– Помню. Его как зовут? Я не расслышал.

– Абдулбаки. По-русски «раб вечного». Или как-то так.

– Ясно. Не мешай.

Фигура нашего «миноискателя» постепенно размывалась и начинала походить на ночной мираж. Я видел миражи, но только днём. Наверное, ночных миражей не бывает. Я не видел. И не слышал. Посмотрел на часы. С момента «старта» прошло полторы минуты. Если «раб вечного» не соврал, то у нас в запасе часа полтора, чтобы напиться, набрать воды и оторваться от духов. Ещё надо решить проблему с транспортировкой Сергеева и Раджабова. Носилки в рейд не берут, а сейчас они очень бы пригодились.

– Ты, вот, что боец. Не хрен здесь ошиваться. Возьми кого-нибудь в напарники, посмотри, может палки найдёшь. Для носилок.

– Есть, товарищ капитан. Найдём. Там в километре пуштунская палатка брошенная. Песком занесло. Наверняка жерди есть. Я Ледка с собой возьму. Можно? Он из Сибири. Крепкий!

– Леденёва, что ли?

– Ну, да. Леденёва.

– Хорошо. Иди уже. Только будьте осторожны. Духи где-то недалеко. Посты предупреди, чтобы не беспокоились. Если, что, рвите назад. Ясно?

– Так точно! – Джураев, зашуршал песком и исчез в ночи.

Подошёл медик. Он стоял за моей спиной и не решался начать разговор. Я всем телом повернулся к нему:

– Что? Раджабов?

– Нет. Пока дышит. Но вряд ли дотянет. Нам же до связи ещё километров десять топать?

– Пятнадцать. – Я посмотрел в глаза санинструктору, – ты, вот что! Если доставишь его живым, представлю к награде. Ладно, не бычись! Я, так, к слову. Но ты постарайся! Хорошо?

– Есть, товарищ капитан. Я постараюсь. Что смогу.

Я посмотрел в спину уходящего медика. Он шёл, ссутулившись, загребая кирзачами песок. В этом, растворяющемся понемногу силуэте, чувствовалась какая-то обречённость. Впрочем, это могло мне только казаться. Устал фельдшер, вот и гнёт его пустыня. Сумка с «таблетками» чуть меньше радиостанции весит. Я поднял глаза к луне……

Я поднял глаза к луне и не успел рассмотреть каверны-кратеры на белом диске. Взрыв разорвал тишину. Огненный всполох на мгновение озарил подножие бархана. Там, где пару секунд назад стоял безусый моджахед, кружась, оседал песок. На чём подорвался байча, было уже неважно, гораздо важнее было то, что упал старлей. Упал как подкошенный. Я рванулся к нему, вернее, к ним. Иманявичус сидел на корточках, держась за голову. Он был контужен взрывной волной. Я не стал тревожить его бесполезным расспросами, а лишь призывно махнул рукой санинструктору и перевернул взводного на спину.

– Живой? – Вопрос был глупым, но так спрашивают всегда!

– Живой, – голос прозвучал слабо, – просто долбануло в плечо. – Старлей посмотрел на меня мутными глазами.

– Глянь, что там, у меня? – он затих и прикрыл веки ладонью левой руки.

В правом плече офицера, сквозь «песочку», торчал осколок. Светлая куртка набухала от крови. Если бы осколок прошёл навылет, кровь хлестала бы фонтаном.

– Медик! Твою мать! Быстрее! Сделай что-нибудь. – Команда была лишней, санинструктор уже склонился над лежащим офицером и лихорадочно вытряхивал из сумки медикаменты. Двое бойцов со щупами в руках бежали к нам. Бежали медленно, с трудом переставляя ноги.

– Так. Идёте след в след. У воронки осмотритесь внимательно. До воды осталось метра два, не больше. Береговую линию необходимо проверить тщательно. Духи могли поставить там мины. Наберёте воды во фляжки и возвращайтесь назад. Всё ясно?

– Так точно, товарищ капитан! – Бойцы осторожно обогнули нас и двинулись к месту подрыва. Я подозвал трёх, ближайших ко мне солдат:

– Берите термоса и ко мне. Быстро! – Я посмотрел на медика. Тот бинтовал плечо взводного. Офицер был без сознания.

– Как он?

– Тяжёлый. Сам не дойдёт. Я ввёл промедол. Сейчас ему уже не больно. Спит. Не понимаю, как мы их потащим?

– Не «потащим», солдат! Мы их доставим. Живыми. Так будет.

– Понял, товарищ капитан. Доставим. Так будет!

Откуда-то сверху скатились Джураев и Ледок. В руках они держали жерди и рулон грубой ткани – «верблюжки», которую пуштуны натягивают на каркасы своих шатров. Странно, но солдаты не выглядели уставшими, наоборот, от них веяло силой и уверенностью.

– Всё-таки подорвался. – Джураев посмотрел на Леденёва.

Может быть, они заключили пари? С них станется. Но мне было не до того. Подошли бойцы с термосами. Двое «сапёров» уже закончили проверку и возвращались к отряду. Я посмотрел на часы. Наша фора перед моджахедами катастрофически таяла с каждой секундой.

– Вы….. Вот, что! Как только «сапёры» выйдут с тропы, хватаете термоса и, мухой к реке. Набираете воду и назад. Времени нет вообще. Нам надо уходить отсюда. Скоро к духам подойдёт подкрепление с миномётами. Если не успеем уйти, то нам…. Понятно? Будьте осторожны. С тропы не сходить.

– Есть, товарищ командир – ответ прозвучал не по уставу, но мне было наплевать на условности.

– Товарищ капитан, – Леденёв стоял почти навытяжку, – мы с Джурой носилки смастерили. Крепкие. Ребятам будет удобно.

– Молодцы! Грузите раненных и Сергеева. Распределите бойцов. Как только напьёмся, сразу уходим. Отдохнули достаточно. Нам ещё с десяток вёрст надо отмотать.

– Товарищ капитан! – Джураев стоял, держа в руках дипломат. – Как с ним? Может, закопаем? Или в реку выбросим?

– Я тебе выброшу! Держи при себе. Головой отвечаешь. Понял?

– Есть, товарищ командир! – Было видно, что солдат рассчитывал именно на такой приказ, ему не надо было «впрягаться» в носилки.

Я посмотрел на него и подумал, что и Джураев, и Леденёв, заслужили этот «хитрый» отдых. Они намотали по пустыне лишний «трёшник» и прошли бы ещё немало километров. Если бы потребовалось. Я знал, что они в любой момент заменят товарищей уставших нести тяжёлые носилки. Но, это – лирика. Сейчас не до неё. Нам надо уходить.

Сколько длилась эта «мелодрама» я не знаю. Не засекал. Но очнувшись от мыслей, я увидел, что «сапёры» уже вышли с тропы и раздают фляги истощённым от обезвоживания товарищам.

– Товарищ капитан! Это – Вам! – «сапёр» протянул мне прохладную, запотевшую фляжку.

Я судорожно заглотнул остатки слюны:

– Спасибо. Я потом. Отдай пулемётчику. Он, похоже, уже и встать не может.

– Есть! – Боец с уважением посмотрел на меня, – сейчас «водоносы» вернутся и всех напоят. Вы же на ногах еле держитесь!

Я был тронут почти сыновьей заботой подчинённого, но оценка моего физического состояния мне не понравилась:

– Ты, что несёшь, боец?! Исполнять!

Солдат также нелепо, как ранее старлей, козырнул и побрёл к пулемётчику. Странно, мне казалось, что солдаты не видят моей усталости. А, оно вот как на самом-то деле! Я поправил «разгрузку» на груди, чтобы придать себе бравый вид «железного» командира.

– Товарищ командир! – Джураев вынырнул из темноты.

– Послушай, солдат! Ты, конечно, молодец, но если ещё раз обратишься ко мне не по званию, я посажу тебя на «губу». Дома. Когда вернёмся. Понял?

– Так точно! Товарищ капитан! – Глаза Джураева потеплели и наполнились смехом, – дома можно! Я с удовольствием!

«Водоносы» вышли с тропы. Бойцы окружили их и, уступая очередь самым нетерпеливым, наполняли фляжки речной водой. Я прислушался к ночи. Было тихо. От этой тишины в сердце проник тревожный холодок. Было очень тихо! С гребня бархана скатился снайпер из числа солдат находившихся в охранении.

– Товарищ капитан! Моторы! Барбухайки едут.

Два глупейших вопроса в моей жизни:

– Сколько?

– Далеко?

Как мог боец посчитать количество машин и определить расстояние до колонны? Да никак! Но я всё-таки спросил:

– Сколько? Как далеко?

Снайпер ничуть не смутился и бодро соврал:

– Машин пять, не меньше. С километр от нас.

– Хорошо. Оповести охранение. Пусть снимаются и все ко мне. Понял? Напьёшься потом. Потерпишь. Быстрее.

Я не удивился, увидев, что и снайпер стал взбираться на гребень бархана, предварительно приложив руку к панаме.

– Все ко мне! Группам принять носилки. – Команда остановила солдат не успевших наполнить фляги живительной влагой.

Все понимали сложность нашего положения, и чувство опасности придавало им силы. И веры в меня, своего командира. Строя не было, бойцы просто окружили меня и ждали «пламенной» речи. Я оглядел всех и сказал:

– Нам надо уходить. Охранение слышало барбухайки. У них миномёты. Отрыв у нас небольшой. Надо торопиться. До точки связи ещё десять километров. Там запросим вертушки. Леденёв! Возьми братьев-чеченцев. Втроём прикроете «хвост». В авангард пойдут Васильев и Оганесян. Отряд будет за вами в пределах видимости. Если что, успеем подсобить. Всё. Вперёд ребята! Группы с носилками за мной. Остальным не отставать. С Богом!

Отряд двинулся вперёд, на ходу выстраиваясь в определённый мною походный порядок. Я оглянулся. На миг показалось, что в небе сверкнул луч фар духовской колонны.

Да, я соврал им, своим подчинённым, но это была ложь во спасение. Кажется, так называется враньё для укрепления духа. До точки связи было пятнадцать, если не больше, километров. Но угрызений совести я не чувствовал. Наоборот, появилась уверенность, что мы с каждым шагом отрываемся от преследователей. Тревога ушла из сердца, уступая место спокойствию. Всё просто! Когда тело выполняет привычную, пусть и монотонную работу, думать некогда.

Ночь остановилась. Луна и звёзды по-прежнему освещали пустыню, но где-то у горизонта уже появилась тонкое лезвие рассвета. Тишину изредка прерывали стоны раненных товарищей. В такие моменты возвращалась тревога. Тревога за их жизни. Одного, Сергеева, уже не вернуть. Я остановился:

– Медик! Как взводный?

– Спит. Похоже, с ним всё будет хорошо. Но, вот Раджабов! – Санинструктор сделал паузу и выдохнул, – не знаю. Дотянет ли?

– Ясно. Ты почаще осматривай его. Вдруг, что-нибудь потребуется.

Наверное, я снова «сморозил» глупость, но я был обязан завершить разговор напутствием. Медик тоже понимал это: