Глава 1

Распахнув дверь своего кабинета, старший оперуполномоченный главка Лев Гуров услышал сзади чьи-то торопливые шаги.

– Лев Иванович, минуточку! – услышал он голос судмедэксперта Дроздова. – Очень кстати вас увидел. Вот, возьмите последние результаты. Ваши предположения оказались верны – кровь в салоне «десятки» абсолютно идентична той, что была на ручке ножа.

– Замечательно… – кивком поблагодарив Дроздова, констатировал Гуров. – Теперь на этом деле можно ставить точку.

Он с утра пребывал в наипрекраснейшем расположении духа. Сегодня ему все удавалось, концы вязались с концами, еще с ночи установилась замечательная, ясная погода, сменив недавнюю двухнедельную слякоть… А теперь, получив результаты экспертизы, он мог завершить дело о таинственном исчезновении жены крупного коммерсанта, которая, как теперь следовало думать, никуда не исчезала, а была убита собственным мужем в ходе семейной ссоры. И завтра (а может, даже и сегодня!) они со Стасом едут на долгожданную рыбалку.

Сев за стол, он небрежно перелистал бумаги, подшитые в скоросшивателе. Неожиданно подумалось, что этот тихий, рутинный, уже до крайности надоевший ему шелест бумаги для кого-то может звучать чем-то наподобие скрипа тюремной двери. Ведь каждая бумажка в деле для одних была спасательным кругом, а для других – тяжкими веригами, тянущими на дно многолетней отсидки…

Его философские размышления прервал грохот входной двери, распахнутой настежь. В кабинет, как в цитадель захваченной крепости, совсем не по-полковничьи ворвался Станислав Крячко. Легкомысленно крутанувшись на одной ноге, оперуполномоченный главка лихо отбил чечетку и, подбоченясь, провозгласил:

– Лева, салют! Ну что, сегодня завершаем? Что так хитро ухмыляешься? Как там наш Дроздов-с? Что-нибудь высидел в своем закутке?

– Да, результаты уже готовы, акт он занес… – Гуров кивнул, указав на скоросшиватель. – А что это ты такой радостный?

– Ну как это – что?!! – Станислав раскинул руки, словно хотел обнять весь мир. – За пару часов спихиваем этот воз и сразу же после обеда – на рыбалку! По-моему, вполне реально. Мы честно отбарабанили неделю, причем, почти круглосуточно мотаясь по Москве и пригородам, успешно завершили дело и поэтому имеем полное право, заметь – конституционное! – на последующий отдых.

– Идея, конечно, люкс. – Лев сдержанно кивнул. – Но, сам же знаешь: мы – полагаем, а Петр – располагает. Как острят студенты: не говори гопкинс, пока не перепрыггинс.

– Ты считаешь, выходные он может обломить?!! – Стас взъерошился, как кот, которому по усам поводили куском колбасы и тут же спрятали ее в холодильник. – Да я тогда…

– Да ничего ты тогда… – отмахнулся Гуров. – Я, кстати, тоже. Почему? Ну а если, например, где-то что-то стряслось из ряда вон? Повесят на нас – ахнуть не успеешь. То-то же. Тут молиться надо, чтобы в ближайшие два дня ни одна зараза не сотворила чего-нибудь громкого, заказного или крупномасштабного. А остальное – будь уверен – приложится. Ну вот, а это, похоже, по нашу душу, – указал он на телефон, издавший требовательный звонок.

– Лев Иванович, Станислав при тебе? – с многозначительными интонациями поинтересовался генерал-лейтенант Орлов. – Отлично. Оба ко мне давайте.

– Что, звонил по поводу завершения этого дела? – Голос Стаса звучал с надеждой, но при этом кисло и безрадостно.

– Скорее всего, нет. – Гуров со вздохом развел руками. – Он про него даже не спросил. А раз меня назвал по отчеству, значит, в кабинете есть кто-то посторонний, откуда следует: готовь шею под следующий хомут.

– Да хрен я соглашусь! – сердито буркнул Стас, направляясь к двери.

– Я, пожалуй, тоже побрыкаюсь для приличия… – иронично сообщил Лев. – Ты заметил, за последние годы у нас уже как бы выработался некий ритуал: Петр навязывает нам дела – по большей части самые глухие висяки. Мы, что тоже уже стало традицией, долго и упорно от них отказываемся, упираемся, после чего все равно даем согласие.

– А ты что предлагаешь? – с ехидцей прищурился Крячко. – Соглашаться со всем, что бы он нам ни подсунул, без малейших возражений?

– Ни в коем случае! – Гуров решительно махнул рукой. – Если со всем соглашаться, на нас завтра же начнут возить воду. Брыкаться, но помнить: все равно от хомута никуда не денешься. Судьба…

Войдя в кабинет начальника главка генерал-лейтенанта Петра Орлова, Гуров еще с порога увидел сидящую напротив хозяина кабинета незнакомую пожилую женщину. Гостья Орлова, судя по одежде, приехала откуда-то издалека. Она о чем-то горестно рассказывала Петру, то и дело промокая уголки глаз носовым платочком. Ответив на приветствие оперов, Орлов пояснил своей посетительнице:

– А это и есть наши лучшие оперативные работники – Лев Иванович Гуров и Станислав Васильевич Крячко.

Подумав одновременно об одном и том же, опера коротко переглянулись. Петр уловил это движение и подтверждающе кивнул.

– Да, коллеги, вы поняли совершенно правильно: есть чрезвычайно важное, неотложное дело. Кстати, Лев Иванович, что это у тебя там? Дело, которое вы уже завершили? Отлично! Давай я заберу. Да вы присаживайтесь, присаживайтесь. Так вот, коллеги, ко мне на прием пришла Валентина Георгиевна Балова, жительница села Трофимовка, которое находится в солнечном Заволжье. У нее большое горе – неизвестные убили ее мужа, механизатора Алексея Степановича Балова, и его звеньевого Дмитрия Хомякова. Случилось это при весьма загадочных обстоятельствах.

Опера снова переглянулись – для главка ли эта пусть и драматичная, но в целом весьма заурядная история? Мало ли случается подобных смертей в провинции, расследование причин которых по плечу обычному райотделу?

– Я прошу меня извинить, что отнимаю время у занятых людей… – робко комкая в руках платок, тихо заговорила женщина. – Но я прошу-то о чем: может, хоть вы усовестите нашу местную милицию? Ну совсем ни на что не обращают внимания. Вот, убили моего Степаныча и Димку… Их в упор застрелили. А милицейские приехали и объявили, что это они сами друг друга. Мол, не поделили чего-то… Так убиты они пулями вроде из пистолета. А откуда могут быть пистолеты у моего и Димки? Ну, у Димки-то ружье охотничье есть. Но это же совсем другое!

– А сколько ранений было у каждого из убитых? – уточнил Орлов.

– Да всего по одному. Моему стреляли прямо в сердце, Димке – в голову… – снова промокая глаза, внезапно севшим голосом сказала женщина, горестно качая головой.

– Сами-то вы как считаете, кто и за что мог их убить? – после некоторого молчания негромко спросил Гуров.

– Даже не знаю… Что мой, что Димка – люди простые, никакими темными делами никогда не занимались, со всякими криминалами не связывались. Денег у нас или драгоценностей – никаких. Ума не приложу – кому и зачем понадобилось их убивать?

– Но если местная милиция по непонятным причинам старается замять это дело, хотя картина убийства очевидна, может быть, у механизаторов был конфликт с кем-то из местных «крутых»?

– Ой, господи!.. – Женщина сокрушенно покачала головой. – Да наши местные прикрывают все, что бы ни случилось. Им главное, чтобы лишний раз не напрягаться. Вот у нас на Новый год, утром первого числа, на речке, на льду, нашли местную девчонку. Раздета до нитки, вся в синяках, под головой – лужа мерзлой крови. Видно же, что и избили ее, и изнасиловали, и горло перерезали. Даже называли тех, кто это сделал. Она встречала Новый год в компании с молодежью, а там был один, месяц как из тюрьмы вышел. Он ее пошел провожать, а на другой день из деревни скрылся. И что бы вы думали? Признали, будто перепила, сама на льду разделась и замерзла. Да она девчонка-то скромная, пьяной ее никто никогда не видел…

– А что же ее родители? – На лбу Петра залегли глубокие складки.

– Да что с них взять-то? Алкаши… Милицейские их припугнули, чтобы не мешали им праздник справлять, родня того тюремщика ящик водки дала поминать. Они и успокоились. А месяца два назад, перед самой уборочной, в леске парня повесили. Такой работящий, веселый был, жениться собирался. Пошел на рыбалку, там за лесом озеро есть, и не вернулся. Уже на другой день его нашли. Висел на дереве, на пластмассовом шпагате, которым тюки соломенные вяжут. Милицейские написали: самоубийство. А там рядом – место чьей-то гулянки: кострище, объедки, банки из-под заграничной консервы, бутылки коньячные, трусы девчачьи рваные, резинки эти срамные… И следы какой-то машины, широкие такие.

– Но, может быть, он и в самом деле повесился? – уточнил Станислав.

– А с чего бы тогда на его руках, вот здесь и здесь, – женщина указала себе на запястья, – вся кожа была содрана и рот был заткнут рукавом его же собственной рубашки? Дураку понятно, что руки ему таким же шпагатом связали и повесили. Он же вырывался, жить же как ему хотелось – совсем молодой ведь парень, только весной из армии вернулся… Его отец и мать куда только ни бились, куда ни стучались – без толку. И в область ездили, и в Москву писали… Отовсюду один ответ: следствием установлен факт самоубийства. Да до Москвы-то, поди, их письма и не дошли – у нас же в районе их и перехватили.

– А область? – тягостно вздохнул Орлов.

– Да все у нас там одной веревочкой повязано. Считай, всю семью супостаты сгубили – мать чуть жива лежит, отец запил беспробудно… Все, нет семьи.

– Да, ситуация, однако… – хмуро подытожил Петр. – Но вернемся к убийству вашего мужа и его звеньевого. Вы сказали, что в деревне ходила болтовня про какие-то сокровища. Об этом можно чуть подробнее?

– Да это третий из ихнего же звена, Венька Злохин, болтанул, будто мой Степаныч и Димка нашли на Ковыльном – это у нас так холм называется – какую-то старинную драгоценность и решили ее втихую продать. Ну а покупатели их и убили, чтобы денег не платить.

– Хм… А что, на этом Ковыльном и в самом деле могут находиться драгоценности? – недоверчиво прищурился Гуров.

– Не знаю… Но у нас издавна рассказывают о том, что под Ковыльным похоронен какой-то скифский царь и в его могиле – несметные сокровища. Эти вот, ученые, что могилы изучают, кажись, даже раза два приезжали, но ничего не нашли. И кроме них, какие-то небритые приезжали, все миноискателями шарили. Но тоже вроде уехали ни с чем. Вот я и не знаю, могло ли такое быть, или это Венька от нечего делать свой язык чесал.

– А вы последнее время ничего странного за мужем не замечали? Вдруг пришел с работы какой-то не такой, как обычно, или вдруг сказал что-то вам непонятное? – потерев ухо, спросил Крячко.

– Да… Как сказать?.. – Женщина растерянно пожала плечами. – Ну вот, недели полторы назад… Да, уже дней тому десять или двенадцать он вернулся с работы, как и обычно. За полночь пошел в баню – я ему еще с вечера истопила. Утром стала забирать вчерашнюю рубашку в стирку, гляжу, а на ней кое-где болотная ряска прилипла. Откуда, почему – непонятно. Хотела вечером расспросить, да так и забыла. А дня за два до того, как это все случилось, спросила его, сколько же им начисляют за тонну намолота. А он отмахнулся и сказал, что, дескать, незачем считать эти копейки. Скоро он столько может отхватить – ахнешь! Если, мол, все благополучно обойдется, осенью обязательно поедем в Сочи.

– А почему именно в Сочи? – удивился Станислав.

– Да это в семье у нас так прижилось. Уж вроде того, если и ехать куда, так только в Сочи.

– Это у вас как бы символ роскоши, – понимающе кивнул Орлов.

– Ну, наподобие… Хотя за всю жизнь так нигде и не побывали – то работа, то дети, то хозяйство. А теперь вот Степаныча не стало… В навозе всю жизнь прожили, в навозе и помрем… – Женщина обреченно вздохнула. – Ладно уж, извините, что время у вас заняла. Спасибо, что хоть выслушать согласились…

Попрощавшись, женщина вышла из кабинета. Воцарилась тишина.

– Ну что, мужики, – вопрошающе глядя на оперов, Петр хитро прищурился, – может, кто-то сам изъявит желание взяться? Лев, ты как?

– Горю желанием, – удрученно рассмеялся Гуров. – Ты ж обещал нам два дня выходных. А теперь из одного хомута с ходу перепрягаешь в другой.

– А что скажет Стас? – разочарованно вздохнул Орлов, обратив свой взор на развалившегося в кресле Крячко.

– С Левой полностью солидарен, – флегматично ответил тот, глядя в потолок. – И вообще, почему бы не поручить это дело, например, Свиридову? Человек, прямо скажем, заскучал в стойле. Пора выходить на оперативный простор.

– С чего это ты взял? – Петр недоуменно выпятил нижнюю губу. – Кто тебе сказал, что Свиридов не загружен работой?

– Сорока на хвосте принесла… – ехидно уведомил Крячко. – Я, конечно, сочувствую… как ее? А! Валентине Георгиевне. Но неужели ты и в самом деле считаешь это дело особо важным?

– Да, я подозреваю, что эта история весьма неординарная, что здесь и впрямь могут быть замешаны какие-то огромные ценности. – Орлов устало потер виски. – За это дело взяться надо. Понимаете? Надо.

– Ну, я бы взялся. – Лев отрешенно махнул рукой. – Но при условии, что хотя бы сегодня и завтра у нас выходные.

– Лева, уже и так потеряна уйма времени! – патетически воскликнул Орлов, всплеснув руками. – Ты же сам прекрасно знаешь – каждый час промедления означает упущенные следы и улики.