Мишка резво выскочил из машины и подбежал к «Тойоте». В шесть секунд сообразив, в чём дело, он занялся иномаркой. Ковалёв, несмотря на страсть к горячительным напиткам, славился своим знанием двигателей, как дизелей, так и внутреннего сгорания. Фифа, вдруг потеряв весь свой гонор, послушно пошла к «Москвичу» и села на переднее сиденье. Макс не выключил двигатель и в салоне сейчас, вероятно, были самые настоящие «Сочи». Минуты через три Миха вынырнул из чрева «Тойоты» и радостно провозгласил: «Плотно сдохла. К бабке не ходи. Только на СТО гнать. Здесь делать – дело тухлое». На лицо хозяйки машины было жалко смотреть.

– Что же мне с машиной делать? – на большие красивые глаза навернулись слёзы. – Я же её здесь оставить не могу.

– Спокойней, пожалуйста. На каком СТО вы обычно машину делаете?

– На Ремзоне.

– Ну, почти по пути. Миха! В багажнике у меня посмотри трос.

Ковалёв порылся в «Москвиче» и извлёк на свет божий стропу от тормозного авиационного парашюта.

– Этот, что ли?

– Да. Давай, цепляй. Сядешь за руль. Поможем девушке её карету на СТО доставить?

– Да на раз. Хоть раз в такой тачке посидеть.

Миха с готовностью бросился цеплять «Тойоту» к фаркопу «Москвича». Макс сел за руль своей машины, тронулся с места и только тогда глянул на свою попутчицу. Та в растерянности хлопала пушистыми ресницами, на которых всё ещё держались слезинки.

– Зачем вы мне помогаете?

– Закон автомобилиста. В беде не бросаем.

– Почему-то, остальные бросают. Я уже два с половиной часа на этой проклятой дороге простояла.

Максиму вспомнилось, как в Нагорном Карабахе он шёл в составе колонны старшим машины. Тогда они уже проскочили опасный простреливаемый участок, но идущая сзади машина вдруг заглохла и встала посреди хаоса огня.

– Стой! – заорал тогда на водителя Макс. – Сдавай назад!

– Туда нельзя! – в страхе замотал головой молодой солдатик-водитель.

– Пошёл вон! – Максим одним толчком выкинул совсем не сопротивлявшегося солдата, сам сел за руль, переключил скорость и сдал назад, в самое пекло.

– Держи трос! – крикнул он спрятавшемуся за колесо водителю. – Давай быстрее, пока нас с вами тут на веки вечные не оставили!

Старший машины, молодой лейтенант перехватил конец и кинул его на буксировочный крюк. Водитель прыгнул за руль, и сцепка медленно, волоча пробитыми шинами по грунту, выползла из-под огня.

– Я за них не отвечаю. А сам никогда на дороге в беде не бросал.

Фифа недоверчиво взглянула на Макса. Максим уверенно вёл машину, изредка бросая взгляд в зеркало заднего вида. Искоса он наблюдал за своей пассажиркой. Если, в начале, прибитая свалившейся на неё неприятностью, она своей беззащитностью вызывала желание обнять и пригреть её на своей груди, то, по мере согревания, прежняя надменность опять ужесточала черты её лица. Каких-то десять минут, и в кресле пассажира опять сидела несгибаемая леди. Волна антипатии вновь поднялась в груди Макса. Однако закон дороги требовал помочь. «И сдалась она мне?» – подумалось Максиму, – «Лучше бы, уродина, какая, подвернулась!»

– А вы, что, совсем в машинах не разбираетесь? – насмешливо поинтересовалась фифа.

– С чего это вы взяли?

– А что же алкашу какому-то поручили посмотреть, а сами и близко не подошли?

– Да, после этого, как вы говорите, алкаша, там делать нечего. Он автомеханик от бога. Через это и спился. Слишком много благодарных клиентов водкой расплачивались. Его и сейчас на любом СТО с руками и ногами возьмут. Только, это ему, уже, не надо.

– Почему?

– Да он привык так жить. На дачах кантуется. Кому-нибудь машину сделает за выпивку и закуску – и жизнь прекрасна.

Она посмотрела на Макса. Короткие, с проседью волосы, уверенный взгляд, плотно сжатые губы. Руки уверенно лежали на руле. Человек, который всегда знает, чего хочет, и привык добиваться своей цели.

– А у вас здесь дача?

– Живу я здесь. А вы?

– У мамы моей здесь, как она выражается «фазенда».

– Так она у вас фазендейро?

– Да, что-то вроде того. Любительница в земле покопаться. В городе хорошая квартира, а она всё сюда рвётся.

– Бывает.

– Вас как зовут?

– Как пулемёт.

– Это как?

– Максим. А вас?

– Юлия.

– Красивое имя. Всё верно.

– Что верно?

– У красивой женщины должно быть красивое имя.

Она посмотрела искоса на Макса. Нет, он не смеялся и не пытался делать комплименты. Просто констатировал факт. Как точку поставил.

Город опять приветствовал пробками, однако до СТО добрались без приключений. Фифа была, по-видимому, здесь почётной гостьей. Об этом говорило то количество персонала, выскочившего, чтобы принять машину.

– Ну что, вот и приехали. Хорошего вам ремонта, а мы дальше. – Макс протянул руку для пожатия.

– Спасибо большое. Это вам. – В руке у Максима что-то захрустело.

– Что это? – Макс разжал ладонь и увидел в руке довольно крупную купюру. Полдня нужно работать, чтобы заработать столько. В голову ударила волна эмоций. – А ну-ка, забери свои «бабки»!

– Да ты что, дурачок? Нервы беречь надо. Успокойся. – Вполне естественно удивилась фифа. – Каждый труд должен вознаграждаться. Ты меня не бросил, и я тебя благодарю.

– Да что это вы всё на деньги меряете! Неужели для вас больше и ценностей нет! – Макс швырнул купюру на асфальт. Круто повернулся и пошёл к машине. Сзади раздавались какие-то возгласы: то ли удивлённые, то ли возмущённые, однако это его уже не волновало. Рычаг на первую скорость – и вперёд. Дальше от этих продажных тварей.

Он приходил к Максу уже, наверное, неделю. Придёт, возьмёт из угла стул, сядет рядом с кроватью и просто смотрит. А смотрит так, что печёнки застывают. Макс просыпается и сразу бросает взгляд в угол. Стул стоит на своём месте. Опять сон. Что же разбередило его, если последнюю неделю в покое никак оставить не может? Макс поднялся с постели, подошёл к умывальнику и постарался смыть с тела липкий пот. Одной сигареты слишком мало. Тут в пору сто грамм на грудь. Максим всё помнит. Такое не забывается. На этой высотке он со своей ротой меньше месяца назад обеспечивал продвижение колонны. Позиции – загляденье. И вот сейчас там духи. Две атаки – псу под хвост. Не подступишься. Людей жалко. Да и облачность – на вертушки никакой надежды. Сидят, сволочи, никаким дустом не выкуришь. И тут Косицын. Тогда ещё живой.

– Товарищ старший лейтенант! Есть там тропочка! Можно подойти.

– Какая ещё тропочка? Мы, когда там сидели, все подступы изучили. Нет там никакой тропы. Да и духи тебе что, лохи, что ли?

– Да никто её не знает! Я сам тогда обалдел. Мне по большому приспичило. Я под обрыв отошёл, туда, где заросли боярышника. Помните?

Как не помнить. Макс всё помнил. И заросли боярышника тоже. Кто же знал, что кому-то приспичит переться в эти колючки? А Косицин полез. Он всегда отличался от остальной своей интеллигентности. Ну и в туалет ходил куда-нибудь подальше. Не любил на виду у всех. Кто бы другой, так расселся бы метрах в пяти от позиций и все дела. А этому уединение нужно было.

– Так вот, я за кусты забрался, а там тропочка такая… Её сразу и не приметишь. Кусты колючие. Вряд ли кто в них лазил. А это даже и не тропочка, а так… Ну, точно не человеком протоптана. Кто по доброй воле в такие колючки полезет? Я ещё тогда хотел сказать, да всё и без меня решилось. Нам бы снизу по расщелине зайти. А там по тропинке прямо им в тыл и ударим.

Макс задумался. А, чем чёрт не шутит? В запасе резервный взвод. Пока, остальные, зализывая раны, поливают духов огнём почём зря, этот взвод по тропочке зайдёт и ударит в тыл. Глядишь – и возьмём высотку.

– А ну-ка, ко мне командира резервного взвода!

Командир резервного взвода, приданного специально для выполнения этой операции, новоиспечённый лейтенант Татаринов чётко, как на параде, взял под козырёк.

– Смотри: вот здесь тропка проходит. Духи вряд ли о ней знают. Пойдёшь по ней и ударишь в тыл. От того, как у тебя получится, зависит всё.

Лейтенантик позеленел. Дрожащими руками он снял с пояса флягу и сделал два больших глотка воды.

– Я не пойду.

– Что? – Максу показалось, что он ослышался.

– Я не пойду. Если надо, то простым бойцом. Но взвод я не поведу.

Голос отказал Максиму. Ему хотелось орать, однако из горла вырывалось одно шипение.

– Останешься здесь. – со свистом выдохнул Макс. – Взвод поведу я. Учти, приду живой, тебя под трибунал со всеми потрохами сдам. Понял! Где замкомвзвода? Стройте людей. Принимаю командование на себя. Они, тогда, прошли по той тропе и, буквально, свалились духам на головы. Рота поддержала, и бой быстро закончился. И, вот тут, его и огорошил сержант Нефёдов.

– Товарищ старший лейтенант, а Татаринов застрелился.

Как застрелился? Ты что несёшь?

– Как вы с взводом ушли, так он отошёл в сторону и пульнул себе в рот. Никто и среагировать не успел.

В душе Макса поднялась волна злости и раздражения. Это, потом, заново прокручивая в памяти события войны, он осознал всю степень своей вины. Ведь Татаринов не боя испугался. Слишком неподъёмной для него оказалась ответственность за бой и за жизнь своих солдат. Простым бойцом он идти готов был. А Максим отказал ему даже в праве умереть в бою, не говоря уже о жизни. Макс поставил на плиту чайник и закурил новую сигарету. Что-то никак он сегодня согреться не может. Холодно, аж, до стука в зубах. Печка растоплена жарко, а тепла нет. И голова, какая – то, тяжёлая. Чайник закипел, но есть не хотелось.

Макс полез в древний буфет, оставшийся от прежних хозяев, и достал градусник. Так и есть. Температура. Вчера умудрился промочить ноги, и полдня не было возможности просушиться. Вот и результат. Ни о какой работе и речи быть не может. Он открыл банку мёда, положил пару ложек в чай, проглотил горсть таблеток и опять полез в постель. Лёжа и пытаясь согреться под одеялом, Макс, вдруг остро почувствовал своё одиночество. Он глянул вокруг и та простота интерьера, которая всегда ему нравилась, вдруг поразила его своим убожеством. В комнате сыро и неуютно. Не хватает женского тепла.

Ему, вдруг, сильно захотелось, чтобы кто-то был рядом. Даже, собаки нет. Надо было тогда ту колли забрать. Ещё раз увижу – заберу обязательно. Иногда, Макс представлял себе, как было бы, если бы с ним жила женщина. Не кто-то конкретно, а абстрактная среднестатистическая женщина. Но, сегодня, вдруг, ярко представилось, как по комнате ходит Юлия. Так ярко, что Макс перестал дрожать и, даже, икнул от неожиданности. Случится же такое. А, ведь, красивая, стерва. Но не про нашу честь, как говорится. Эта птица высокого полёта. Вон, какая. Муж, наверное, богатый человек. Мысли в голове стали путаться и Макс уснул. А во сне к нему пришла она, и он, пробормотав что-то, заулыбался.

Выходной день не задавался. Юля взяла книжку и уселась, поджав ноги на диван. Не читалось. Из головы никак не выходил тот хамоватый таксист. Гордый какой! Деньгами швыряется. Да пошёл он! Она обвела взглядом комнату. Её квартира всегда ей нравилась Дизайн разрабатывала сама Юля, ремонт бригада из Узбекистана, тоже, делала под её неусыпным контролем. Ох, сколько кровушки она им выпила. Но, зато, ремонт получился качественный. Вот, только, одиноко как-то. Юля встала и пошла на кухню. Электрочайник закипел почти мгновенно.

Она села за стол и развела себе растворимый кофе. Кухня забита доверху всякими приборами и агрегатами. Тут тебе и двухкамерный холодильник, и электромясорубка, и комбайн. Одна плита чего стоит. Вот, только, стоит всё это без дела. Не для кого готовить. А для себя не хочется. Разве что разогреть какой-нибудь полуфабрикат в микроволновке. Красота может быть проклятием. «Красивой женщине красивое имя» – кажется, так сказал этот таксист. Юля знает, что она красива. Ещё в школе за ней табунами ходили мальчишки. Девчонки завидовали и втайне ненавидели. А она знала это и не стремилась заводить подружек. Ей, вполне, хватало внимания пацанов.

Юля гордилась своей красотой и несла её по жизни гордо, как знамя. До поры. В институте на втором курсе она влюбилась в старшекурсника. Влюбилась так, что голова шла кругом. А он, поигравшись, убежал к другой. Сколько слёз было выплакано по ночам, знала только её подушка. Целый месяц ходила Юлька, как в воду опущенная. Вот тогда она и сделала вывод: красота должна быть с когтями и зубами, а, иначе, она превращается в мишень для подонков. Со временем выработался и стиль поведения, взгляд, голос, отрезвляющие любителей быстрой добычи.

Только, скольких нормальных мужиков она от себя оттолкнула? Да, где же эти нормальные. Нет сейчас настоящих мужчин. Вымерли, как мамонты. «А тот таксист – настоящий» – пронеслось в голове. Может и настоящий, а может, и нет. Но с ней давно никто не разговаривал подобным образом. Мужики, обычно, перед ней или немели, или заискивали. Но равнодушным никто не был. А этот совершенно равнодушен. «Как болван» – подсказал ехидный голосок в душе. Некстати вспомнилось, как в машине ей внезапно, до зубовного скрежета, захотелось прижаться к нему и ощутить эти уверенные руки на своих плечах. Если бы сидел он сейчас напротив и пил бы кофе, сразу бы стало гораздо уютнее и теплее. «Да дался он мне!» – разозлилась Юля, – «Что он, последний мужик на земле? Таксист какой-то. Даже приличной машины нет. Да ещё и хам. Захочу, любого мужика заполучу». Вот, только, любого не надо.

Для всех вокруг она была настоящей железной леди. Успешная в бизнесе, красивая, холодная, да, к тому же, обладающая несгибаемым характером. И, только, она одна знала, как ей до чёртиков надоела эта роль. Да Юлька готова была позавидовать любой домохозяйке, считающей копейки от зарплаты до зарплаты мужа. Ведь, у них есть семья. А у Юли нет. И в первую очередь нет одного единственного, за которым, как за каменной стеной. «Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик» – вспомнилась услышанная когда-то поговорка. «А тот Максим, наверное, из породы тех мужчин, которые как стена. За ним никакие ураганы не страшны» – опять некстати подумалось Юльке.

Нет, сегодня дома явно не сидится. Прежде такая любимая квартира стала какой-то неуютной, и захотелось куда-нибудь уйти. Всё равно куда, лишь бы подальше отсюда. Только, куда? Подруг так и не завела, и друзей нет. Она схватила сотку и набрала номер.

– Алло, мама! Привет. Я хочу к тебе приехать.

– Что случилось, доченька.

– Ничего. Просто, тоскливо как-то.

– А я не дома. Вот, решила на дачу съездить. Соседи звонили, сказали, что возле дома

какие-то личности подозрительные крутились. Как бы, не залезли. Я и помчалась.

– Дача, так дача. Я скоро буду.

Машина вырвалась за черту города и помчалась по трассе. Вскоре, показались крыши дачного посёлка, и скорость пришлось сбросить. Привычно вписавшись в знакомый проулок, Юля остановила машину возле калитки маминой дачи. Мама успела поставить в духовку пирог и заварила чай со смородиновыми листьями. По дому распространился аромат смородины. Стало уютно и тепло, как в детстве. Мама посмотрела в глаза дочери.

– Что-то случилось? Не обманывай. Я же вижу.

– Да, ничего особенного. Просто, одиноко мне как-то. Раньше, такая жизнь вполне

устраивала, а, сейчас, выть хочется.

– Замуж тебе пора. Сколько можно в старых девах ходить? Бизнес бизнесом, а всех денег

не заработаешь. Да и счастье ни за какие деньги не купишь.

В груди стало оттаивать и, неожиданно для себя, она рассказала матери про Макса. Мама слушала молча, не перебивая, а, когда Юля выговорилась, прижала к своей груди и погладила по голове.

– Это ты, доченька, по настоящему чувству истосковалась. Только не торопись, разберись

в себе сначала. А то, что он таксист, а не бизнесмен какой, не мне тебе рассказывать, что среди богатых редко настоящие встречаются. Деньги людей портят.

На душе стало легко, и Юлька поднялась на ноги.

– Пойду, прогуляюсь. Давно здесь не была.

Она вышла из дома и пошла по улице. Где-то здесь тоже живёт Максим. Юльке вдруг очень захотелось его увидеть. Сигареты закончились, и Юля свернула к магазину. У входа она столкнулась с помятым нетрезвым типом, лицо которого показалось ей знакомым. Да это же тот автомеханик, который тогда на трассе смотрел её машину по просьбе Макса!

– Миша, – неожиданно для себя позвала его Юля, – Вы знаете, где Максим живёт?

– Какой Максим? А-а, Макс? А тебе зачем?

– Он мне нужен. – замялась было Юля, но, тут же, нашлась – Мне такси нужно.

– Макс болеет. На конечной много кто таксует.

– Нет, мне Максим нужен.

– Возьмёшь пузырь, отведу к нему.

Юлька купила Михе бутылку водки и пошла за своим провожатым, удивляясь своей решительности и не понимая, зачем ей это надо. Идти оказалось недалеко, и, вскоре, они остановились возле небольшого домика. Миха махнул рукой на калитку и поспешил прочь. Уж очень не терпелось открыть бутылку этой, на халяву доставшейся ему водки. Юля толкнула калитку и подошла к двери дома. В душе боролись два чувства. Ей хотелось увидеть Максима и, одновременно, хотелось развернуться и уйти на мамину кухню к горячему пирогу, уюту и запаху смородины. «Дура. Что я делаю?» – подумала Юлька, открывая дверь.

Макс, уже, два дня не вставал с постели. Температура под сорок не спадала, голова гудела как колокол и раскалывалась от боли. Все суставы ломило, особенно, те, что были вывернуты, когда его протащило взрывной волной по бетонке. Периодически, он впадал в забытьё и опять попадал туда, на войну. Они снова проводили зачистку в том проклятом ауле. Внимательно оглядываясь по сторонам, медленно передвигались от дома к дому. На соседней улице раздались торопливые выстрелы, рванула граната, и всё стихло. Макс поднял голову и оцепенел. Из окна дома в него целился бородатый человек. Зрачок автомата заглянул прямо в душу. Сердце подпрыгнуло в груди и оборвалось куда-то вниз. «Вот и всё» – подумалось Максиму. Он закричал от страха и открыл глаза. Что-то холодное на лбу вывело его из забытья. Макс попытался сесть, но чьи-то руки удержали его. Над головой склонилось лицо Юлии. «Так я ещё сплю» – подумал Максим – «Ну что же, сон хороший. Всё приятнее, чем Татаринов».