– Как тебе сказать, Лева? – Мария театрально развела руки в стороны и тут же вновь сложила их на манер примерной первоклассницы. – Я – актриса. Понимаешь, что это значит?
– Не совсем, – признался Гуров. – Поясни.
Он видел, что супруга чувствует себя крайне неловко, сидя с ним за одним обеденным столом лицом к лицу. И догадывался почему. В подобной ипостаси Мария Строева наблюдала своего мужа впервые. Любящий, внимательный и обходительный, он никогда не делился с ней своими проблемами на работе. Даже в те моменты, когда был особо загружен и пребывал в мрачном настроении. А теперь его работа невольно соприкоснулась с ее. И Мария видела перед собой сыщика. Серьезного, делового и сосредоточенного на интересующем его вопросе. Профессионала до мозга костей.
– Я хочу сказать, что я – человек творческий. И в первую очередь меня интересует именно творчество. Я не соприкасаюсь ни с административными, ни с хозяйственными, ни с какими-либо еще делами театра. Вот если бы ты попросил меня рассказать о ком-нибудь из актеров, например, или о режиссерах – это один вопрос... Даже о Реджаковском...
– Кто это? – прервал жену Гуров.
– Реджаковский? Это наш художественный руководитель. Будем так говорить, второй по значимости человек в театре. После Равца. На нем держится вся творческая часть...
Мария хотела добавить к этим словам еще что-то, но Гуров снова перебил ее. Пустые разглагольствования на театральные темы, к которым жена имела немалую склонность и которые в любой другой момент полковник выслушал бы с неподдельным участием и понимаем, сейчас его мало интересовали.
– Второй человек, говоришь? – переспросил он. – А теперь что же получается, Маша? После гибели Равца он автоматически становится первым?
– Нет. Конечно, нет, Лева, – Строева смешно сморщилась. – Неужели ты совсем в этом не разбираешься? Я столько рассказывала тебе... Ты меня не слушал?
– Ну что ты. Слушал, разумеется. Просто запамятовал, наверное, – полковник улыбнулся.
– Эх, ты! А еще сыщик! – Мария вернулась в присущее ей жизнерадостное состояние, и напряжение в разговоре спало. – Хорошо, я расскажу тебе все еще раз, если хочешь. Второй человек – это условно. Под Реджаковским, как я сказала, только творческая часть. И ничего больше. Четкое разделение функций, Лева. Он никогда не потянет того, чем занимался Равец. Да и не собирается этого делать. Понимаешь? Для этого есть другие люди. Как бы это поточнее выразиться?.. Более приземленные, что ли. А Реджаковский... Он человек искусства. Он весь в себе. Он парит. Только в последнее время его, конечно, заносит не туда...
– Как это?
Гуров привычно потянулся к карману за сигаретами, но в последний момент передумал и положил руку на стол. В присутствии жены полковник старался курить по минимуму. Насколько это было возможно.
– Стар он уже стал, – откровенно поделилась своими мыслями Строева. – Маразматичен... В высоком смысле этого слова...
– А у этого слова бывает и такой смысл? – с улыбкой поинтересовался Гуров.
– В нашей среде бывает. Отсюда у Геннадия Афанасьевича и все проблемы. И лишнего стал закладывать за воротник, и вечные дрязги с администрацией.
– И с Равцом?
– В первую очередь с Равцом.
– А вот с этого момента поподробнее, – попросил полковник. – На чем основывались эти его дрязги с Равцом?
Мария непринужденно рассмеялась, и это слегка смутило супруга.
– Да нечего тут рассказывать поподробнее, Лева, – она подалась вперед и игриво подмигнула. – Ты прямо как ребенок! Обычное в театральной среде дело. Равец худруку то смету зарежет, то спектакль, которым тот особо гордился, из репертуара выведет, то какой-нибудь репетиционный процесс приостановит. Вот тебе и причины для конфликтов.
– А почему он так делал? – мрачно спросил Гуров, понимая, что разобраться в специфике работы театра будет для него не так уж и просто, как казалось на первый взгляд. – Я имею в виду Равца.
– Потому что его как раз в первую очередь интересует не искусство, а деньги, – пояснила Мария. – В театрах всегда так. Мы думаем, что несем людям прекрасное, доброе, вечное, а для стоящего во главе театра руководства – это не более чем бизнес...
Она замолчала.
– Ясно, – протянул полковник. – Ясно, что ничего не ясно. Ну, хорошо. А что ты можешь рассказать мне о самом Равце? Что он был за человек? По жизни?
Мария поднялась из-за стола и стала неторопливо собирать оставшуюся после обеда посуду. Пустила воду в раковину. Гуров смотрел ей в спину. Некоторое время тишину нарушал только звук льющейся воды, а затем жена, обдумав что-то, заговорила:
– О том, что он был «голубой», я думаю, тебе уже известно? Так? В театре эта тема очень долго и очень часто муссировалась. Равец не гнушался принимать у себя в кабинете бойфрендов. К нему часто кто-нибудь приходил, и, глядя на этих молодых людей, сразу становилось понятным, какой они сексуальной ориентации. Все было написано на лицах. Да, и не только на них. Манера поведения, жесты, голос... Они уходили в кабинет Равца, и что там происходило на самом деле, никто, конечно, не знал... Тебе нужны слухи? – Мария повернула голову.
– Нет, слухи передавать не надо, – решительно отказался Гуров. – Я уже догадался, о чем они. Лучше скажи, насколько они соответствуют действительности.
– Откуда мне знать? Я свечку не держала.
– А ты знаешь кого-нибудь из тех, кто приходил к Равцу?
– Лично нет. Преимущественно это были его старые друзья. Школьные, министерские... И так называемые спонсоры. Готова даже предположить, что некоторые из них в действительности и являлись спонсорами. И если не для театра, то лично для Равца – точно, – Мария больше не поворачивалась лицом к мужу. Откинув назад волосы, она взяла мягкую губку и принялась мыть посуду. – Что еще тебе про него сказать? То, что он любил деньги, я уже сказала...
– Какие отношения у него были с Михайловым? – спросил Гуров.
– С Виктором Максимовичем? Как это ни странно, чисто деловые. Хотя, может быть, когда-то раньше... Я не знаю, Лева. Опять же не хочу повторять ту грязь, которую постоянно говорят про людей наши сотрудники. Михайлов – сам по себе человек ничего. С ним можно ладить. Равец, тот пожестче был. Но я повторяю, Лева, я – актриса, и мне редко приходилось общаться с кем-то из администрации. Постольку-поскольку...
– Михайлов автоматически идет на место Равца?
Гуров все-таки не выдержал и пристроил во рту сигарету. Щелкнул зажигалкой. Сизый дым тоненькой струйкой потянулся к потолку.
– Это будет решать министерство, – вымытую посуду Мария тщательно вытирала и по заведенной привычке складывала сразу в шкафчик. – Но если у них не будет более подходящей кандидатуры, они, конечно, поставят Михайлова. Во всяком случае, временно исполняющим обязанности. А ты что, его подозреваешь?
– Пока нет, милая, – Гуров взглянул на часы и поднялся из-за стола. – Спасибо тебе за информацию. Если что-то понадобится, я снова обращусь к тебе.
– Всегда пожалуйста, – Мария выключила воду и обернулась: – Ты уезжаешь?
– Да. Пора. Кстати, я еду к тебе в театр. Тебе не нужно на работу?
– Репетиционный процесс остановлен. У меня только вечером спектакль.
Гуров переложил сигарету в левую руку, подошел к жене, нежно обнял ее и поцеловал в щеку. Затем вышел из кухни, на ходу застегивая пуговицы пиджака.
– Проводишь, Мусь? – крикнул он из коридора супруге.
– Я тут, милый. Зачем спрашиваешь, как будто может быть другой ответ.
Гуров наклонился, чтобы завязать шнурки ботинок, и не видел, что жена стоит рядом в коридоре, прислонившись к платяному шкафу.
– Скажи, а ты, случаем, не знаешь, где живет этот ваш... Реджаковский?
– Худрук? Точно не знаю, но, кажется, где-то рядом с театром. Если я не ошибаюсь, его дом примыкает к театральному парку. Но лучше уточнить. Хочешь, я позвоню в отдел кадров?
– Да нет, не стоит. Я сам.
– Хорошо, как скажешь, – Мария подошла к мужу и еще раз поцеловала его на прощание.
В подъезде, спускаясь по лестнице, полковник набрал номер телефона Крячко.
– Ты где?
– Я-то на работе, а вот ты где?
– Ну, хватит, Стас. Ты что делаешь? – Гуров был явно не расположен к шутливому тону, однако напарника это нисколько не смущало.
– Рисую.
– Понял. Что, уже готово?
– Да, Лева, все готово. Фоторобот составлен. Он у меня. Один экземпляр у тебя на столе. Весьма миленькое личико, ты знаешь...
– Показывал кому-нибудь?
– Помилуй, Лев Иванович, – взмолился Крячко. – Я еще даже не обедал...
– Подожди, Стас, появилась одна маленькая зацепочка. – Гуров вышел во двор и двинулся в направлении парковки, где он оставил свой «Пежо». – Некий Реджаковский. Тебе не встречалась эта фамилия?
– Нет. Кто он такой?
– Второй после директора руководитель. У них с Равцом было паритетное якобы руководство. Как на производстве. Есть генеральный директор, а есть технический. Мне жена сказала, что у этого Реджаковского были постоянные трения с директором. Я хочу сейчас поехать в театр. Ты готов?
– Да, но только после того, как поем.
– Я заеду за тобой в управление. Будь готов.
– Понял. Идет.
Гуров сел за руль своего автомобиля и менее чем через полчаса прибыл в управление. В кабинете еще сохранялся аромат копченой курицы и свежих огурцов. Крячко, сидя за своим столом, наливал в кофейную чашку кипяток.
– Сколько можно есть? – Гурова искренне удивляла способность напарника растягивать удовольствие от вкушаемой пищи.
– Ты будешь? – Станислав кивком показал на пластиковые контейнеры с курицей и салатом, расставленные на столе.
– Я из дома.
– Ладно, не унижай. Столовская пища, между прочим, за неимением другого – тоже ничего. Не дает двинуть коньки.
– Мы едем? Или ты еще десерт будешь? Кофе там, пирожные...
– От десерта не откажусь.
– Стас, умоляю тебя, может, в машине доешь?
– Ладно, ладно. – Крячко взял со стола целлофановый пакетик с печеньем и, аккуратно скрутив жгутом верх пакетика, приготовился выйти из кабинета. – Хочешь, тебя тоже угощу. Печенье «суворовское».
– Пошли, – Гуров подошел к рабочему столу и взял только что составленный коллегами фоторобот.
– Слушай, с нами Васютин хотел ехать. У него копии портретов. Сейчас я за ним схожу.
– Я спускаюсь вниз, встречаемся в машине, – бросил Гуров и вслед за Крячко вышел из комнаты.
На лестнице парадного крыльца Крячко с майором милиции Евгением Васютиным догнали Гурова.
– Спасибо, Лев Иванович, что взяли с собой. Вы уже видели, какой портрет получился? – Васютин продемонстрировал полковнику увесистую пачку копий листов с черно-белым изображением мужского лица. – Свидетели говорят, получилось один в один.
– Ты нам дашь парочку? – спросил Крячко, усаживаясь на переднее пассажирское кресло в автомобиле.
– Держите. – Васютин протянул полковнику несколько копий.
– А ты зачем в театр, Жень? – поинтересовался Гуров.
– Я как раз с портретом хочу поработать. Поговорю с людьми. Уже можно будет кому-то на опознание оставить. А вдруг кто его опознает? Если этот человек часто приходил... А тем более, если он спонсор театра...
– Скажи, а ты опрашивал сегодня свидетелей? – Гурову было хорошо видно в зеркало заднего вида лицо майора. Васютин кивнул.
– Что собой представляет Реджаковский?
О проекте
О подписке