Макар совершенно верно отмечал: «Кальес пожертвовал Моронесом и другими (которые подали в отставку, как только обрегонисты официально бросили им ответственность в моральном соучастии), в значительной мере уменьшил возможность дальнейшего наступления обрегонистов на КРОМ. То, что, может быть, удалось бы Обрегону (разгром организации КРОМа), конечно, не удастся его наследникам. Да Кальес теперь, когда нет Обрегона, никогда и не допустит этого. А он теперь в стране единственная моральная и физическая сила (армия в общем и целом в его руках, Обрегон не успел еще сделать необходимую ему перестановку). Лавируя между обрегонистами и КРОМом, сделав некоторую уступку первым (отставка Моронеса и других, назначение нового начальника полиции – обрегониста и прочее) без больших пожертвований со стороны КРОМа, Кальесу удалось занять среднюю линию поведения, обеспечивающую ему несомненный успех. Если бы обрегонисты теперь, когда волна возмущения значительно остыла, вздумали предъявить Кальесу неприемлемые для него требования, они натолкнулись бы на непреодолимое сопротивление: вызвать гражданскую войну им, вероятно, не удалось бы, несмотря на то влияние, которое они имеют в правой крестьянской партии»^[18]. Под «правой крестьянской партией» полпред имел в виду аграристов.

Этот блестящий анализ не оправдался только в одном аспекте – позже выяснилось, что Кальес готов пожертвовать не только Моронесом и его окружением, но и КРОМом как таковым. Однако в августе 1928 года президент еще считал, что КРОМ как базу его личного влияния можно сохранить.

В августе начала распадаться объединенная Обрегоном разношерстная коалиция политических сил. 3 августа 1928 года Аарон Саенс распустил Национальный директивный центр обрегонистов, который отвечал за предвыборную кампанию Обрегона и был своего рода ставкой соратников убитого «каудильо». Саенс мотивировал свой шаг тем, что у центра более нет никаких задач^[19]. На самом деле он просто хотел лишить инструмента политического влияния Сото-и-Гаму и Манрике, которые считали себя идейными наследниками Обрегона и непримиримыми противниками Кальеса. А вот Саенс уже был не прочь договориться с президентом.

1 сентября 1928 года президент Кальес должен был выступить со своим последним посланием к Конгрессу (срок его полномочий истекал 1 декабря). Выступление президента произвело сенсацию. К удивлению многих, Кальес заявил, что трагическая смерть Обрегона имеет для Мексики и позитивное значение. Умер последний вождь-«каудильо», власть которого держалась не на законах, а на личном влиянии. Другого такого вождя в стране не осталось. Поэтому у Мексики появляется уникальная возможность стать страной, где главенствуют не личности, а закон. Кальес подчеркнул, что мог бы, «если бы… совесть не запрещала» ему, «под маской желания содействовать общественному благу продолжать исполнять обязанности» президента^[20]. Однако теперь он торжественно заявляет, что никогда больше не займет президентское кресло.

Вторая часть речи Кальеса была не менее сенсационной. Впервые с момента триумфа революции в 1917 году он, видный революционер, предложил, чтобы побежденная «реакция» (сторонники Порфирио Диаса и католическая церковь) получили представительство в Конгрессе страны, став своего рода легальной оппозицией. Присутствие реакционеров в обеих палатах парламента «не представляет опасности для гегемонии Революции, которая уже триумфально победила, завоевав сознание общественности, и может открыть себя для конкуренции, которая в конечном итоге принесет благо всей нации»^[21].

Фактически своей речью Кальес объявил о завершении революции и переходе Мексики на путь поступательного эволюционного развития. Нет сомнения, что по крайней мере вторая часть выступления была если не инспирирована послом США Морроу, то согласована с ним. После выступления президента Морроу, в нарушение принятого дипломатического этикета, открыто аплодировал. В ходе длительных бесед в 1927–1928 годах послу США удалось убедить Кальеса, что все социально-экономические преобразования, прежде всего аграрная реформа, вносят в экономику Мексики только сумбур и не дают стране активно развиваться.

Однако в этом аспекте с Кальесом и Морроу не соглашались подавляющее большинство мексиканцев. Да, страна жаждала внутреннего мира, но основная часть ее населения, рабочие и крестьяне еще более страстно желали, чтобы революция наконец удовлетворила их многолетние чаяния – право на землю и достойные условия труда. Все это декларировала революционная Конституция 1917 года, однако в реальной жизни, как мы видели, эта Конституция применялась еще очень мало.

Эмилио Портес Хиль, президент Мексики в 1929–1930 годах

5 сентября 1928 года Кальес собрал ведущих генералов, прибывших в столицу для того, чтобы прослушать его послание Конгрессу. От Портеса Хиля он наверняка уже знал, что генералы собираются предъявить ему ультиматум и готовы к открытому мятежу. Не теряя присутствия духа, президент ясно дал понять, что выдвижение любым из генералов своей кандидатуры на предстоящих внеочередных президентских выборах приведет к гражданской войне^[22]. Поэтому президентом должно стать авторитетное гражданское лицо. Тогда два генерала, бывший шеф полиции Роберто Крус и Хесус Агирре предложили на пост временного президента Портеса Хиля, известного обрегониста. Кальес видел на этом посту губернатора Коауилы Мануэля Переса Тревиньо, но возражать не стал.

В целом же собравшиеся военные постановили, по предложению генерала Альмасана, что проблему наследования президентской власти надо поручить решить самому Кальесу. Нейтралитет армии на данный момент был обеспечен.

Еще 19 июля 1928 года кандидатуру Портеса Хиля в качестве временного президента предложили Кальесу лидеры аграристской партии Сото-и-Гама и Манрике. Они, правда, требовали от Портеса Хиля порвать все контакты с Кальесом. Но Портес Хиль, юрист по образованию, отвечал, что не сделает этого, пока не появятся четкие улики, подтверждающие причастность Кальеса к убийству Обрегона.

Эмилио Портес Хиль родился 3 октября 1890 года в штате Тамаулипас. Получив юридическое образование в Мехико, Портес Хиль в 1915 году стал адвокатом. Еще до этого, в декабре 1914 года он прибыл в Веракрус и предоставил себя в распоряжение Каррансы, который в тот момент, казалось, вот-вот проиграет гражданскую войну против Вильи и Сапаты. Карранса, никогда не доверявший военным и, наоборот, всячески выдвигавший молодых образованных гражданских политиков, назначил адвоката заместителем начальника Департамента военной юстиции. Затем Портес Хиль занимал ряд постов в судебной системе. Работая в 1917 году официальным юрисконсультом Военного министерства, он близко сошелся с тогдашним главой этого ведомства Альваро Обрегоном.

Неудивительно, что Портес Хиль поддержал мятеж Обрегона в 1920 году и стал в результате временным губернатором своего родного штата Тамаулипас. Затем, будучи депутатом Конгресса, Портес Хиль сделался одним из лидеров Национальной кооперативистской партии. Однако когда партия в 1923 году поддержала кандидатуру де ла Уэрты на президентских выборах, Портес Хиль перешел на сторону соперника де ла Уэрты и ставленника Обрегона Кальеса, чего тот, естественно, не забыл. В качестве награды Портес Хиль в 1925 году стал постоянным губернатором Тамаулипаса, где его и застало известие о смерти Обрегона^[23].

Следует отметить, что Портес Хиль по мексиканским меркам был прогрессивным губернатором. Он активно проводил аграрную реформу^[24] и покровительствовал рабочим организациям, с одним, правда, исключением – был ярым противником КРОМ. Интересно, что владельцы первой же асиенды, у которой губернатор Портес Хиль отобрал 426 гектаров для распределения среди крестьянских общин, в свое время финансово поддерживали его учебу в Мехико.

Портес Хиль всячески содействовал деятельности в Тамаулипасе Национальной крестьянской лиги, во главе которой стоял член мексиканской компартии Урсуло Гальван^[25]. Причем и Портес Хиль, и Марте Гомес, в отличие от федерального правительства Кальеса, делали ставку не на частного мелкого собственника, а на общинное, коллективное землевладение в рамках «эхидо». За время своего губернаторства (1925–1928 годы) Портес Хиль передал крестьянам на временной основе 57 706 га земли (по закону губернатор мог принять решение только о временной передаче, окончательную передачу утверждала федеральная Национальная аграрная комиссия в Мехико) и 5359 га – в постоянное владение.

У Портеса Хиля не было ни военного опыта, ни влияния в армии, хотя он и имел военный чин еще с 1914 года. Как и многие губернаторы штатов в то время, Портес Хиль создал собственную региональную партию – Социалистическую приграничную партию^[26]. Она оказалась первой в истории Мексики, куда принимали и женщин, достигших 18-летнего возраста. На тот момент это была самая прогрессивная и радикальная массовая партия в стране наряду с Социалистической партией Юго-Востока в Юкатане.

В апреле 1924 года Портес Хиль предложил создать объединение региональных партий Мексики, чтобы судьбы штатов в столице не решали без их участия.

В 32 года он случайно встретил на железнодорожной станции молоденькую девушку из штата Нуэво-Леон. Кармен Гарсиа Гонсалес было всего 17 лет, и она приезжала в Тамаулипас навестить свою сестру. Портес Хиль активно взялся ухаживать за красавицей и довольно быстро получил согласие на брак. В 1928 году 23-летняя Кармен Гарсиа Гонсалес стала первой леди Мексики.

Советский полпред Макар в августе 1928 года называл среди кандидатов в президенты Аарона Саенса, формально возглавлявшего предвыборный штаб Обрегона, губернатора Веракруса Техеду – «от левых крестьян и части рабочих… Над всеми ними пока все еще стоит признанный всеми «организациями революции» нынешний президент Плутарко Элиас Кальес. Останется ли он президентом на ближайшие два года (в качестве временного назначенного) или уступит эти два года другому кандидату с тем, чтобы в 1930 году быть выбранным на 6 лет – во всяком случае, это будет определять Кальес и его приверженцы»^[27].

После того как Сото-и-Гама и Манрике стали активно продвигать кандидатуру Портеса Хиля на пост временного президента, Техеда, пользовавшийся среди крестьян не меньшим авторитетом, чем Портес Хиль, снял в его пользу свою кандидатуру. 25 сентября 1928 года Конгресс единогласно избрал временным президентом страны Эмилио Портеса Хиля^[28]. Правда, лидеры аграристов Сото-и-Гама и Манрике покинули зал заседаний в момент голосования и тем самым оказались единственными депутатами, кто не поддержал нового президента. Таким образом они выразили Портесу Хилю свое недовольство тем, что он отказался убрать Кальеса из политической жизни страны.

В целом избрание Портеса Хиля на пост временного президента было обусловлено тем обстоятельством, что он оказался единственным обрегонистом, который поддерживал с Кальесом тесные отношения. Однако он считался независимым от Кальеса, поскольку никогда не входил в его правительство^[29]. К тому же Портес Хиль был ярым врагом КРОМ.

Еще на посту министра внутренних дел Портес Хиль потребовал от Кальеса прекратить ненужные преследования священников со стороны властей, если те не нарушают закон. Став министром, он убедился, что военные и полицейские проводят активные аресты сторонников «кристерос», а потом вымогают с них деньги за прекращение уголовного дела. В тюрьмах страны широко практиковались пытки, с помощью которых от арестованных добивались любого признания. Кальес не возражал, заметив, что «устал» от действий своих подчиненных, извращающих смысл законов, касающихся взаимоотношений государства и церкви^[30].

При вступлении в должность Портес Хиль обещал организовать президентские выборы 1929 года так, чтобы исключить всякое вмешательство в них органов государственной власти. В своей деятельности президент обещал руководствоваться «высокими идеалами равенства и социальной справедливости».

Уже через несколько дней после вступления в должность президента Портес Хиль дал понять Кальесу, что не собирается быть марионеткой в его руках. Новый президент узнал, что министр финансов Монтес де Ока, который поддерживал тесные связи с послом США Морроу, предложил впервые с момента победы революции заложить в бюджет на 1929 год 10 миллионов песо для выплаты компенсации помещикам и иностранцам, потерявшим землю в ходе аграрной реформы. Несомненно, это предложение было согласовано с Кальесом, который до 1 декабря 1928 года все еще оставался президентом. Как юрист Портес Хиль заявил Кальесу, что ни Конституция республики, ни закон об аграрной реформе от 6 января 1915 года не обязывают государство выплачивать такую компенсацию. К тому же земель уже конфисковано столько, что никаких 10 миллионов песо для компенсаций не хватит^[31]. Кальес возражал, считая, что надо прекратить распределение земли, так как это вносит «беспорядок» в экономику Мексики^[32]. Однако его не мог не убедить следующий аргумент Портеса Хиля: военный мятеж все равно неминуем, и только вооруженные крестьяне смогут, как и в 1923 году во время мятежа де ла Уэрты, противостоять регулярной армии путчистов. Но если прекратить аграрную реформу, то на вооруженную поддержку крестьян рассчитывать не приходится. Однако Кальес продолжал упираться и сдался только тогда, когда Портес Хиль пригрозил отказаться от поста временного президента.

Но разногласия Портеса Хиля и Кальеса отнюдь не носили антагонистического характера, что и показали состав правительства и программа нового президента. 30 ноября 1928 года Портес Хиль принес присягу в качестве временного президента и впервые в истории Мексики выступил с программой своего правительства. Он подчеркнул, что имеет честь «принадлежать к радикальной группе» политического спектра и к партии, которая проповедует самые передовые принципы, но страна находится в такой ситуации, в которой главной задачей кабинета является продолжение политики президентов Обрегона и Кальеса^[33]. «Священной хартией» мексиканской революции Портес Хиль назвал статьи 27 и 123 Конституции (содержавшие принципы аграрной реформы и трудового законодательства).

Портес Хиль похвалил Кальеса и Морроу за их работу по налаживанию хороших отношений между Мексикой и США и пообещал продолжать этот курс, не поступаясь национальным суверенитетом.

В целом взвешенная программа Портеса Хиля встретила благосклонные отклики мексиканской и зарубежной прессы. Американская газета «Нью-Йорк Таймс» 3 декабря 1928 года с удовлетворением констатировала, что 37-летний глава государства готов содействовать «сердечности» в отношениях между Мексикой и США: «Новый президент – не диктатор»^[34].

Состав кабинета Портеса Хиля еще более успокоил американцев, которые в то время уже твердо сделали ставку на Кальеса как «сильного человека» Мексики. На своих постах остались министр обороны Амаро и министр иностранных дел Эстрада. Друг посла Морроу министр финансов Монтес де Ока также сохранил свой пост. Подозрение вызвало лишь появление Марте Гомеса в кресле министра сельского хозяйства, что предвещало активизацию аграрной реформы^[35]. Министерство промышленности и торговли, которое занималось и трудовыми спорами, вместо Моронеса возглавил человек, также имевший репутацию радикала, – друг первого советского полпреда в Мексике Пестковского Рамон де Негри.

Обрегонисты были представлены министром внутренних дел Ортисом Рубио, министром образования Эзекилем Падильей и упоминавшимся выше Марте Гомесом.

Главным вопросом осени 1928 года в Мексике был, однако, не состав временного правительства, которое должно было передать власть законно избранному президенту в феврале 1930 года. Всех интересовало, кого правящая элита выдвинет кандидатом в президенты на срок в 6 лет. В условиях Мексики того времени, когда результаты выборов полностью подтасовывались государственным аппаратом, человек власти становился президентом автоматически.

Сразу же после убийства Обрегона Кальес обещал пост постоянного президента Аарону Саенсу, при условии, что тот согласится с Портесом Хилем в качестве временного президента. Как совершенно верно отмечал в своих отчетах в Москву полпред Макар, Кальес мастерски использовал противоречия в лагере обрегонистов. Ибо Портеса Хиля и Саенса объединяла только дружба с Обрегоном: политические взгляды этих людей были прямо противоположными. Если Портес Хиль искренне верил в идеалы революции и действительно заботился о нуждах обездоленного большинства населения Мексики (что и показало его губернаторство в штате Тамаулипас), то Аарон Саенс был человеком совсем иного толка. Для него революция была лишь средством добиться власти и приумножить личное состояние. Правда, в этом смысле Саенс шел по пятам самого Обрегона, ставшего после революции богатым, хотя и не очень удачливым бизнесменом.

Саенс родился в 1891 году в индустриальном центре севера Мексики городе Монтеррей в зажиточной семье^[36]. Как и Портес Хиль, он был адвокатом. Участия в боях за революцию Саенс не принимал. Он занимал пост посла в Бразилии, Адольфо де ла Уэрта назначил его в 1920 году заместителем министра иностранных дел, а при Кальесе Саенс уже возглавлял внешнеполитическое ведомство. Сын Кальеса Плутарко-младший женился на сестре Саенса, который с 1927 года был губернатором штата Нуэво-Леон и возглавлял, как уже упоминалось, предвыборную кампанию Обрегона. В отличие от Портеса Хиля, Саенса поддерживали промышленники Монтеррея, так как новый губернатор и сам был не прочь заняться бизнесом.

Став губернатором, Саенс немедленно отменил акциз на пиво (Монтеррей по американской лицензии производил почти все пиво Мексики) и пригласил предпринимателей разработать новую налоговую систему, поощрявшую частный бизнес. Он возродил практиковавшуюся до революции систему предоставления предпринимателям различных налоговых льгот. Тем самым Саенс помогал и себе: еще до губернаторства его величали «сахарным бароном», так как он активно торговал этим товаром. Когда Саенс стал губернатором, принадлежавшая ему строительная фирма FYUSA получала подряды на строительство школ, обустройство тротуаров. Профсоюзное движение в штате Саенс не поощрял^[37].

Саенс был протестантом, за что его ценили в США, и активно применял в Нуэво-Леоне законодательство, направленное против католической церкви.

В советском полпредстве справедливо считали Саенса одним из тех политиков, кто не был заинтересован в развитии отношений с СССР по идеологическим соображениям.

Собственно, он не устраивал Кальеса только в одном отношении: это была слабая фигура, и в случае избрания президентом Саенс мог стать игрушкой в руках военных, резко настроенных против Кальеса.

Кальес решил использовать Портеса Хиля в борьбе против Саенса, зная их диаметрально противоположные политические взгляды. И он не ошибся. Когда Портес Хиль стал министром внутренних дел, а потом и временным президентом, он перешел к открытым нападкам против Саенса, обвиняя его в реакционных взглядах и связи с бизнес-элитой Монтеррея, которая ненавидела революцию^[38].