… Одумаются, может… А тебе спасибо.
Он остановился, хрустя протезом, и протянул руку.
– Казанцев моя фамилия… Владимир. Капитан в отставке.
– Майор Лушников. МВД.
– А по имени?
– Николай…
– Вот и познакомились.
Казанцев хрустнул помятым протезом:
– По паре капель? Ради знакомства…
Лушников не возражал. Только что с поезда – и сразу на спектакль.
Они углубились в квартал и вскоре вышли на параллельную улицу. Здесь были всё те же старинные, двухэтажные дома.
– Ты мне звони, – требовал Казанцев, записывая телефон в записную книжку. Выдрал листочек и протянул.
Лушников взял бумажку и сунул в карман. Продиктовал номер своего телефона. Задумался на секунду. Придется пускать здесь корни. Пять лет провел в Омской академии. Потом еще десять – на острове. И даже заметить не успел, как четвертый десяток пошел.
Протянул руку инвалиду. Пока, капитан. Был рад познакомиться. Поправил сумку с ремнем через плечо и пошел пешком вдоль улицы, глядя по сторонам.
– Звони! – крикнул позади инвалид.
Лушников согласно кивнул, не оглядываясь.
О проекте
О подписке