Груз 200

– Сынок, я прошу тебя, не надо! Подумай о нас с матерью, пожалуйста!

Начав с традиционной прелюдии ни о чём, отец вскоре завёл привычную шарманку о главном. Неделю назад сын объявил родителям о своём решении ехать на войну и теперь они капали ему на мозги каждый божий день, пытаясь отговорить от патриотичного намерения защищать Родину.

Мать в этих разговорах почти не участвовала, она просто сидела рядом и смотрела на него так, будто он стоит перед ней с заряженным пистолетом и целится в голову. Этот её вид, надо полагать, имел цель передать ему всю глубину её страданий без слов, а для того чтобы абсолютно точно дать понять, что от него требуется, чтобы эти страдания прекратить, мать время от времени кивала головой в такт отцовским речам и слабым голосом произносила: «совершенно верно».

– Сын, ты уже отслужил срочную службу и больше ты Родине ничего не должен. Этот военный конфликт – локальный и в нём принимают участие профессиональные службисты.

– Я тоже профессиональный, как ты говоришь, службист, папа, – резко ответил он, – поскольку заключил контракт, если ты не помнишь!

Отец рассвирепел и ударил ладонью по столу.

– ДА ТЕБЯ ЖЕ ТАМ УБЬЮТ, ГЛУПАЯ ТЫ СВОЛОЧЬ!

На сегодня с него было достаточно, сын резко встал из-за стола и направился к выходу. Вмиг сменив тактику, отец вскочил вслед за ним, схватил за локоть и жалобно проговорил:

– Сынок, прости! Я не хотел… пожалуйста, давай поговорим…

Но молодой воин резко вырвался и вышел в подъезд, хлопнув дверью.

– Задолбали, задолбали! – в сердцах повторял он, спускаясь по лестнице.

В тот день он сначала пошёл к друзьям, а после слонялся по городу до поздней ночи, пока не наткнулся на истерзанную девочку.

Когда он отнёс её в больницу, ему пришлось пробыть там ещё несколько часов, отвечая на вопросы милиции и много раз пересказывая обстоятельства, при которых он обнаружил потерпевшую.

– Ты военный? – спросил милиционер, будто этого не было заметно по его форме.

– Контрактник, – сухо ответил он.

– Из Чечни?

– Пока нет, только собираюсь.

– Правильно, братан, мочить их надо, гадов. Глянь, что с девочкой сделали, твари… – сказал милиционер, который был почему-то уверен, что надругательство над потерпевшей совершили именно чеченцы.

Впрочем, в том же самом был уверен и он сам, поэтому вернувшись ранним утром домой, он с порога заорал на отца:

– Не смей меня больше отговаривать! Не смей! Ты знаешь, что они творят? Знаешь, что делают?! Знаешь, где я только что был и что видел?! Знаешь?!

Перескакивая с одной недосказанной фразы на другую, он крикливо заговорил об изнасилованной и избитой девочке с отрезанными пальцами, которую по их с милиционером мнению, два месяца истязали чеченцы.

– Хорошо, хорошо, сынок, не надо так кричать, – тихо проговорил отец. – Ты приляг, поспи сейчас, а после спокойно всё расскажешь.

Позади него стояла мать и смотрела своим фирменным взглядом, молчаливо давая понять, что произошедшее никак не отменяет того факта, что своим намерением ехать на войну сын собирается лишить её жизни.

Досадливо морщась, он прошёл мимо них в свою комнату.

– Может, покушаешь сначала, – осторожно заглянул к нему отец.

– Да оставьте вы меня в покое! Не хочу! – крикнул он.

Отец торопливо притворил дверь и увёл из коридора мать.

Убедившись, что к нему больше никто не пристаёт, он закрыл глаза и вскоре забылся пьяным сном.

Молодой человек проспал почти весь день, а вечером выйдя из комнаты и сходив в туалет, сразу понял, что родители уже готовы продолжать капать ему на мозги. Отец с матерью сидели за столом и делали вид, что смотрят телевизор. Оно постоянно начиналось именно так. Сперва они претворяются, что как бы не обращают на него внимания, занимаясь домашними делами, а потом возникает какая-нибудь отвлечённая тема, из которой отец плавно переходит к процессу отговаривания его от службы по контракту.

Военный сходил в туалет, наскоро умылся и, выйдя в прихожую, сразу стал обуваться. Он не хотел слушать всю эту опостылевшую муть снова. Ему оставалось быть на гражданке меньше двух недель, и он никак не мог позволить родителям опоганить своими назойливыми разговорами эти последние вольные деньки.

На этот раз первой заговорила мать:

– Сынок, ты куда опять уходишь? Ты совсем не хочешь проводить с нами время? За что ты нас так ненавидишь? Ты ведь даже не поел ничего, – быстро тараторила она, словно опасаясь, что не успеет сказать всего, что хотела до того как сын уйдёт.

– К тому же, ты давеча говорил о каком-то происшествии ночью, из-за которого пришёл домой лишь под утро. Я думал, ты хочешь нам рассказать о нём подробнее, – мрачно добавил отец.

Завязывая шнурки, молодой человек остановился. Он поднял глаза на родителей и задумался. Отец с матерью сидели в кухне за столом и наблюдали за ним с укоризной. Ему вдруг стало немного совестно. Парень разулся и прошёл через коридор в распахнутую кухонную дверь.

– Ладно, – сказал он. – Только прошу вас, не заводите старую шарманку. Не нужно меня больше уговаривать. К тому же, это дело решённое – я уже подписал все необходимые документы и по любому поеду в Чечню.

Никак не отреагировав на его призыв, отец хмуро ждал продолжения, а мать, снова изобразив на лице страдание, сказала:

– Хорошо, сынок, расскажи нам, что случилось ночью и поешь, пожалуйста, я оладьи приготовила.

Она поставила перед ним большую тарелку с оладьями и чашку с малиновым вареньем. Тут же ощутив голод, военный начал жадно есть и с набитым ртом приступил к повествованию:

– Я вчера гулял с одноклассниками, а потом решил пройтись до дома пешком, когда по пути наткнулся на искалеченную девочку. Ей пятнадцать лет, этой девочке. Её целый месяц держали в неволе чурки. Они похитили её, требовали от родителей выкуп, и родители для этого были вынуждены продать квартиру. А эти чурки пока держали девочку в плену, они ей пальцы отрезали на руке! Они насиловали её! Они её на иглу посадили!

Последние слова он выкрикивал, и обуявшая его ненависть рвалась наружу вместе с частичками не до конца пережёванных оладий. Он потерял самообладание и орал на родителей, будто это они были виноваты в том, что произошло с девочкой.

– И вы после этого мне говорите, что я не должен воевать! Вы что не видите, что эти мрази у нас здесь вытворяют? А? Что ты теперь на это скажешь, папа? Что?

Отец мрачно переглянулся с матерью.

– Что, а? – вызывающе спросил юноша снова.

Отец посмотрел сыну в глаза и тихо проговорил:

– Я-то многое могу тебе сказать, сынок, но готов ли ты спокойно слушать? Я вот опасаюсь, что ты сейчас опять вскочишь и уйдёшь из дома, ничего не только не поняв, но и не дослушав. Ты ведь, по сути, совсем ещё молодой дурак и ни черта не понимаешь…

Военный саркастично усмехнулся:

– Вот как мы теперь заговорили! Ха! Тактику сменил? Да, папаша? Не получилось добром меня умаслить, теперь станешь унижать? А я не дам! Не позволю! Я в армии отслужил! А ты, папаша, – нет! Ты-то сам не был в армии! И сейчас завидуешь! Так-то! Ты мне вообще не авторитет и не смей меня обзывать дураком! Я – военный! Я – защитник отечества! Понял?

Как и предрекал в своих словах отец, сын после этого резко вскочил, выбежал из кухни, быстро обулся и снова ушёл из дому почти на сутки.

Пьяный в говно, он вернулся вечером следующего дня и завалился спать не раздеваясь. Мать стянула со спящего сына военную форму и тщательно выстирала. Проснувшись на следующее утро, молодой воин обнаружил, что ночью он в пьяном угаре обоссался и теперь на мятой постели подсыхало неприятное жёлтое пятно.

Голова военного отчаянно болела, поднявшись на кровати, он к своему неудовольствию увидел стоящего в дверях комнаты отца.

– По поводу вчерашнего разговора… – начал отец.

– Ох нет, папа, только не сейчас! Мне так плохо…

– Вижу, сынок, но боюсь, что другого случая у нас не предвидится. Ведь когда тебе не плохо, ты моментально психуешь и уходишь из дома. Скажи честно, ты просто хочешь быть самостоятельным и жить отдельно? Поэтому ты подписал контракт?

«Может и поэтому!», хотел выкрикнуть он, но промолчал. А если отец сейчас предложит разменять квартиру, или ещё как-нибудь решить этот вопрос? Тогда он попросит взамен отказаться от командировки, и в таком случае он может быть и отказался бы… Но что тогда он скажет одноклассникам, перед которыми столько раз хвастался своим патриотичным решением защищать Родину?

– Не поэтому! – выпалил он. – Ты разве не слышал, что я тебе вчера говорил? Эти твари должны быть…

– Я прекрасно всё слышал, – оборвал его отец. – И позволь теперь задать тебе пару уточняющих вопросов. Первое: откуда тебе стало известно, что те ужасные преступления с несчастной девочкой совершили чеченцы? И второе: как именно ты собираешься восстанавливать справедливость здесь, сам при этом находясь там?

– Чего???

– Того! Бандиты совершают преступления в нашем городе. Стало быть, их необходимо искать и наказывать здесь! Или, во всяком случае, ежели тебе угодно карать преступников, то ты должен служить в милиции, а не воевать за тридевять земель!

– Это были чечены, больше некому, – тупо сказал он, вспомнив про первый вопрос. – Ты что, сам не знаешь, что всё зло от них? По телеку вон каждый день показывают!

– Сынок…

Юноша вдруг резко вскочил с обоссаной постели.

– Ох, пусти, папа, мне надо в туалет.

В довесок к головной боли и жуткому похмельному синдрому, у него ещё и начался понос. Просидев на горшке добрых полчаса, он сходил в душ, тщательно вымылся и вернулся в комнату.

Обоссаное бельё было уже убрано. Посыпав стиральным порошком изгаженный диван, мать старательно чистила мокрой тряпкой жёлтое пятно.

Он смущённо кашлянул:

– Кхе, мам… я… это…

– Иди покушай, сынок, на кухне отец, составь ему компанию, – быстро сказала мать не давая ему возможности озвучить произошедший ночью, по пьяному делу казус.

– Ээ, да, конечно.

На кухне отец поставил перед ним пиво.

– Выпей, сынок, полегчает. Хорошее пиво, немецкое.

– Спасибо, – удивлённо ответил юноша и залпом ополовинил бутылку.

– Предлагаю сегодня попить пивка дома, – сказал отец. – Раз уж ты решил посвятить все дни на гражданке пьянству, то почему бы не выделить один запойный день и для семьи.

Немного смутившись, сын хохотнул.

– Да я не… о! Сделай громче, там вон новости начались.

Отец повернулся к мерцающему на холодильнике шилялису и прибавил звук. Ведущая рассказывала о боях, которые ведутся на территории Чечни и передавала последние данные о потерях российских военнослужащих.

– Ну вот опять, – буркнул отец.

– Так что ты там говорил, пап, а? Что ты на это скажешь?

– На что «на это», сынок?

– Да на то, что война идёт! И важен каждый солдат! А что если они завтра сюда придут? И станут стрелять и бомбить не в горах, а здесь?

– Сынок, сюда они не придут, и не стоит тебе верить всему, что говорят по телевизору и ваши агитаторы в военкоматах. Я бы объяснил тебе в чём заключается роль таких как ты парней в этой войне, но боюсь, что ты опять распсихуешься и уйдёшь из дома.

– Ха! Ну-ка давай, объясни. Не бойся – не уйду. Если, конечно, ты снова не начнёшь меня оскорблять.

Отец поднёс горлышко бутылки к губам и сделал небольшой глоток:

– Видишь ли, сын, никому из нас не положено знать истинный смысл большой политики. А любая война – это в первую очередь форма реализации этой политики. На самом деле то, что происходит сегодня в Чечне, является всего лишь борьбой за влияние в высших эшелонах власти. Я не говорю сейчас о власти только в одной нашей стране, я говорю о власти в мировом масштабе. Совсем недавно развалилась великая держава СССР, и после этого расстановка сил на мировой арене сильно изменилась. Теперь наша страна стала гораздо слабее, но тайным врагам России необходимо, чтобы она ослабла ещё сильнее. Для этого и была организована война в Чечне…

Молодой военный со скучающим видом допил бутылку пива до конца и нагло перебил отца:

– Баа, что ты несёшь, папа? Какая ещё мировая власть? Ты про масонскую ложу мне ещё расскажи! Ты что, не понимаешь, что это зверьё просто хочет истребить нас, православных? Мы бьёмся не ради чьей-то власти, а ради своего выживания! Ради будущего наших детей!

– Ты ещё пива хочешь, сынок? Возьми в холодильнике, я сегодня целый ящик купил. Рыба есть, вяленая, будешь?

Моментально позабыв о своих героических рассуждениях, молодой военный встал с табуретки и направился к холодильнику за пивом и рыбой.

– Это всё поверхностные, эмоциональные мотивы для манипулирования простыми людьми, – произнёс отец, когда сын сел обратно за стол и открыл вторую бутылку. – Возьми вот, газету подстели под рыбу.

Молодой воин оторвал рыбью голову и плавник.

– Что за «поверхностные»? – спросил он, обсасывая плавник.

– Мотивы эти, что ты перечислил. «Война ради выживания», «будущего детей» и всё прочее. Так испокон веков было, и в этом плане ничего не меняется. Для того чтобы заставить людей выйти из дома и идти убивать других людей – нужна благородная цель. К тому же, это освобождает их от чувства вины. Метод старый как мир – лишить врага человеческого облика, назвать его чудовищем, виновным во всех бедах, внушить пушечному мясу уверенность в том, что они идут бить нелюдей и что уничтожать этих нелюдей – это священный долг каждого честного человека.