Пропажа часов с запястья пастушонка Коли

С первого пастушеского заработка брат купил наручные часы, у которых стрелки и цифры циферблата светились в темноте. Несколько вечеров он был центром внимания всех подростков нашего поселка. Они подходили и просили показать святящийся циферблат как невиданное чудо. В нем не было жадности. Когда он закончил пастушеский сезон, то всех уличных друзей всегда угощал настоящей магазинной водкой и сам крепко напивался. Это и был его главный недостаток. Он любил выпить, но когда стерег стадо, то не мог себе этого позволить и стойко держался без выпивки. Но когда получал деньги за свою работу в конце сезона, то пьянствовал несколько дней, щедро угощая окружающих, и, видимо, немало заработанных средств сразу же поглощалось государственной казной. В подпитии Коля не был агрессивным и драчливым, но становился бесшабашным и смелым, и его в этот момент можно было уговорить и подбить на что угодно, кроме убийства человека. На следующий год брат пришел пастушествовать уже с этими наручными часами и в приличной одежде. Значит, не все было пропито на зимнем отдыхе, а что-то осталось и ему, и матери. К осени колхозные поля убрали, и Коля стерег стадо по жнивью под огородом Мишки «Краба». Как всегда в обед он упал в стог соломы и крепко заснул. Проснувшись, он обнаружил, что часы с руки были украдены. В милицию он заявлять о пропаже не стал по этическим соображениям, но понимал, что кражу мог совершить только Мишка «Краб» или кто-нибудь из его пацанов или товарищей. Обращаться к Мишке, чтобы вернул краденое, тоже было бесполезно. Кто же добровольно признает себя вором, если нет свидетелей и никаких улик? Мишка мог подойти и, видя, что пастух крепко спит, спокойно снять часы с руки спящего человека. А если бы Коля проснулся, то он сказал бы, что проверял, крепко ты спишь или нет. Это говорит о том, что у таких людей, как Мишка, по-другому устроены мозги. Можно сказать, что они или приобрели, или получили по наследству неискоренимый инстинкт воровства, который является слабой формой маниакальности. Никакая тюрьма их перевоспитать не может, скорее они, при случае, «сгибают» и «прогибают» под свои воровские наклонности людей. Как в тюрьме, так и на воле. Как педофила-маньяка нельзя никакими законными способами, включая и тюремное заключение, перевоспитать и убедить не совершать гнусные мерзости, так и инстинктивного вора нельзя отучить от воровства тюремным заключением.

Воровская наследственность

Они не идут на крупные преступления из-за неотвратимости наказания, но при полной уверенности в безнаказанности и в собственной безопасности обязательно своруют какую-нибудь вещь, если даже она не представляет никакой материальной ценности. Такие инстинктивные воришки водились и в нашем поселке даже среди взрослых мужчин и женщин. На крупное воровство у соседей они не отваживались, но если соседская курица забредала на их огород, а соседи были на работе, то курица бесследно исчезала. Поди, докажи, что кто-то из соседей сварил из нее куриный суп и съел ее за ужином. Например, «Дуняха», сама полуслепая и мать полуслепых детей Кольки и Шурки, не брезговала не только чужими курами, но и могла сорвать в чужом огороде капусту или обобрать кусты помидоров, если была уверена, что соседей нет дома. Об этом все знали, но в милицию не обращались, как и не укоряли в глаза таких мелких воришек. С одной стороны, из-за собственной стеснительности, ведь не пойман – не вор. А с другой стороны, из-за человеческой жалости. Одинокая женщина, каковой являлась «Дуняха», не была пьяницей, а работала в колхозе за мизерную зарплату и не успевала в полной мере следить за огородом и собственным хозяйством, да еще и была обязана одеть, обуть и накормить двух полуслепых ребятишек. Как мне рассказывали родители, еще пару лет после убийства Сталина мистический страх неотвратимого и сурового наказания удерживал даже инстинктивных воришек от воровства колхозного урожая и имущества. Сельские магазины, животноводческие фермы, амбары с зерном и стройматериалами никто по ночам не охранял, а закрывались они на простой амбарный замок, который можно было открыть любым ржавым гвоздем. Но даже в помыслах сельских жителей не было мысли пойти и совершить кражу общественного или государственного имущества. Такое преступление неизбежно бы раскрыли по горячим следам, и на второй день все участники преступления оказались бы за решеткой. Наша Сабуро-Покровская десятилетка обслуживала не только жителей станции Сабурово и огромного села, примыкающего к железнодорожной станции, но и многочисленных жителей десяти деревень, которые лежали в округе 10–12 километров от нашей станции. Так же, как действовала одна десятилетка на всю округу, на всю эту округу был один участковый милиционер Чуриков. И блестяще справлялся со своими обязанностями.

Судьба пастушонка Коли

Итак, закончим печальную историю моего двоюродного брата Николая, который с 13 лет до совершеннолетия на моих глазах честно исполнял пастушескую миссию, по семь месяцев в году находясь в открытом поле при любой погоде и работая по 16 часов в сутки. От пастушества он не был в восторге, но что было делать недоучившемуся подростку? Работать бесплатно в колхозе, промышляя мелким воровством колхозного имущества, он не хотел, а другой работы в сельской местности найти было невозможно. Коля не мечтал после совершеннолетия переехать в город и найти там работу, так как любил деревню и хотел быть рядом с матерью. Но чтобы построить дом, жениться и стать самостоятельным хозяином, нужно было иметь хотя бы тысячу рублей начального капитала. Вот этот капитал брат и хотел заработать, устроившись после совершеннолетия рабочим-путейцем передвижной ремонтной бригады. Жили эти путейцы круглогодично в железнодорожных пассажирских вагонах, на скорую руку переделанных под мужские и женские общежития. Передвижной ремонтный отряд состоял из четырех-пяти вагонов, которые загоняли на запасной путь какой-нибудь железнодорожной станции и держали там некоторое время в течение нескольких месяцев, пока в пределах железнодорожной станции исполнялись профилактические ремонтно-восстановительные работы. После завершения этих работ вагончики с рабочими-путейцами перевозили на другую станцию, и процедура скитальческой вагонной жизни продолжалась по новому кругу до бесконечности. В этих вагончиках не было ни одного рабочего или работницы из числа городских жителей. Пополнялся контингент ремонтных бригад исключительно молодыми девушками и парнями крестьянского населения местных сел и деревень. И приходили туда они не за длинным рублем и не в поисках приключений или из жажды городского образа жизни, а чтобы заработать реальные деньги для себя или своих близких. Выбор у таких молодых, недоучившихся в школе по разным причинам крестьян, достигших совершеннолетия, был невелик. Пойти в колхоз и вести жизнь полунищего воришки, добывая продукты питания для домашнего скота на колхозных полях, чтобы продать на рынке мясо и купить себе одежду. Уйти на службу в армию, чтобы никогда не вернуться или завербоваться, что было тоже равносильно покупке билета в один конец.

Путь к тюремной решетке

О вербовке как способе духовного растления сельского крестьянина мы поговорим чуть позже. Это еще более ужасный способ отрыва крестьянина от его родственных и земных корней, чем работа на железной дороге в пределах от железнодорожной станции Тамбов до станции Ряжск. Однако при работе в передвижных железнодорожных вагончиках создавалась лишь видимость того, что родительский дом недалеко и молодой рабочий может посещать его по выходным и праздничным дням. В трудовые дни, отработав 8 часов на тяжелой работе замены шпал, рабочий на 16 часов оставался предоставлен самому себе и мог распоряжаться свободным временем как ему угодно. У всех этих молодых рабочих было школьное образование не больше семи классов, и они не прочитали в своей жизни ни одной художественной книжки. Чем им заполнить свободное время, если нет огорода и привычного сельского труда, который в родительском доме заполнял весь их досуг? Из-за того, что вагончики железнодорожных рабочих непрерывно перемещали с одной станции на другую, они не могли завязать крепкие дружеские связи с местной молодежью и везде становились нежелательными изгоями. Наиболее духовно развращенные весельчаки-лентяи становились душой компании и быстро приучали молодых парней и девушек к карточным играм и пьянству. Мой брат Николай, работая наемным пастухом, был занят с раннего утра и до позднего вечера около 240 дней в году без выходных и праздников. А на железной дороге он получил массу свободного времени и веселые компании по пьянству и игре в карточные игры на водку и деньги. Совершенно очевидно, что вместо накопления денег на строительство личного крестьянского подворья, с его простодушным и открытым характером он вскоре оказался должником карточных шулеров. Не только накопить денег на дом, но было нечего поесть, чтобы дожить до очередной зарплаты. В те времена на каждой железнодорожной станции были небольшие магазины, принадлежащие ведомству МПС, а также магазины сельской потребительской кооперации, где под словом кооперация скрывалась их государственная принадлежность. Проигравшиеся и голодные молодые рабочие подвижной ремонтной бригады, в числе которых оказался и мой брат Николай, организовали воровскую шайку и обворовали один из таких станционных магазинов. Естественно, что местные участковые милиционеры уже на второй день по горячим следам вышли на след воровского сообщества и арестовали всех его участников.

Уже через год после того, как двоюродный брат Коля перестал работать наемным пастухом и перешел на железную дорогу, он за воровство казенного имущества в составе организованной группы на три года «загремел» за тюремную решетку. После первой отсидки Коля стал официальным изгоем и завербовался на один из государственных лесоповалов. Там были условия хуже, чем в тюрьме. Какие там были условия, Коля не рассказывал, но трудолюбивый крестьянский парень, четыре года отработавший сельским пастухом, не выдержал невыносимого быта лесоповала и бежал. Появиться в родительском доме бежавшему завербованному было нельзя. Его бы тут же арестовал местный участковый и этапировал на тот же государственный лесоповал. Но ведь человеку надо жить и наполнять ежедневно желудок водой и пищей, а где ее взять, если нет возможности появиться на малой родине? У завербованного отбирали документы, и бежавший переходил на нелегальное положение странствующего человека, коего в те времена называли «бичом». «Бичи» или мигрировали в Сибирь, где работали и пьянствовали безо всяких документов, организуясь в полулегальные трудовые бригады, или объединялись в воровские сообщества и жили воровством казенного имущества. Уже после нескольких месяцев нелегальной жизни мой брат повторно «загремел» за решетку и стал вором-рецидивистом. Сколько раз он попадал за решетку, знали только он сам да его покойная мать, я его об этом никогда не расспрашивал. В период его воровской жизни встретились мы с ним только один раз. В Тамбове.

Короткая встреча с братом