«…Если ты подстава на вербовку, то кто за тобой стоит? Главное управление имперской безопасности? Тайная полевая полиция? Гестапо? Вряд ли. Слишком тонкая комбинация. В лучшие времена они этим не занимались, а сейчас и подавно…»

Поведение Лонге и обстановка на фронте оставляли все меньше места для подозрений.

«…Нет, ты, Рената, не гитлеровский агент! Не агент, но есть все, чтобы стать им. Умна! Хороша собой! В сложной обстановке не теряешься. Это же надо, сумела выбраться из Берлина и перейти линию фронта?! Такое не всякому мужику под силу. Готовая разведчица!» – пришел к этой мысли Матвеев.

Теперь его занимало другое: насколько Рената способна выполнить разведзадание – проникнуть в спецслужбу союзников, пригревших под своим крылом немало фашистских недобитков. В поисках ответа на вопрос он принялся прощупывать Лонге наводящими вопросами. Она, утолив голод, разговорилась. Советский майор-контрразведчик – высокий, статный, со строгими, правильными чертами лица и умными глазами, в которых читалось сочувствие, располагал к себе. Мирная обстановка заставила Лонге на время забыть об ужасах войны. Разговор приобретал все более непринужденный характер. Матвеев внимательно слушал, а его цепкий, гибкий ум контрразведчика выделял в рассказе Лонге то, что могло подвигнуть ее к сотрудничеству со Смершем.

«…Выросла в семье, не отличающейся большой набожностью и фанатизмом. Отец – инженер-электрик, никогда не носил военный мундир и не принимал участия в сборищах нацистов. Всю сознательную жизнь проработал на заводе. Мать – швея, абсолютно аполитичный человек. Сама ты во время учебы в институте не состояла в молодежных нацистских организациях. Свободно владеешь тремя языками: немецким, русским и французским. Готовый переводчик. Наши горе-союзнички не пройдут мимо тебя. Однозначно возьмут на работу, – размышлял Матвеев…

Для тебя даже не требуется отрабатывать легенду прикрытия. Все складывается естественным образом. Ты вырвалась из Берлина и возвращаешься домой, к родителям. Они проживают в южной Баварии – настоящее змеиное гнездо, куда бежит вся нечисть. Там хозяйничают американцы и французы. Они пригрели у себя фашистских недобитков и антисоветскую сволочь…

Тоже мне союзники! Мы проливаем кровь, а они торгуются с подонками! Выходит, вы ничем ни лучше этой фашистской мрази!»

Основания для такого вывода у Матвеева имелись, и весьма веские. В его памяти до точки, до запятой отложились последние шифровки. В них Главное управление контрразведки Смерш ориентировало подчиненные органы о враждебной деятельности французских спецслужб.

«…Из показаний репатриированных бывших военнослужащих Красной армии Павлова А. И. и Беляева И. М. было установлено, что некое «Бюро партизанских отрядов Франции» (г. Марсель) снабжает служивших в РОА и немецкой армии изменников Родине аттестатами, удостоверениями, что они состояли в партизанских отрядах и боролись против немецких захватчиков.

Одновременно ведут обработку советских граждан с целью склонения их к невозвращению на Родину.

Наряду с этим их активно вербуют для проведения шпионской деятельности против советских войск в Германии…»

В другой ориентировке сообщалось:

«…По данным нашего резидента в Париже, удалось установить, что только в одном Париже имеется 22 вербовочных пункта. В них осуществляется вербовка репатриантов. Особенно активная роль отмечается со стороны эмигрантского бюро Маклакова, швейцарского и шведского консульств и многочисленных французских и англо-американских разведпунктов…»

Враждебная деятельность спецслужб союзников, направленная против Советской армии и Советского Союза, подтверждалась в ходе фильтрационной работы, непосредственно проводимой управлением Смерш 1-го Белорусского фронта в среде репатриантов, возвращающихся в СССР из районов, освобожденных от нацистов армиями США, Великобритании и Франции. За последние несколько месяцев среди них контрразведчики, в том числе и подчиненные Матвеева, выявили десятки агентов, завербованных разведками Франции, США и Великобритании.

В этих условиях Лонге являлась редким подарком судьбы, и Матвеев решил воспользоваться им сполна. Подлив кофе в чашки, он продолжил прощупывать ее наводящими вопросами:

– Рената, а почему вы обратились в русский абвер? Кстати, почему абвер?

Девушка лукаво улыбнулась и ответила:

– Но я же не ошиблась, Александр Иванович? У вас я нашла защиту, не так ли?

– Все так. Но, извините, вы не ответили на мой вопрос.

– Почему русский абвер? Так назвал русский капитан, который привел меня к вам.

– Значит, наш абвер. А с настоящим абвером вам приходилось сталкиваться?

Вопрос-крючок не вызвал напряжения на лице Лонге и изменений в интонации голоса. Она не отвела взгляда в сторону и призналась:

– Да, я слышала о нем, но никого из сотрудников не знала.

Матвеев сменил тему и поинтересовался:

– А что вы намереваетесь делать дальше?

Лонге развела руками и, пряча глаза, призналась:

– Извините, но мне негде и не на что жить. Кроме вас, Александр Иванович, я никого не знаю.

Бесхитростный ответ Ренаты создавал хорошую основу для развития с ней оперативного контакта. В том, что он мог стать перспективным, у Матвеева оставалось все меньше сомнений. С такими яркими внешними данными и знанием языков Лонге была обречена попасть в поле зрения иностранных спецслужб. Будь то американская, британская или французская, большого значения это уже не имело, все они дули в одну – антисоветскую – дуду. Удача в лице Лонге сама плыла в руки Матвеева. Он не собирался упускать ее, задержал взгляд на забинтованной руке Лонге и посетовал:

– М-да, быстро же мои подчиненные забыли, как правильно накладывать перевязку.

– Ну что вы, Александр Иванович, она вовсе меня не беспокоит. Я чувствую себя хорошо, – заверила Лонге.

– Кто вас перевязывал?

– Ваш капитан.

– Который? – уточнил Матвеев.

– Ну такой, светленький.

– А-а, Маринин. Лучше бы черненький – старший лейтенант Лазарев, кстати, он холостой.

Рената улыбнулась и, стрельнув лукавым взглядом в Матвеева, обронила:

– У вас, Александр Иванович, есть и более симпатичные, чем он.

Он сделал вид, что не заметил, и поинтересовался:

– Ранка, как, не беспокоит?

– Нет-нет. Я не чувствую боли.

– И все-таки вам надо проехать в наш госпиталь. Пусть вас осмотрят специалисты, – настаивал Матвеев.

– Спасибо, Александр Иванович, но не стоит беспокоиться.

– Придется побеспокоиться, и не только о вашем здоровье. Я так понял, здесь у вас нет ни родных, ни знакомых?

– Да.

– Рената, а как вы посмотрите на то, чтобы временно поработать медсестрой в нашем медсанбате?

– Я-я?! – растерялась Лонге.

– Да, вы. Освоите новую специальность, а там и война закончится.

– Я… я, право, не знаю… Нам говорили, придут русские и… – голос Ренаты дрогнул.

– Больше не будут говорить! Мы люди, а не звери! – отрезал Матвеев, снял трубку телефона и приказал: – Иван, срочно пришли ко мне Лазарева!

– Есть! – принял к исполнению Волков.

Не успела Рената прийти в себя от столь неожиданного предложения, как в кабинет вошел старший лейтенант и спросил:

– Вы меня вызывали, Александр Иванович?

– Да, Володя. Твоя задача с этой девушкой, ее звать Рената, проехать в медсанбат. Пусть медики осмотрят ее рану и поменяют повязку.

– Есть! – принял к исполнению Лазарев.

– Это еще не все. Поставь Ренату на все виды довольствия. И еще, найди Коратуева, пусть зайдет ко мне. Вопросы есть?

– Никак нет, Александр Иванович.

– Действуй! – распорядился Матвеев.

Прошло несколько минут, и нему прибыл капитан Коратуев.

– Проходи, присаживайся, Миша! – пригласил к столу Матвеев и уточнил: – Чем сейчас занимаешься?

– Перелопачиваю архив из Целендорфа.

– Отложи, есть срочное поручение. Ты видел девушку в отделе?

– Ага.

– Это Рената Лонге.

– Немка, что ли?

– Неважно. Твоя задача договориться с начальником медсанбата, чтобы он взял Лонге медсестрой. Это первое. Второе – обставь ее так, чтобы мимо наших ушей не пролетело ни одно слово, а мимо глаз не прошел ни один контакт. Ясно?

– Так точно, Александр Иванович, обеспечим.

– И еще, подсели Лонге к лучшему нашему агенту. Она должна быть душевным человеком. Найдешь?

– Да, Ромашка.

– Сколько ей лет?

– Почти ровесница Лонге.

– Не пойдет. Агент должен быть по возрасту как ее мать. В этом случае мы можем рассчитывать на откровенность Лонге.

– Трудно, но я постараюсь, Александр Иванович, – заверил Коратуев.

– Старайся, Миша. По результатам доложить! – потребовал Матвеев.

Оставшись один, он сел за составление шифровки на имя генерала Виткова. В ней изложил результаты беседы с Лонге, подробно остановился на ее оперативных возможностях и в заключение предложил осуществить вербовку в качестве агента Смерша с последующим внедрением в иностранную спецслужбу.

Витков на шифровку среагировал оперативно. Через два дня из управления Смерш 1-го Белорусского фронта в отдел к Матвееву прибыл майор Владимир Михаилов. Проанализировав все имеющиеся на Лонге материалы, он согласился с замыслом операции. Но, прежде чем выходить на ее вербовку, предложил провести дополнительную проверку. Разработанный им план не отличался особой оригинальностью, но позволял получить ясный ответ о надежности будущего агента. В его замысел, помимо Матвеева, был посвящен сотрудник аппарата управления Смерш фронта капитан Климов. По соображениям конспирации в отделе он не появился.

24 апреля план проверки Лонге был введен в действие. Она, ничего не подозревая, продолжала старательно осваивать специальность медсестры. После завершения утреннего обхода палат врачом отделения она вместе с другими медсестрами занялась процедурами.

Перед обедом в приемное отделение доставили партию раненых. Среди них был пленный немецкий капитан. После тяжелой контузии он с трудом держался на ногах и плохо говорил. Сопровождал его старший лейтенант Лазарев. При обыске он обнаружил у капитана выполненный от руки план-схему незнакомой местности с загадочными пометками. Немец оказался убежденным нацистом и отказался отвечать на вопросы. Лазарев распорядился выставить охрану у дверей палаты, поручил Лонге наблюдать за капитаном и поспешил с докладом в отдел.

Матвеев, выслушав его, предложил взять паузу и продумать новую тактику допроса. Сделать этого Лазарев не успел. Спустя час в отдел позвонил начальник медсанбата и сообщил, что медсестра Лонге просит о срочной встрече с сотрудником Смерша. О цели она категорически отказалась говорить. Матвеев распорядился, чтобы Лазарев немедленно выехал на место и, не привлекая внимания, доставил Лонге в отдел.

Не прошло и двадцати минут после его отъезда, как из коридора донеслись торопливые шаги. Дверь кабинета Матвеева распахнулась. На пороге возник взъерошенный Лазарев. За ним стояла Лонге. От волнения у нее подрагивали губы, а глаза, казалось, стали еще больше.

– Оставь нас одних, Володя! – распорядился Матвеев и потребовал: – Передай дежурному: ко мне в кабинет кофе, только не эрзац, и к нему что-нибудь вкусное!

Дверь за Лазаревым захлопнулась. Матвеев шагнул к Лонге и подал руку. Ее изящные пальчики коснулись его ладони и затрепетали. Волнение, нежным румянцем окрасившее щеки, и тревога, плескавшаяся в больших голубых глазах, придавали девушке еще большее очарование.

«Настоящая принцесса из сказки!» – признал в душе Матвеев и пригласил:

– Присаживайтесь, Рената!

Девушка не замечала стула, осталась стоять, извлекла из рукава блузки бумажный комочек и срывающимся голосом произнесла:

– Э-этот капитан. Он грозил убить меня, если я не передам записку! Он…

– Успокойтесь, Рената! Здесь вам ничто не угрожает. Вы садитесь, садитесь! – Матвеев пододвинул к ней стул.

Лонге присела. Он налил из графина воду в стакан и подал ей. Сделав несколько глотков, она взяла себя в руки и сообщила:

– Я думаю, это важно, Александр Иванович! Капитан знает какую-то большую тайну!

– Какой капитан? – уточнил Матвеев.

– Немец. Его сегодня привезли в медсанбат.

– Понятно. И что это за тайна? Почему вы так решили?

– Он обещал заплатить 500 марок, если я передам схему и записку одному человеку.

– Какую схему? Какую записку? Где они? – торопил Матвеев.

– Вот, смотрите! – Рената развернула бумажный комочек.

На клочке бумаги нетвердой рукой была нарисована схема, и имелось короткое пояснение.

– Интересно! Очень интересно! – отметил Матвеев и достал из ящика стола такую же схему.

Ту, которую обнаружил Лазарев при обыске капитана. Она в деталях совпадала с той, что предоставила Лонге. Матвеев, продолжая играть роль, сличил их, поднял голову, согрел девушку теплым благодарным взглядом и похвалил:

– Какая же вы молодец, Рената!

Лонге зарделась и спросила:

– Я все правильно сделала, Александр Иванович?

– Рената, вы просто умница!

– Я поняла, что эта записка очень важна вам, Александр Иванович! Что мне делать дальше? Что?! – торопила Лонге.

– Ничего!

– Как ничего?! А записка? А схема? Я же должна передать их?! Этот капитан… Он страшный человек!

– Я же сказал: вам нечего бояться, Рената. Мы вас защитим. Записку и схему передаст по назначению наш человек.

– Русский?! Но это же… – глаза Лонге округлились.

Матвеев улыбнулся и заверил:

– Будет такой русский, что не отличишь от немца.

– Понятно, понятно. А если капитан потребует еще что-то выполнить? Как мне быть?

– Не потребует. Сегодня же его переведут в армейский госпиталь. Так что вам нечего опасаться.

– Спасибо. Я могу идти? – спросила Рената и поднялась из-за стола.

– Погодите! Погодите! – остановил ее Матвеев и пояснил: – В интересах вашей безопасности придется на время задержаться. Если не возражаете, могу предложить кофе.

– Кофе, с вами?

– А вы против?

Рената присела, и в ее голосе зазвучали кокетливые нотки:

– И что, только кофе?

– Не только, будет и шоколад, – в тон ей ответил Матвеев и потянулся к трубке телефона.

Напоминать о своем распоряжении дежурному по отделу ему не понадобилось. Раздался стук в дверь, и на пороге кабинета появился помощник дежурного. В руках у него был поднос. На нем над чашками с настоящим кофе вился ароматный парок, а на тарелке румяными бочками аппетитно лоснились пончики. Матвеев пригласил Ренату к журнальному столику. В тот день они выпили не одну чашку кофе и съели не один пончик. В непринужденной беседе, в которой воспоминания Ренаты о прошлом переплетались с настоящим, незаметно летело время.

Конец беседе положил Лазарев. Он доложил об отправке пленного немецкого капитана в армейский госпиталь. Матвеев распорядился вызвать машину и, расставаясь с Ренатой, вручил ей плитку советского шоколада. Оставшись один, он возвратился к состоявшемуся разговору, анализировал каждое ее слово, жест и утверждался в том, что она способна выполнить задание Смерша – внедриться в иностранную спецслужбу и добыть ценную информацию. Подтверждение тому Матвеев находил в отчете Климова, безупречно сыгравшего роль пленного немецкого капитана, и агента Верной, проживавшей с Ренатой в одной комнате.

29 апреля 1945 года в спецсообщении на имя начальника управления контрразведки Смерш 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенанта Вадиса Матвеев доложил о завершении проверки Ренаты Лонге, ее вербовке в качестве агента под псевдонимом Hoffnung (Надежда) и готовности для участия в будущей разведывательной операции. Окончательное решение оставалось за Вадисом.